Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины - Александр Каревин

Уместно привести мнение и уже упоминавшегося Владимира Антоновича: «Переселившиеся на север в Х–ХII столетиях южноруссы выделились в тип нынешнего великоруса». То есть великорусский тип, по признанию историка, имел все-таки славянскую, русскую основу. Вот только г-н Захарченко ничего об этом не знает.

Еще один представитель науки, которого мой оппонент тщетно пытается привлечь в союзники, — советский антрополог (ныне уже покойная) Татьяна Алексеева. Петр Павлович цитирует ее слова: «Основу вятичей и поволжских кривичей составляют финно-угорские племена». Манера выдергивать из текста цитаты, внимательно не вчитываясь и не вдумываясь в сам текст, и тут сыграла с г-ном Захарченко злую шутку. Ибо после приведенного заявления (надо сказать, весьма сомнительного) Алексеева указывает, что современные русские, проживающие в соответствующем регионе, потомки не вятичей и поволжских кривичей, а кривичей — западных и новгородских славян.

Не получается у моего оппонента обосновать ссылками на Алексееву и собственные умозаключения об украинцах как о самых чистокровных славянах. По Алексеевой, такие предки украинцев, как древляне и волыняне, не избежали сильного влияния балтийских (не славянских) племен, поляне вообще не являлись славянами, а «в сложении физического облика украинского народа принимали участие наряду со славянскими элементами элементы дославянского, возможно, ираноязычного субстрата». Где же тут славянская чистокровность?

Справедливости ради стоит отметить, что Алексеева, как правило, только предполагает, а не утверждает (хотя в пересказе г-на Захарченко это выглядит именно как утверждение). Далеко не все ее гипотезы нашли научное подтверждение. Некоторые из них уже опровергнуты другими исследователями. Наверное, поэтому и Петр Павлович допускает, что суждения сей дамы авторитетны не для всех, и предлагает акцентировать внимание на трудах дореволюционных историков. Но о них уже говорилось.

Другой тезис «Истории украинского права», энергично поддерживаемый г-ном Захарченко, — об «убогости» русского разговорного языка. В отличие, конечно, от украинского. Мой оппонент считает, что матерщина проникла в Украину вместе с «русификацией». Он указывает на «нормы Устава князя Ярослава (церковного)», предусматривавшие «правовые санкции за обиду представителей различных общественных слоев словами из нецензурного лексикона» и позднее ставшие «нормами украинского национального права».

«Действовала ли подобная охрана общественной морали именно относительно грязной ругани в Московском царстве? — ставит вопрос Петр Павлович. — Пересмотрите Стоглав 1551 г., Соборное уложение 1497 г., другие документы Московщины этой эпохи, — и вы там такого не увидите. Отсутствие четких правовых санкций на употребление нецензурных выражений открывало шлюзы для их повсеместного использования». Отсюда и делается вывод о российском происхождении матюков в Украине.

Как же было на самом деле? Ну, во-первых, матерные выражения получили в нашем крае широкое хождение еще до так называемой «русификации». Достаточно вспомнить о знаменитом письме запорожцев турецкому султану. Или о свидетельстве французского инженера Гийома де Боплана, зафиксировавшего (напомню: еще до воссоединения Малой и Великой Руси) наличие в обрядах казаков «всяких грязных и скандальных песен».

Во-вторых, Устав князя Ярослава о церковных судах предусматривал наказание не «именно за грязную ругань», а за оскорбление замужней (и только!) женщины. Прошу прощения у читателей, но из документа, как и из песни, слов не выкинешь. Соответствующее место в Уставе звучит так:

«Аще кто зоветь чюжую жену блядию…» и т. д. Это рассматривалось как оскорбление семьи и поэтому наказывалось. Грамотный юрист обязан был бы обратить внимание на такой нюанс.

В-третьих, наличие названного слова в церковном уставе говорит о том, что к «нецензурному лексикону» оно может быть отнесено с некоторой натяжкой (опять-таки квалифицированный правовед это бы заметил). А также о том, что данное слово имело хождение на территории нынешней Украины еще до того периода нашей истории, который в соответствующих кругах называют «русификаторским».

В-четвертых, доктору юридических наук, тем более специализирующемуся на истории права, не мешало бы знать разницу между Судебником и Соборным уложением. К сведению г-на Захарченко, в 1497 году земские соборы еще не созывались. О каком «соборном уложении» он ведет речь?

В-пятых, наказание за «лай» (оскорбление словом) предусматривалось в законодательстве Северо-Восточной Руси. Эту тему затрагивали и Двинская уставная грамота 1397 года, и судебники 1497, 1550 и 1589 годов, и Стоглав 1551 года (сборник постановлений церковно-земского собора, насчитывавший 101 главу), и Соборное уложение 1649 года (с которым, вероятно, мой ученый оппонент и перепутал более ранний судебник).

Специально против сквернословия была направлена царская грамота, датированная 1648 годом: «А кто учнет впредь браниться матерно, и тем бесчинникам от государя царя и великого князя Алексея Михайловича, быть в торговой казни (то есть подвергнуться битью кнутом на торговой площади. — Авт.), а от государя патриарха в великом запрещении».

Все эти документы опубликованы. И достойно удивления, что вроде бы профессиональный историк-правовед с учеными степенями о них не проинформирован. Плохо ориентируется он и в других затрагиваемых в статье вопросах — о крепостном праве, о «московском деспотизме». Ошибки г-на Захарченко можно перечислять долго, но думаю, вышеприведенного достаточно.

Завершает он свое сочинение тем, что подчеркивает «специально для хамовитых оппонентов», что «каждый из авторов пособия неоднократно довел свою профессиональную состоятельность научными публикациями. Два года назад я согласился работать с ними и горжусь соавторством в одном из первых пособий по истории украинского права».

Предмет гордости каждый, конечно, вправе выбирать для себя сам. Можно, например, подобно голому и глупому королю из сказки Андерсена, гордиться воображаемым прекрасным нарядом. А можно — столь же воображаемой «профессиональной состоятельностью». О таковой «состоятельности» некоторых соавторов моего оппонента говорит то, что они понаписывали в «Истории украинского права». А непосредственно о «профессиональной состоятельности» самого Петра Павловича — его сочинение в «Литературной Украине».

И последнее. Г-н Захарченко назвал мои статьи в «2000» «опусами ненависти». Позволю себе с этим не согласиться. Могу заверить моего обличителя, что никакой ненависти ни к нему, ни к другим авторам скандального «учебного пособия» я не испытываю. Ну хотя бы потому, что никого из них лично не знаю. Да если бы и знал, то не стал бы ненавидеть. Так как полностью разделяю мысль английского лексикографа и литературного критика Сэмуэля Джонсона: «Нельзя ненавидеть человека, над которым можно посмеяться».

P. S. Когда эта отповедь была почти написана, г-н Захарченко опубликовал еще одно сочинение, на этот раз в газете «Столичние новости». В сущности, это лишь слегка измененный вариант того, что напечатала «Літературна Україна». Разве что добавилось агрессивности, а в конце мой оппонент скромно рассуждает о своей честности и объективности. Я позвонил в «Столичные новости», предложил дать ответ. Увы, главный редактор с ходу отверг такую возможность. Думаю, не надо объяснять, почему газеты, печатающие таких вот «честных» и «объективных» авторов, боятся открытой полемики.

«…Хотя осыпь его звезда́ми»

Круглое невежество не самое большое зло, накопление плохо усвоенных знаний еще хуже.

Таланты истинны за критику не злятся:Их повредить она не может красоты, —

заметил когда-то Иван Андреевич Крылов. Увы, истинный талант сегодня редкость. Весьма немногие люди ныне способны спокойно воспринимать замечания в свой адрес. Поэтому бурная реакция Петра Захарченко на мою статью «А король-то голый!» (2000. 2011. № 50. 16–22 декабря) не стала для меня неожиданностью.

По всей видимости, привыкший иметь дело с изданиями, где никакой свободы мнений не допускается, точка зрения начальника считается единственно правильной, а оппонентам просто не дают слова, г-н Захарченко не ожидал, что «2000» опубликуют его пространный отклик. А потому в выражениях не стеснялся. Обида, злоба, раздражение пронизывали каждую строку текста.

В таком виде материал попал на сайт газеты и находился там несколько дней, доступный для всеобщего обозрения. Когда наконец Петр Павлович осознал, что это будет напечатано, то спохватился. Он бросился вносить изменения в написанное, пытаясь его несколько окультурить. С исправлениями сочинение вышло в свет (2000. 2012. № 1–2. 13–19 января). Лично мне жаль, что газетой опубликован не первоначальный вариант. Там г-н Захарченко предстает во всей красе. Впрочем, и то, что прошло в печать, характеризует его достаточно полно.