В бухте Отрада (рассказы) - Алексей Новиков-Прибой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вот хочу сынка пристроить в монастырь, - сообщает ему мать. - Через месяц обещали принять.
- Это что же - божьей дудкой хочешь заделаться, а? - близко заглянув мне в лицо, смеется матрос, обнажая белые, как сахар, зубы. От него пахнет водкой.
- Вовсе не божьей дудкой, а монахом, - отвечаю я, немного обиженный такой насмешкой.
- Ты сначала поживи на свете да погреши, а потом уж в монастырь пойдешь. Иначе скучно будет: о чем будешь просить бога?
Мать бросает на матроса недовольный взгляд, но меня интересует другое - надпись на фуражке.
- Это, браток, название корабля, на котором я плавал.
- Ты... плавал? По реке?
- Нет, по морям...
- Взаправдашним морям?
- Ну, ясное дело.
- Вот это занятно! - восклицаю я, повторяя любимую фразу отца.
Матрос, покручивая белокурые усы, рассказывает матери, что он ходил к тестю, в другое село, где малость выпил и закусил яичницей. Теперь он возвращается домой и ему очень весело.
- А бог любит радость: он сам очень веселый старик. Вот почему он и создал поющих птиц, разные цветы. А постные или кислые морды, будь то у черта или у монаха, ему должны претить. Об этом я точно знаю, уж поверьте мне, мадам...
Он говорит шумливо, словно перед глухими, широко размахивая руками и разражаясь тем непосредственным смехом, в котором чувствуется избыток силы.
Взволнованный, обуреваемый жаждой знания, я пристаю к нему с расспросами.
- Море! - громко восклицает он, поглядывая на меня зоркими серыми глазами. - Это, брат, раздолье! Эх! И куда ни поверни корабль, везде тебе дорога. Гуляй, душа! Любуйся красотами мира! А какой только твари в нем нет! Часто даже не поймешь - не то это рыба, не то зверь какой. И всяких нарядов, всяких образцов. Глядишь - плывет что-то круглое, сияет, как радуга. А вытащишь из воды - кусок студня. Оказывается, тоже живое существо. Да ты, малец, хоть бы одним глазом взглянул на море, так и то ахнул бы от удивления...
Дальше он рассказывает мне о кораблях, как они устроены и как управляют ими.
- А в заморских странах бывают наши корабли? - спрашиваю я, не сводя с матроса глаз.
- Заходим. Я несколько раз бывал за границей.
- А там не режут русских?
- Вот те на! За что же резать? За границей такие же люди живут, как и мы... А то есть дикари. Ходят, в чем мать родила. Есть из них черные, как вороново крыло. Прямо чудно смотреть.
Заморские страны у меня связаны с красивыми сказками, какие я слышал от матери... Там, в других государствах, все необычно, все не так, как в нашем селе. Это подтверждает и матрос, говоря, что там растут какие-то пальмы, орехи величиною с детскую голову, цветы в аршин шириною, фрукты сладкие как мод, а солнце светит в самую макушку и лучом может убить человека, как молнией.
Нам иногда встречаются люди, и, как мне кажется, все они с восхищением смотрят на матроса, любуясь его удивительным нарядом.
- Ты спрашиваешь, видны ли в море берега? - продолжает матрос, довольный моим напряженным вниманием к его рассказам. - Ни черта, брат, не увидишь, хоть залезь на самую высокую мачту. Иногда плывешь неделю, вторую, а кругом все вода и вода...
Глядя на реку, посеребренную косыми лучами вечернего солнца, я стараюсь представить величину моря, но мне все время мешает противоположный берег. Я вижу песчаные отмели, сочно зеленеющие луга, а дальше - равнину поля, обширную, похожую на степь, с затерявшимися в ней деревнями и селами.
- Как же это так - берегов не видно?
Матрос улыбается.
- Посмотри на небо. Где берега в нем? Так и в море. И такое же оно глубокое. Ну, как, браток, просторно, а?
Я иду, запрокинув голову, обводя глазами бездонную синь неба, откуда весело льются песни жаворонков, и вижу парящего коршуна. Вот так, думается мне, и должен плыть корабль "Победитель бурь". Хорошо! Чудесно, как в сказке!
Матрос не может молчать. Пока я занят своими мыслями, он уже рассказывает матери, как учился живописи у одного иконописца.
- Большой пьяница был он и похабник первой руки - мастер-то мой. Однажды передал мне заказ - нарисовать "божью матерь", а сам в кабак залился. Нарисовал я икону, как умел, жду хозяина. Возвращается он на второй день. Стал перед святыней, подперши руки в бока, качается. "Это, говорит, что у тебя вышло? Разве это божья матерь? Это, это..." И давай крыть с верхнего мостика и меня и мое, так сказать, искусство. А в заключение добавляет: "Приделай бороду - за Николая-чудотворца сойдет". Ослушаться нельзя было - сердился и дрался. Вот они как пишутся, иконы-то наши...
Матрос хочет еще приводить примеры, но мать сердится, умоляя:
- Не надо про это... Лучше про море расскажите.
Он охотно соглашается и говорит мне о буре, понизив голос и делая страшные глаза.
- Беда, что тогда происходит... Недавно, в последнее мое плаванье, нам пришлось испытать это в Атлантическом океане. Как-то сразу наползли тучи, залохматились. Все небо почернело, точно бог целую реку чернил разлил. Налетел ураган, прошелся раз-другой и, точно пьяный бродяга, давай шуметь и рвать все на свете. Океан сначала только хмурился да кривлялся, а потом вздулся и зарычал на все лады. Ух, мать честная! Но недаром наш корабль носит название "Победитель бурь". Нипочем ему ураганы. Накатит на него водяной вал, накроет всю верхнюю палубу, а он только встряхивается и прет себе дальше, как разъяренный бык. Ну и командир у нас, я тебе доложу, полное соответствие имеет кораблю. Одна рожа чего стоит - прямо вывеска для кабака. Оплывшая, вся красная, усы до ушей, глазищи по ложке, забулдыга форменный и уж сердцем очень лютый. Однажды, пьяный, увидел в море акулу и с одним кинжалом бросился на нее. И что же ты думаешь? Зарезал ее, окаянную, в один миг зарезал!.. Так вот, в бурю-то эту самую налопался он рому и стоит себе на мостике, клыки оскаливши. Тут небо смешалось с океаном, весь мир ходуном ходит и, кажется, вот-вот ухнет куда-то, а он одно только твердит: "Люблю послушать музыку ада..." И хохочет, как водяной леший...
- Господи, ужасы-то какие! - вздохнув, говорит мать.
- Ничего ужасного тут нет, - отвечает ей матрос. - С первого разу немножко поджилки трясутся, а потом привыкаешь ко всему.
Мы выходим в поле. Дорога, немного отойдя от реки, серой лентой вьется среди молодой ржи, кое-где обрызганной синими васильками. С цветущих колосьев веет запахом желтой пыли.
Матрос объясняет мне дальше о морской службе, увлекаясь сам, увлекая и меня. И по мере того, как я слушаю его, все яркие впечатления, воспринятые в монастыре, бледнеют и вянут, теряя красоту свою. Я захвачен, упоен рассказами моряка, передо мною развертывается картина новой жизни, полной интересных приключений. Будущее уже рисуется не в белых стенах святой обители, а на корабле, на "Победителе бурь", плавающем в неведомых морях, по безбрежному простору, залитому горячим солнцем, или в схватках с ураганами, под тяжелыми грозовыми тучами, среди бурлящих волн.
- Ну, больше мне с вами не по пути, - заявляет вдруг матрос, остановившись перед двумя расходящимися дорогами. - Так что бывайте здоровеньки.
- До свиданья, - в один голос отвечаем мы.
- А вы, мадам, не больно сердитесь на меня, что я там, может, что-нибудь лишнее сказал, - прощаясь, обращается он к матери с веселой улыбкой. - Люблю пошутить. Это от бога у меня, а он сам большой шутник. Скажем примерно, вместе с красивыми тварями в море живет спрут, иначе восьминог. Черт знает какое безобразие! Разве это не шутка? Или, скажем еще, у моего кума Федота корова отелила телка с двумя головами - так это как нужно понимать? А потом, мадам, я и сам к духовному званию некоторое касательство имею...
- Неужели? - обрадовавшись, воскликнула мать.
- Ну, а как же? Во-первых, я учился грамоте у дьячка, а во-вторых, мой родной дедушка только тем и занимался, что церкви обкрадывал...
- Ай-ай, какой вы насмешник! - говорит мать, укоризненно качая головой.
Матрос, повернувшись ко мне, жмет мне руку, щуря веселые глаза.
- Эх, молодец, из тебя, я вижу, хороший бы моряк вышел...
От такой похвалы приятно замирает сердце.
Матрос уходит. Некоторое время я смотрю ему вслед, крайне сожалея, что не пришлось поговорить с ним больше. Он везде бывал и все знает. Над колосьями ржи, в прощальных лучах заката, уплывая, раскачивается его крепкая, широкоплечая фигура. В своем морском наряде он мне кажется необыкновенно ловким, сказочно-красивым, совсем не похожим на тех людей, с какими я встречаюсь в своем селе, словно он явился к нам с другой земли.
Догорает день. Река, откуда веет приятной прохладой, накалена закатом докрасна. Где-то, перекликаясь, бьют два перепела...
Взбудораженным мозгом, пьяными мыслями думаю я о море. И вдруг спохватился...
- Ты, мама, подожди здесь, а я догоню матроса. Забыл спросить еще про одну вещь...
- Куда ты, непутевый? - донесся мне вслед недовольный голос матери, когда я бросился прямо по ржи в погоню за матросом.
- Дядя матрос! Подожди-и...
Но матрос, находясь от меня за полверсты, не слышит и все уходит, быстро шагая и раскачиваясь с боку на бок.