Победительница - Алексей Слаповский

Эти мысли меня ненадолго развлекли, потом пришлось зайти в вагон. Я забилась в угол, отвернувшись спиной, задержала дыхание, будто нырнула под воду. Но дышать приходится – и я делала это широким ртом. Вдруг мне показалось, что стало тише. Я повернулась и увидела, что в вагоне не так уж много людей. Наверное, была какая-то переходная станция и многие вышли. И тут у меня возникло какое-то странное ощущение. Вскоре я поняла, в чем дело. Я уже привыкла к взглядам на меня со всех сторон, потому что бывала только там, где меня все гарантированно знали. Я, в сущности, ни разу не попадала в такое вот общество анонимных простейших людей – но сама-то я оставалась не анонимной, меня они должны были узнать! Нет. Все, у кого на меня падал взгляд, смотрели спокойно. Оценивая, возможно, что там стоит красивая девушка, но не более того. Меня никто не узнал. Видимо, свершилось то, о чем предупреждал Павлик, – я уже не новость. Что ж, мне это даже понравилось.

По инерции меня все-таки еще иногда куда-то звали, я соглашалась редко и неохотно. Однажды на каком-то толпилище и шумилище я тоскливо слонялась и уже собиралась уйти, когда ко мне подошла девушка примерно моего возраста, одетая в модное и яркое, красивая, тонкая, с голубыми глазами, слегка подгорелая, тогда еще увлекались ультрафиолетом, хотя и знали, что он убийца кожи.

– Это правда, что у тебя аллергия на людей? – спросила она.

– Мы вообще-то незнакомы, – ответила я довольно сухо.

– Ну да, ты откуда-то из глубинки, у вас там, типа того, приличия? Разговариваете грамошно, книксенами приседаете? Ну ладно, Винда меня зовут, – она протянула руку. – Здороваться можешь? А то у тебя волдыри вскочат, я буду виновата.

– Могу, – сказала я, хоть и не любила здороваться за руку.

Ладошка Винды была сухой, теплой, приятной.

– Нравится? – спросила она, задержав свои пальцы в моих. – Будто без костей, правда? Суперрелакс. Хочешь, я тебя в одну минуту вылечу от твоей аллергии?

– Не уверена. Может, она мне нравится? – заметила я.

– Да ты еще и не дура! – удивилась Винда. – Мисс Тамбов, а надо же!

– Я не мисс Тамбов.

– Да знаю, шучу. Нет, правда, хочешь? Понимаешь, у меня та же фигня – с детства. Но не на людей, а на все вообще.

– Так разве бывает?

– Бывает. Генетический сбой. Может, я для Венеры родилась приспособленная или какой-то другой планеты. Короче, с детства на колесах.

– Ездишь куда-то лечиться?

– Колеса – таблетки. Порошки тоже всякие. Инъекции. Всю жизнь лечат – вылечить не могут. Нет, подобрали все-таки неплохие средства, очень облегчают. Хочешь попробовать?

Она глядела с добродушной улыбкой. Вообще сразу понравилась – будто я ее сто лет знала. За всё время пребывания в Москве с этой девушкой, которую я видела две минуты, мне с первой захотелось не то чтобы поговорить по душам, а просто – побыть. Почеловечески.

А Винда оглядывала меня неназойливо, но внимательно. И неожиданно сказала:

– А ты и вправду красивая!

– Были сомнения? – усмехнулась я, показывая, что тоже умею live up to my reputation63.

– Конечно, – Винда улыбкой оценила мой юмор. – Мало ли кого выбирают всякими миссами, красами и тому подобное. Ты видела «Мисс Вселенная» прошлого года? Не колени, а булыжники, ребра выпирают везде, лицо асимметричное. Они там совсем уже с ума сошли и запутались. Хочешь поехать со мной в одно место?

– У меня завтра с утра лекции. Я учусь.

– Я тоже.

Что-то было в Винде убедительное, ее хотелось слушаться. Да и почему бы нет? Повторяю, Володечка, я не ждала никогда от людей плохого для себя. И хотя все-таки дожидалась, хотя было всякое в моей жизни, но я никогда к этому не могла привыкнуть. Недаром говорится в восточной пословице: 64.

Мы вышли и поехали на машине Винды, потому что мою она, едва взглянув, забраковала. Конечно, ее кар был классом выше, «мерседес»-родстер, насколько я помню, с тремя сотнями конских сил под капотом.

По пути она расспрашивала меня о жизни в Саратове, о конкурсе и победе, об учебе, она задала много вопросов, и я с удовольствием отвечала, потому что чувствовала обычный интерес, до этого же были вопросы служебные, сотни вопросов интервью и анкет – никчемные, глупые или провокационные, в надежде на скандал.

Я почему-то думала, что мы направляемся за город, но это было где-то в районе Сокола. Сокол, Крылатское, Вешняки, Ясенево, Царицыно – так, Володечка, назывались районы этого дивного, сказочного в моей памяти города. Не то что здесь у нас – «21-й квартал, 3-я параллель, отсек 5, ячейка 1124». И это еще у тех, кому повезло, многим не досталось и такого обиталища, они ждут своей очереди, живя где придется.

У подъезда высотного дома нас долго рассматривала видеокамера, я видела ее движения вверх-вниз, она будто ползала по мне невидимым лучом с головы до ног и обратно.

– Хватит, Шуша! – сказала кому-то Винда в камеру. – Ты знаешь, я кого попало не приведу.

Нас впустили, и вскоре мы оказались в квартире, каких я еще не видела. Огромный трехэтажный пентхаус с круглой дырой посредине сквозь все этажи, панорамный обзор на верхнем уровне – во все стороны Москвы, огромное количество комнат, спален, ванн и туалетов, две кухни, бар на каждом этаже. В большой приходящей комнате, где было несколько закрытых внутрь дверей, нас встретил очень красивый молодой человек, хозяин дома, его звали Шуша. Скорее всего, по созвучию с полным именем – Шура Шепеляев. Он уставился на меня.

– Что, фейс-контроль? – спросила я.

С полной серьезностью Шуша ответил:

– Именно. Фейс-контроль, боди-контроль, дресскод.

Я прошла все эти три проверки с одного взгляда Шуши, меня впустили в квартиру.

Меня потрясли по первому впечатлению не ее размеры и не панорамные виды, а люди, которые были там. Кого-то я узнавала, это были слегка медийные персонажи, кто-то был мне неизвестен, но общее у всех было одно – все они были отборно красивы. Винда взяла меня под руку и водила по комнатам, представляя. Меня приняли приветливо, не отвлекаясь от своих занятий. Тут все были вместе, но одновременно автономно: слушали музыку через наушники, смотрели кино на панели во всю стену, тоже с наушниками, целовались, выпивали, негромко разговаривали – вообще здесь был, наверное, культ тишины. И совсем не пахло людьми.

– Нравится? – спрашивала Винда, которой очень хотелось, чтобы мне понравилось.

Я кивала.

– А теперь полечимся, – сказала она и провела меня в маленькую комнатку, всю в красном, достала из сумочки пузыречек и насыпала на столик тонкую белую дорожку порошка. Я, Володечка, несмотря на свою невольную компетентность во многих отраслях жизни, была еще тогда, как я теперь оцениваю, очень наивна и не понимала многих вещей. Я ведь довольно рано начала ограничивать себя в чтении бульварных книг, просмотре trash-movie65, жалея свое время и стараясь его расходовать на полезные вещи: образование, физическую культуру, саморазвитие. И всё же я почувствовала что-то неладное.

– Что это? – спросила я.

– Лекарство.

– У меня сейчас всё нормально.

– А это на будущее.

И я ведь догадывалась, я догадывалась, Володечка, что это может быть наркотик, но мысленно сказала себе: что ж, один раз можно и попробовать. Чтобы знать. Чтобы больше не пробовать никогда. К тому же Винда была удивительная девушка: когда она о чемто просила, ей трудно было отказать.

И я уступила. Она дала мне стеклянную трубочку и сказала, что это нужно вдохнуть через нос. Вот почему я упомянула trash-movie – в каждом втором фильме этого рода делали подобные вещи, отсюда следует вывод, что, как ни странно, и плохое кино может принести пользу. Но я, повторяю, тогда его не смотрела, иначе сразу бы поняла. Я вдохнула. Сначала было очень неприятно, похоже на ощущение удара или чего-то пронзившего... довольно сложно описать. Потом слезы из глаз. Потом я сидела в (никак не вспомню названия этого вида мебели, будто пробка заткнула этот сосудик памяти, – стул с подручниками, более низкий и удобный) и ничего не чувствовала, кроме звона в голове. А потом увидела перед собой смеющуюся Винду – ту же, но другую. Словно сдули дымку с моих глаз – так отчетливо, так ярко я никогда еще не видела. Подобное чувство я испытала в восемьдесят семь лет, когда я, после некоторого ослаба зрения, применила свои первые корректоры и увидела мир новым, словно наведенным на резкость. Правда, не обоими глазами, о чем позже.

Некоторое время мы с Виндой просто сидели и радостно смотрели друг на друга.

Потом пошли по дому. Мы смеялись всем встречным, они мне все нравились, меня еще больше восхищала квартира, виды из окна. Я опробовала свое состояние на всем: послушала музыку, посмотрела фрагмент какого-то кино, взяла с полки книгу, прочитала несколько строк – и во всем мне виделись новый смысл, новая глубина, новая значительность. Гениальная музыка, гениальное кино, гениальные строки – пробирает до муравьев по спине. Потом я поняла, что еще приятнее просто сидеть и смотреть вокруг. Гениальные люди. Гениальная мебель. Гениальные стены. Гениальная дыра. Гениальный пол. Паркет. Можно смотреть на несколько паркетин и на их узоры – бесконечно. Они великолепны, восхитительны, в них целый мир. И наконец я узнала, что самое лучшее – вообще никуда не смотреть, кроме как в себя. И слушать тех, кто где-то там, в тебе, приятно говорит с тобой, поет тебе, ласкает тебя словами, а перед закрытыми глазами – спирали, круги, вспышки и отблески...