Перебиты, поломаны крылья - Владимир Колычев

– Спасибо тебе, друг.

Андрей попрощался с ним и отправился по указанному адресу. После той услуги, которую оказал ему Володя, он уже не мог относиться к нему иначе, как к своему другу.

Борис Окулов жил на Первомайской улице, которая сейчас как нельзя лучше оправдывала свое название. Цветущие сады, теплый, благоухающий воздух – и на маевку на природу ехать никуда не надо, разбивай костер на зеленой травке и готовь на нем мясо.

Но никто бы не позволил Андрею жарить тут шашлыки. Дома здесь частные, и прилегающая к ним территория лишь на бумаге считается ничейной. А попробуй разведи здесь костер – собаку с привязи спустят, и не балуй… Да и не для того Андрей приехал сюда, чтобы природой наслаждаться. Его интересовал дом, где жил его недруг – и, скорее всего, не один, а с Катей.

Улица Первомайская. Знакомое название, подумал Андрей, осматривая солидных размеров дом из элитного бледно-оранжевого кирпича с коричневой черепичной крышей. Дом строили мастера своего дела – об этом свидетельствовало и качество кирпичной кладки, и то обстоятельство, что при постройке не пострадали высокие липы перед зданием и садовые деревья за ним. Выложенный тротуарной плиткой подъезд, стальные, автоматически открывающиеся ворота, метровая в диаметре спутниковая тарелка, сплит-система. Неплохо жил Окулов, очень неплохо.

Андрей не стал подъезжать близко к дому, хотел посигналить, но не решился. Он мог бы позвонить Кате на ее телефон, но и этого делать не стал. Решил подождать Окулова возле машины. В заборе перед калиткой был встроен глазок видеокамеры, так что рано или поздно незваный гость будет обнаружен.

Андрей вышел из машины, оперся спиной о закрытую дверцу, закурил. Прошла минута, две, пять, десять, а никто не выходил к нему. И хоть бы в одном окне шелохнулась занавесочка.

Он уже собрался уезжать, когда рядом остановилась мимо проезжавшая машина – черный «Гелендваген». Из автомобиля вышел немолодой уже и совсем седой мужчина, полный, с двойным подбородком, болезненный взгляд безмерно уставшего человека.

Мужчина выбрался из машины, подошел к Андрею, глянул на офицерские погоны, присмотрелся к эмблемам на кителе, к шеврону на рукаве.

– Вы, случайно, не из следственного изолятора? – спросил мужчина.

– И как вы угадали?

– Форма военная, а петлицы юстиции. И еще я знаю, что мой сын сегодня повздорил с офицером следственного изолятора.

– Повздорил, – кивнул Андрей. И уточнил: – Со мной.

– Значит, вы Бориса ждете?

– Жду. А, собственно, с кем я разговариваю?

– Извините, забыл представиться – Окулов Антон Борисович, отец Бориса, – назвался мужчина.

Но руки Андрею для знакомства не подал.

– Сына в честь своего отца назвали? – между прочим спросил Андрей.

– Да, в честь моего отца. Но это к делу не относится.

– А у нас что, какие-то дела с вами? – удивленно повел бровью Андрей.

– Вы же хотите поговорить с моим сыном. И я догадываюсь, о чем. Вы хотите, чтобы он забрал свое заявление.

– Я хочу, чтобы он не делал глупости. Ваш сын ведет себя настолько же нагло, насколько и глупо. Я его не бил, и он это знает. А то, что напраслину на меня возводит, так это боком ему может выйти. Завтра остановит его наряд милиции, а у него наркотики в кармане. Угадайте с трех раз, куда он после этого попадет?

– Угрожаете? – нахмурился Антон Борисович.

– Нет, предупреждаю.

– Поверьте, Борис сумеет постоять за себя.

– Где? В тюрьме? Сомневаюсь, – жестко усмехнулся Андрей. – Там ему деньги не помогут и связи тоже. Там только я смогу ему помочь. Если захочу… А я не захочу.

– Все-таки угрожаете.

– Нет, вразумляю. Вас вразумляю как отца непутевого сына…

– Да, я понимаю, он отбил у вас девушку, – недовольно поморщился Антон Борисович, – но это же не повод избивать его средь бела дня.

– Вы и это знаете? – удивился Андрей.

– А у моего сына от меня секретов нет… И от правосудия секретов тоже нет. Поверьте, мы сумеем найти на вас управу.

– Но я не бил вашего сына. Я всего лишь защищался. И он прекрасно это знает.

– Я этого не знаю.

– Значит, есть секреты между вами… В общем, вы бы поговорили с ним, убедили его, что глупо пытать судьбу на ровном месте. Я к нему не в претензии – пусть забирает себе и Катю, и заявление…

– Заявление он не заберет, – едва мотнул головой Окулов-старший. – Пока я его о том не попрошу, не заберет.

– Я с вами про Ивана, а вы мне про болвана. Я и прошу вас, чтобы вы с ним поговорили.

– Я с ним поговорю, но с одним условием.

– А это смотря какое условие.

– Давайте поговорим. Поехали ко мне домой. Я совсем рядом живу.

– Что, очень серьезный разговор?

– Очень.

При всей серьезности конфликта Андрей далек был от мысли, что Антон Борисович заманивает его к себе в дом, чтобы убить, отомстив за своего сына. К тому же ему интересно было побывать в доме человека, интерес к которому подстегивал долг родственный и служебный. Ведь он обязан был обеспечивать в оперативном плане следствие по делу Ильи Теплицына. Он должен был разрабатывать его в стенах следственного изолятора через агентов и меры принудительного воздействия, но раз уж подвернулся случай побывать в доме потерпевшей, почему бы не воспользоваться моментом. Хоть какую-то информацию получит.

Еще совсем недавно Андрей открещивался от предложения, которое пыталась навязать ему тетя Нила. Она говорила про Окулова, который пытался утопить Илью, просила Андрея посодействовать в розыске истинного убийцы. Но сейчас в дело об убийстве гражданки Окуловой добавился момент личной заинтересованности, поэтому Андрей был совсем не прочь заняться частным расследованием. Ему не нравился Окулов-отец, но еще больше возмущал его сынок. Уж не от них ли растут уши?..

Дом Антона Борисовича ничем не уступал по своим размерам особняку, в котором проживал его сын. Но высокие голубые ели, его окружавшие, выросли уже после того, как дом был построен. Лет двадцать дому, может, чуть меньше. Но крыша из металлочерепицы свежая, стеклопластик в окнах, сплиты, спутниковая тарелка. В цокольном этаже гараж на две машины с новыми автоматическими воротами, за домом новомодная альпийская горка с водопадиком в окружении хорошо ухоженного сада. Чувствовалось, что хозяин этого дома жил хорошо и в советские, и нынешние времена.

Вход в дом предваряла просторная утепленная веранда, где, судя по всему, в былые времена в летнюю пору настежь распахивались окна, накрывался стол, ставился самовар, хозяйка дома несла с кухни сочные пироги с малиной и смородиной. В былые времена… Что-то подсказывало Андрею, что времена эти закончились вместе с хозяйкой, и, возможно, даже не молодой, а той, которая была до нее.

В самом доме пахло новой мебелью из хорошего дерева, но при этом угадывался дух тоски и одиночества. В просторном каминном зале, куда провел Андрея хозяин дома, над большим аквариумом с золотыми рыбками в стену было вделано чучело головы и шеи оленя. Звенящая тишина в доме спровоцировала Андрея на потустороннюю хандру. В какой-то момент ему вдруг показалось, что мертвое животное смотрит на него живыми и грустными до смертной тоски глазами.

– Нравится? – спросил Окулов, любовно глянув на чучело.

– Как живой. Такое ощущение, что он сейчас наклонит голову и напьется из аквариума.

– Знаете, мне тоже так иногда кажется. Но вряд ли ему понравится вода. Видите ли, она морская.

– Что, с моря везут?

– Нет, конечно. Вода пресная, но специальные соли делают ее морской. И в ней могут жить морские рыбки тропического бассейна… Рыбки хоть и красивые, но глупые. А олень – животное умное и благородное. Смотришь на него, и жалость по сердцу дерет. Я ж этого олешку самолично, точно в лоб подстрелил еще в девяносто четвертом… А через год жена умерла… Как будто в наказанье мне… Закопать хотел голову, а потом подумал и оставил. Пусть вместе со мной живет, о моих грехах напоминает.

– И много за вами грехов?

– А мы разве на допросе? – удивленно и с насмешкой спросил Окулов.

– Извините, привычка.

– Но вы же не следователь.

– Нет, но розыскную работу веду, оперативно-розыскную.

– Да, я хотел спросить, какая у вас должность? Надеюсь, это не самая секретная информация.

– Не самая, но секретная.

– А все-таки?

– Вы сначала скажите мне, что вам от меня нужно?

Окулов ответил не сразу, размеренным, казалось бы, темпом, но явно на нервах он измерил шагами зал от двери до самого камина и только затем обернулся к Андрею.

– Скажите, вам больно было, когда вас бросила Катя?

– Это здесь при чем? – возмутился он.

– Я думаю, что больно. Мне кажется, вы уже смирились с ее потерей, но вам все равно больно. А ведь она ушла не навсегда, то есть к вам она уже, может, и не вернется, но она живет, пусть и с другим, но живет…

– И я не должен мешать ее счастью, вы это хотели сказать?