Странные и удивительные мы (ЛП) - Айзек Кэтрин

— Жаль. Утром косы выглядели что надо.

— Хм, — я решила сменить тему. — Тебе надо подписать разрешение, чтобы я могла поехать с классом в музей в конце четверти. И заплатить один фунт пятьдесят центов за транспорт. Еще нам надо взять с собой полезную еду для перекуса. Колбаски нельзя, так сказала миссис Хастингс. Так что больше мне их не клади.

Папа вздохнул.

— А еще нужны родители, которые смогут поехать на экскурсию. Ты сможешь?

— Нет, дорогая. Я не смогу поменяться с коллегой.

— Да, конечно. — Я посмотрела в окно. — Пап?

— Да.

— Ты можешь купить мне спортивные шорты побольше? Каждый раз, когда я делаю «колесо», мои ноги синеют.

— Хорошо.

— А еще, ты не мог бы на завтра сделать бутерброды в форме розочек?

— Что?

— Мама Мадлен Браун делает бутерброды в форме разных цветов, нарциссов или роз, например.

— Не уверен, имеются ли у меня такие же художественные способности, как у мамы Мадлен Браун.

Я так и думала.

— А в форме лодочки ты сможешь?

— Скорее всего, нет.

— А звезды? Медвежонка?

— Может треугольники? — предложил он.

— Отлично! Но… У меня уже были треугольники. — Я тут же нахмурилась.

Отец вздохнул.

— Пап?

— Что?

— Я тебя люблю.

Он посмотрел на меня и погладил по голове.

— Я тоже тебя люблю. Давай по дороге купим еду в Fish and chip?

Мы покупаем еду в Fish and chip, когда у папы нет времени на готовку. Такие вечера — мои любимые, мини-версия замечательной суматохи нашего существования. Домой мы приехали через час после начала работы отопления и, уютно устроившись на диване, развернули свертки и коробки с едой, чувствуя аппетитные запахи уксуса и соли. Покончив с едой, папа взял гитару и стал наигрывать песню «Нет солнца» Билли Уизерс. В те дни я не понимала болезненного смысла меланхоличных строк. Мне просто нравилось, как папины пальцы мягко перебирали струны, наполняя пространство вокруг нас музыкой.

***

Только намного позже, уже достаточно повзрослев, я поняла, что отец после смерти мамы едва выходил в люди для развлечений. При ее жизни они часто ходили на концерты. Мама любила музыку, и по словам бабушки, у нее была обширная и ценная коллекция записей, начиная от первых альбомов Принса до «17 секунд» группы The Cure. После того, как по субботам она начала работать в аптеке и тратить все деньги на музыку, коллекция значительно расширилась. Вместе с папой они вживую видели десятки популярных групп того времени: The Smiths, Erasure, Transvision Vamp. А между концертами ходили в бары с друзьями, с Салли и Тимом с соседней улицы, с дядей Питером и тетей Сарой.

Бабушка частенько присматривала за мной, чтобы у папы была возможность выйти, но ничего, кроме прежнего общения со старыми друзьями, не происходило. Пегги говорила, что для папы больше удовольствий нет. К тому же, он предпочитал тратить деньги на погашение кредита и на отпуск.

Временами отец встречался со Стивом и Марком — друзьями, с которыми раньше проводил свободные от работы пятничные вечера в соседнем пабе за пивом и картами. Примерно каждые два месяца они приходили к нам с упаковками светлого пива и шоколадками Yorkie для меня. Мне нравились их вечера за просмотром футбола по ТВ, даже если я не могла заснуть из-за их криков. И хотя в моем присутствии они никогда не матерились, но как только я уходила к себе, давали волю словам, которые Пегги называла «альтернативной речью». Благодаря этим вечерам я значительно расширила свой словарь, хотя отец и просил их говорить тише. Но главным образом мне нравились их встречи потому, что после таких вечеров его отличное настроение длилось несколько дней, словно папа вспоминал, что он обычный живой человек.

В девять лет поняла, что у отца не было поддержки. Когда он болел или простужался, никого не было рядом, чтобы помочь. Родители — это команда, поддерживающая друг друга: когда один болен, другой берет на себя его обязанности. У папы были только мои дедушка с бабушкой, которые в любой момент были готовы помочь. Но у Пегги была своя жизнь, полная забот, и это не считая того, что ее собственная мама — моя прабабушка — жила в доме для престарелых, медленно умирая от Альцгеймера. Она навещала ее несколько раз в неделю после работы. А отец просил ее о помощи только в самых крайних случаях, как будто боялся прослыть плохим родителем.

Как-то он спросил, знаю ли я «правду жизни».

— Да! — уверенно ответила я.

Отец был потрясен.

— Хорошо, — сдержанно проговорил он. — Тогда расскажи мне все, что ты знаешь! Я дополню.

— Ладненько. Итак, самое крупное млекопитающее на земле — слон.

— Что?

— Также, в отличие от людей, коровы и лошади спят стоя.

— Я не думаю, что…

— Тропические джунгли Амазонки производят половину мирового запаса кислорода.

— Элли, когда я спросил тебя о правде жизни, я имел в виду другое.

— А что? Это тоже правда. Я тебе могу показать книгу «Удивительные научные факты», если хочешь.

Но речь шла не только о деликатных вещах. Я помню, как в школе произошел инцидент, когда учительница физкультуры миссис Бенсон подумала, что я сломала челюсть. Луиза Уотсон не проверила, есть ли другие ученики поблизости, перед тем как сделать сальто. Ее ступня ударила меня по губам, и как результат — потеря крови, заставившая Серену Ахмед упасть в обморок.

Было много суеты: школьная администрация звонила и звонила папе на работу, но не могла дозвониться, поэтому миссис Бенсон повезла меня в больницу, оставив ему сообщение. Мы приехали туда как раз одновременно с папой, испуганным и взъерошенным. В минуту, когда Миссис Бенсон объясняла ситуацию, женщина в регистратуре спросила его.

— Вы отец?

Папа был в таком состоянии, что не смог ответить на вопрос.

— Что, простите?

— Я просто хочу, чтобы вы подтвердили, что вы отец?

— О, прошу прошения.

Мы все ждали ответа, но папа молчал.

— Да, он отец, — наконец ответила миссис Бенсон, избавив нас всех от неловкости.

Глава 28

Пока мы медленно брели вдоль аккуратной брусчатой набережной к рыбацким лодкам, привязанных к пристани, я проверила адрес. Эд остановился, чтобы полюбоваться замком с крепостными стенами медового цвета — на фоне мрачного гористого фона гигантское строение приковывало к себе взгляд.

— Это в нескольких милях от Вероны, — объяснила я, раздумывая, как лучше выбраться отсюда. — Нам нужно найти станцию, чтобы сесть на поезд до Пескьеры. Оттуда мы сможем добраться до Вероны, а потом долгий путь до нужного дома.

Получалось, что наша поездка требовала продолжения. Эд погрузился в мысли, его глаза остановились на каштанах в дымке горизонта.

— Давай на такси, — ответил он.

Мы шли через город, перемещаясь по узким улочкам среди светлых стен с осыпающейся штукатуркой и уставленными цветами балкончиками. Дойдя до окраины, взяли такси, где на заднем сиденье автомобиля наслаждались прохладой кондиционера. Машина мчалась мимо череды холмов, а затем выехала на главную дорогу. Через полчаса у меня зазвонил телефон. Когда я посмотрела на экран, и увидев номер Джулии, отключила телефон и положила его снова в сумку.

— Петра. Видимо хочет поделиться последними сплетнями с работы.

Эд отвернулся к окну. Машина теперь свернула на пыльную дорогу, и я быстро отправила сообщение Джулии:

Я с Эдом. Перезвоню позже. х

Вскоре пришел ответ:

Все в порядке? Как он? хх

Я прикусила щеку изнутри, чувствуя себя не в своей тарелке от того, что приходилось обсуждать Эда. Но затем, напомнив себе об ее страданиях, и о том, что она отчаянно нуждается в поддержке, ответила:

Похоже, он немного взбодрился.

Чувствуя, что Эд смотрит на мои руки, я быстро убрала телефон и соврала: