Это были мы (СИ) - "Soul-keeper / Mr. Keeper"

Тишина его устраивала, и до недавнего момента он жил, наслаждаясь ею.

До тех пор, пока не появилась эта девушка.

Из-под узкой столешницы была видна коленка и тёмное пятнышко йода на ней: Хоук сложила ногу на ногу и так и не опустила штанины.

После тишины пришел хаос. Он пил кофе и сосредоточенно хмурил брови, подергивая пяткой в носке, который был слишком велик и оттого смешно топорщился на щиколотке.

― И вы всю ночь провели на улице? ― подытожил Себастьян, так и не прекращая хмуриться.

― Угу, ― Мариан кивнула и вдруг смешно хрюкнула в чашку.

Фенрис не выдержал и отвернулся. Улыбаться при ней выходило так естественно, что даже перестало удивлять.

― Не вижу ничего смешного. Я бы сказал, что вы как дети… Но вы ведь уже не дети, не так ли? ― сосед встал из-за стола и, покачав головой, направился в свою комнату.

― В наше время по ночам гуляют одни бандиты и проститутки, ― передразнив интонацию Себастьяна, продекламировала Мариан.

Фенрис улыбнулся и прикрыл рот, чтобы скрыть зевоту. Всю ночь плохо спалось, он с трудом уместился на маленьком двухместном диване в гостиной. Тело ломило, но парень старался не обращать на эту мелочь никакого внимания. Чувство ни с чем не сравнимого восторга захватило его, словно в водоворот. Рядом с Хоук это случалось все чаще, и день ото дня, он замечал, что она влечет его не только как симпатичная девушка.

Он мало разбирался в женской внешности.

Больше всего в Мариан восхищало то, чего он никогда не имел. Открытость. Искренность. Возможность говорить, когда хочется и что хочется.

Её искренний смех, ребяческое озорство и то, как она трясет ногой в этом слишком большом носке. Его одежда была ей чуть велика, становились видны очертания худеньких плеч и грудь, без лифчика…

Фенрис почувствовал, что краснеет.

― Совсем забыла! ― Хоук стукнула чашкой об стол и резко встала. ― Изабелла меня, наверное, обыскалась! ― с этими словами она скрылась в его комнате.

Фенрис тихонько выругался, а затем собрал со стола грязную посуду. Возле раковины его настигло осознание того, что он все еще думает об одежде, которую одолжил Мариан. Думает о том, как она выглядит в ней.

За приоткрытой дверью послышался возбужденный голос Хоук. Громко смеясь, она пересказывала подруге все их вчерашние приключения.

Фенрис выглянул в коридор и увидел, как девушка ходит взад-вперед по комнате, накручивая его футболку на палец. При этом жесте она задиралась, оголяя живот.

Он вдруг вспомнил вчерашнюю ночь, и собственные руки, блуждающие по её спине.

В горле всё пересохло.

― Ты же не против прогуляться? ― Хоук открыла дверь и повисла на ручке, с телефоном, прижатым к уху.

Парень вздрогнул и кивнул. Он боялся, что Мариан каким-то образом прочтет его мысли и подумает плохо: его раздражала эта странная беспомощность.

Что особенного было в этой девушке?

Он видел разных, но еще ни одной не удавалось подобраться к нему близко, увидеть так много и при этом улыбаться так искренне и естественно…

Парень налил себе чистой воды из графина.

― Я тебе перезвоню, ― Хоук закрыла дверь и нарочито громко крикнула, ― не входить, я переодеваюсь!

Фенрис поперхнулся. Отчего-то стало смешно: Мариан будто специально игнорировала присутствие в квартире кого-то третьего.

Себастьян заперся в своей комнате, и парень знал, что когда они останутся наедине, придется выслушать длинную проповедь. Возможно, она будет касаться не только опасности нахождения на улице ночью…

― Я готова! ― Хоук появилась в проёме кухни, растрепанная, в черном коротком платьице и босоножках.

― Куда ты хочешь пойти? ― Фенрис накинул толстовку и шапку, отмечая, что Мариан при этом немного нахмурилась.

― Пойдем в парк, ― она никак не прокомментировала его поступка, хотя парень ожидал, что она в очередной раз стянет с него головной убор.

― А что в парке? ― спросил он, пропуская её перед собой и запирая квартиру.

― Выходной! ― довольно заявила она и побежала по лестнице.

На улице стояла жара: на чистом, без единого облачка небе, светило яркое весеннее солнце. Листья на деревьях уже начали распускаться, вовсю чирикали птицы, местная жительница поливала цветы в клумбах возле подъезда. Часть воды стекала на асфальт, образуя причудливые узоры.

Фенрис шел немного позади Мариан, по привычке уставившись себе под ноги. Пахло цветами и булочками с корицей. Кто-то из жильцов нижних этажей настежь распахнул окна, и, кажется, запах выпечки исходил оттуда.

Он никогда не был в парке в такое время. Хоук оказалась права, здесь действительно был выходной. На центральной аллее открылась небольшая ярмарка, в шатрах разместились лавки с разнообразной снедью и сувенирами, на детской площадке выступали какие-то фокусники, и дети носились вокруг них, как угорелые, восторженно вереща и тыкая пальцами в очередной волшебный трюк.

Лавочки вдоль дороги были заняты пожилыми людьми, молодые пары отдыхали под деревьями: кто-то устроил пикник, кто-то читал или играл в настольные игры.

Идиллическая атмосфера отдыха и спокойствия передалась и Фенрису, он читал о подобном в книгах, но никогда не видел воочию. Хоук изредка оборачивалась и улыбалась ему: каждая подобная улыбка словно растапливала в груди целую глыбу льда.

Они прошлись вдоль палаток с сувенирами, парень задержался возле шатра с игрушками ручной работы.

― Сними её, ― Хоук подергала его за рукав.

― Нет, ― отрезал он, стараясь, чтобы это слово прозвучало как можно более тактично.

― Фенрис… ― заныла Мариан, ― ну что мне сделать, чтобы ты не чувствовал себя неуютно?

― Мне вполне уютно.

― Жара ведь! Смотри, все ходят раздетые. Ты привлекаешь больше внимания в таком виде!

Парень неприятно поёжился. Если бы она знала, что он чувствовал… При мысли о том, что окружающие увидят его болезнь… При мысли, которую денно и нощно вдалбливали в голову, изгоняя все остальное.

Он урод, и всегда будет таким. Ничего не изменится.

― Иди сюда! ― Хоук уже убежала вперед и звала его к каким-то девушкам.

Они расположились под деревьями, и, судя по всему, рисовали вид из парка на залив. Одна из них ходила вокруг холста, закрепленного на чём-то, напоминающем стоящий на треноге ящик.

Другая только устанавливала возле себя похожую конструкцию.

Мариан что-то сказала, и девушка, кивая головой, передала ей деревянную палитру с красками.

― Вот! ― торжественно заявила Мариан, отойдя от художницы.

― Что – вот? ― недоуменно переспросил парень.

― Ты снимаешь шапку и толстовку. А взамен можешь что-нибудь нарисовать мне на лице!

― Нарисовать??

― Что угодно! ― Хоук засмеялась.

Фенрис посмотрел на краски, причудливо смешанные на дощечке. Хоук улыбалась так, словно в том, что она предложила, не было ничегошеньки странного.

― Ты думаешь, людям не все равно, как ты выглядишь, Фенрис? ― улыбаясь, спросила она. И не давая ему шанса на ответ, продолжила. ― Да, ты прав. Людям не все равно, ведь даже искусство только тем и занимается, что показывает, как мы выглядим. Отовсюду! С экранов телевизора, со страниц журналов или книг, с картин художников или с чьих-то сплетен и россказней. ― Она сделала небольшую паузу, а затем вдруг осторожно взяла его за руку. ― Дай сюда палец, ― с этими словами Хоук ткнула наугад и обмакнула его в красную краску. ― А теперь нарисуй у меня на лице что-нибудь.