За нами Москва. Записки офицера. - Баурджан Момыш-улы

— Генерал посылает еще шесть машин за ранеными.

— А я у тебя, Баурджан, реквизировал пищу из трех кухонь для раненых, — дружески сказал Мухамедьяров.

— Как же они сами-то? — вырвалось у Капрова.

— И хорошо сделали, товарищ комиссар, — ответил я...

Капров развернул свою карту. Показал мне, где им оставлено прикрытие, где минировано, где устраиваются лесные завалы, и, подробно ознакомив меня с другими мерами по обеспечению отхода полка, передал мне приказание генерала — принять общее командование над подразделениями полка.

Ему же приказано с основными силами полка форсировать отход к правому берегу...

В темноте проходили через Горюны угрюмые ряды бойцов — рота за ротой, батальон за батальоном.

Я молча стоял рядом с Капровым и Мухамедьяровым и глазами провожал темные силуэты...

...Когда я пишу эти строки, мне вспоминаются слова Дениса Давыдова: «...отступление сие названо только славным... А сие прилагательное от частых употреблений обесславилось... Я помню, какими глазами мы увидели эту дивизию, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом и кровью чести... Каждый штык ее горел лучом бессмертия!»

Подполковник Курганов

Они ушли, а мы остались.

Хаби Рахимов был очень заботливым начальником штаба. У Хаби были в батальоне свои любимцы и верные помощники. Один из них — командир взвода связи, радиотехник по образованию, младший лейтенант Леонид Степанов, с задумчивыми темными глазами и чуть вздернутым носом над пухлым юношеским ртом. Степанова все знали как самого тактичного и воспитанного в батальоне. Он держался и подчинялся с достоинством. Командир хозяйственного взвода младший лейтенант Василий Борисов, бывший заведующий складом потребсоюза, следивший за распределением солдатского пайка с аптекарской точностью, тоже пользовался у Рахимова доверием. Заметив, что у них с самого начала завязалась неподдельная деловая дружба, я никогда не вмешивался в дела взвода связи и хозяйственного взвода, целиком доверив их своему старшему адъютанту Рахимову...

Степанов и Борисов понимали Рахимова с полуслова и старательно выполняли все его приказания. Кроме своих прямых обязанностей они выполняли и другие поручения Рахимова: Степанов по его заданию перечерчивал вторые экземпляры схем, подшивал бумаги, склеивал и раздавал топографические карты, руководил оборудованием НП и КП, а Борисов был настоящим завхозом батальона...

Рахимов никогда не оставлял меня одного. Если со мной не было никого, то он часто посылал ко мне Степанова или Борисова, говоря им: «Пойдите к комбату, может быть, понадобитесь ему».

На этот раз около меня оказался Степанов.

Я вернулся в штаб и по телефону доложил генералу о том, что Капров с основными силами благополучно отбыл из Горюнов.

Генерал спросил, понял ли я, «как следует быть», и закончил так:

— Я вам капровцев переподчиняю лишь на время, пока они выполнят свою работу, а вы их, товарищ Момыш-улы, ни в коем случае не используйте на выполнении своих собственных задач. Давайте по-честному так и договоримся. Если вы задержите хоть одного бойца, я на вас обижусь всерьез.

— Как только люди сделают свое как полагается, обязательно всех до одного вышлю к Илье Васильевичу, товарищ генерал...

— Добре, товарищ Момыш-улы, так и быть. Значит, мы с вами договорились по-честному? Георгий Федорович к вам еще не приехал?

— Нет пока, а что вы хотели, това... — И опять разрыв связи!

Я с досадой швыряю телефонную трубку и в ярости обрушиваюсь на Степанова.

— Виноват, товарищ комбат! Видимо, какой-нибудь шальной осколок задел провод, ведь уж минут пять, как снова начался обстрел...

— Марш к Рахимову! Через пять минут связь должна быть восстановлена!

— Есть, товарищ комбат!..

Я опускаюсь на табурет. В висках стучит, кружится голова. Вдруг кто-то трогает меня за плечо. Я не оборачиваюсь.

— Слушайте, старший лейтенант, — слышу я за спиной грубоватый властный голос. — Так нельзя!

Я оборачиваюсь и вижу подполковника Курганова. Лицо его, изборожденное морщинами, потемнело от загара. Он впился в меня воспаленными глазами и еще строже повторил:

— Так нельзя, товарищ старший лейтенант, командовать! Нельзя давать волю своим нервишкам. Вы эти нервы извольте-ка попридержать, извольте-ка командовать спокойно, а не швыряться трубкой, не угрожать ни в чем не повинным людям. Надо командовать не гневом, а умом.

Видимо, у меня, стоявшего навытяжку перед подполковником, вид был до того глуп, что он смягчился и, улыбаясь, предложил мне сесть.

— Бой требует от командира хладнокровия, иначе он не сможет здраво оценить обстановку и принять правильное решение, — сказал он, обращаясь словно не ко мне, а к кому-то другому, и как бы между прочим добавил: — Вы правы, требуя от своих подчиненных обеспечения бесперебойной связи, в этом вы абсолютно правы! Но на войне пули не только рвут провода, а и человека убивают. Всякое бывает...

— Вас, товарищ подполковник, спрашивал генерал, — перебил я его, еще окончательно не придя в себя.

— И как раз в это время связь порвалась?

— Да, товарищ подполковник. Я хотел спросить генерала, что передать вам.

— Ничего, сейчас восстановят связь, я сам генералу доложу, а вы меня угостите чаем. Чертовски устал.

Я вышел, чтобы дать распоряжение насчет завтрака для подполковника. Когда вернулся, Курганов разговаривал с генералом:

— Да, как будто как полагается... Нет. Немцы пока не идут... Надо полагать, что они выдохлись... Да, по всей вероятности, перегруппировываются, но надо ожидать, что к полудню двинутся... Боеприпасы на исходе, поэтому я дал команду... Они сейчас в районе Момыш-улы... Занимают огневые позиции... Было бы очень хорошо, если бы подбросили сюда тысячу... Побольше гранат.. Марков знает каких... Хорошо, я ему кое-что посоветую. Нет, нет вмешиваться не стану. Он будет командовать... Приеду — доложу... Мы с ним посоветуемся и наметим участки... Есть, будет сделано.

Когда подполковник кончил разговор и вернул трубку дежурному телефонисту, Синченко принес завтрак — консервы с жареной картошкой. Степанов нес за ним чайник и полстакана водки. Подполковник с аппетитом принялся за еду, а от водки отказался: «Усталому человеку натощак нельзя пить, хотя перед обедом выпил бы стопочку с удовольствием...» Он позавтракал, выпил четыре стакана чаю с сахаром и, вытирая платком вспотевший лоб, поблагодарил Синченко и Степанова. Затем обратился ко мне:

— Теперь давайте займемся делом. Генерал приказал кое-чем поделиться с вами и кое о чем посоветоваться. Дайте-ка сюда вашу карту...

Развернув перед собой мою карту, Курганов пробежал ее глазами и, найдя некоторые неточности и неряшливо выведенные условные знаки, недовольно нахмурил брови. Затем, взяв аккуратно отточенные цветные карандаши, начал не спеша исправлять пометки на карте. Потом стал наносить на мою карту обстановку в полосе всей дивизии без всяких надписей. Я стоял и следил за ловкими движениями его рук. Постепенно на карте вырисовывалось графическое повествование о трехдневных напряженных боях частей нашей дивизии с численно превосходящими силами противника.

Отложив в сторону карандаш, подполковник еще раз пробежал глазами карту и, откинувшись назад, сказал:

— Как будто все, что положено вам знать.

Далее он описал положение наших войск, сказал о том, что полки дивизии выходят из боя и отводятся к следующему рубежу, что его артиллерийский полк прикрывает отход капровского полка, занимая огневые позиции перекатами, что боеприпасы у него на исходе. Генерал обещал подбросить к огневым позициям около тысячи снарядов. Два дивизиона, выведенные в район Горюнов, занимают теперь огневые позиции в лесу, севернее железнодорожной будки, и готовят данные для постановки НЗО и ПЗО по таким-то участкам. Нанеся на карту эти участки, подполковник спросил меня, где еще, по моему мнению, желательно было бы подготовить данные для постановки НЗО, ПЗО, СО. Я доложил некоторые свои соображения, и он согласился со мной.

— Основное направление главного удара немцев, — продолжал подполковник, — это, разумеется, шоссе Ядро-во — Горюны — Покровское. Наши саперы в этом направлении устроили заграждения и препятствия в несколько рядов, лесные завалы и дороги заминировали, но их надо охранять и прикрывать огнем, иначе противник преспокойно обезвредит их: разберет все эти препятствия, разминирует и пройдет. Прикрытие из полка Капрова и мой артиллерийский полк не уйдут отсюда до тех пор, пока противник не подойдет к линии заграждения минных полей. Мы будем работать на вас, а с выходом противника к последней линии заграждения и минных полей я отсалютую ему двумя-тремя залпами и под вашим прикрытием начну отход к основным силам дивизии. Так мне приказано. Генерал приказал мне не вмешиваться в ваши дела, — значит, мы с вами на первых порах наступления противника будем только взаимодействовать… Подполковник, еще кое-что посоветовав мне, ушел к огневым позициям.