Год 1914-й. Пора отмщения - Александр Борисович Михайловский

И вот они читают меня точно раскрытую книгу. Не только тело мое обнажено перед ними, но вся моя внутренняя сущность. Ужасное ощущение - хуже, наверное, ничего не может быть. За что мне это? Какое им вообще дело до моих интимных проблем? Едва ли они смогут мне помочь, потому что я родилась такой... Такой, что мне недоступно высшее удовольствие при контакте с мужчиной. В то время как мужчины очень привлекают меня, и на всяческие отклонения я смотрю с отвращением.

Сколько раз я обольщалась, когда, испытывая влечение к мужчине, надеялась, что уж с ним-то я получу ТО САМОЕ! Я горела страстью, я отдавалась с жаром, но... ничего не выходило. Мои любовники были хороши, они очень старались. Но в итоге, просто устав от бессмысленных телодвижений, мне приходилось притворяться, изображая дрожь экстаза, чтобы не прослыть фригидной. И это разочарование - раз от разу... Пока я не стала подозревать, что дело не в мужчинах, а во мне. Собственно, у меня не было оснований считать себя фригидной, ведь я, не будучи ханжей, знала способы получить ТО САМОЕ без мужчины... Но это представлялось мне жалким суррогатом. Я знала, что этим нельзя увлекаться, так как это могло привести к различным болезням. В моих глазах это тоже было едва ли не противоестественно, и, стыдясь, я искала нового любовника, тая слабую мечту, что уж на этот раз все получится. Но снова повторялось все то же самое, оставляя во мне разочарование и пустоту... Поэтому никто из любовников не был дорог мне, я забывала их очень быстро. И вместе с тем все более убеждалась в своей ущербности.

Но я не могла обойтись совсем без мужчин. Мне нравилось вызывать в них желание, нравилось обнимать красивое тело, ощущать внутри себя мощь мужской плоти. О, как, должно быть, это прекрасно - слиться с мужчиной в одновременном экстазе! Недостижимая мечта и вечная моя печаль... Если бы можно было отдать полжизни за исполнение этой мечты, я бы не раздумывая согласилась!

И теперь эти три особы знают обо мне все - и мне ужасно стыдно. Наверное, то же самое ощущает одноглазый, у которого вдруг выпал его стеклянный глаз. Когда твоя ущербность вдруг становится очевидна посторонним - то тут лучше всего сквозь землю провалиться. А особенно ущербность интимного плана. Зачем они все это делают со мной? Неужели непонятно, что этим они мучают меня? Потому что нет у моей проблемы решения!

Девочка-доктор долго тыкала меня в разные места, что-то бормоча себе под нос на латыни на манер пожилого профессора - и при других обстоятельствах это могло бы вызвать у меня улыбку; сейчас же мне не было весело. Мадам Струмилина и мадам Зул невозмутимо ждали, когда «осмотр» закончится.

И вот наконец госпожа Лилия ткнула меня пальцами в последний раз и сказала:

- Ну вот и все, милочка, ничего особенно страшного, за исключением расшатанных нервов и связанных с этим деформаций ауры, я у вас не нашла. Лечение стандартное: релаксирующие ванны на ночь, три раза в день по стакану живой воды внутрь и сеансы лечебной пальцетерапии. Через месяц будете как новенькая, то есть молоденькая. Эй, невидимые слуги, можете одеть эту женщину, я закончила.

Я не смогла сдержать вздоха облегчения и отдалась в руки этих так называемых невидимых слуг, принявшихся одевать меня с ловкостью опытных горничных. И это опять же происходило под бесцеремонными взглядами мадам Струмилиной, мадам Зул и маленькой мадмуазель Лилии, которым, очевидно, было неведомо чувство такта. И только когда последний крючок на платье был застегнут, ко мне вернулась значительная доля обычной уверенности в себе.

- Я подберу тебе более подходящий наряд, - сказала мадам Зул, критически оглядывая меня. -Чтобы привлечь правильного мужчину, нужен соответствующий имидж...

Наверное, по моему лицу было видно, что фраза о привлечении мужчин мне не понравилась, поэтому «дьяволица» строго добавила:

- Не нужно делать вид, дорогая, что мужчины стали тебе безразличны с того самого момента, как мы выяснили причину твоего недовольства жизнью. Ты правильно думала, что все дело в тебе -это так, но причина совершенно не та, какую ты себе вообразила. Вы, самки бесхвостых-безрогих, довольно часто ошибаетесь насчет желаний своего тела. Но об этом мы поговорим с тобой позже, с глазу с глазу на глаз, после того, как с тобой закончит работать госпожа Анна.

И тут заговорила сама госпожа Анна:

- Мари, теперь нам нужно с тобой провести сеанс психотерапии. У тебя все далеко не так запущено, как у некоторых других попадающих сюда, но все же состояние твоей психики требует некоторой коррекции. Сейчас пройдем ко мне в кабинет, и там, наедине, в уютной обстановке, побеседуем... Чего насторожилась? Видишь ли, чтобы ты могла в полной мере наслаждаться жизнью, тебе необходимо разобраться со своим комплексом неполноценности и побороть его. Уверена, что у нас это получится... Идем.

Она улыбнулась - так, что я как-то сразу почувствовала к ней доверие. После этого мы прошли в соседнюю комнату.

Оказавшись внутри, я осмотрелась. Тут Запад мешался с Востоком; пол устилали пышные ковры, на которых были разбросаны подушки, ветер колебал кисейные занавеси на приоткрытых окнах. Тут же стояла изящная мебель вполне европейского вида, а также имелись большое трюмо, стол со стульями и уютный диван-оттоманка, на котором, наверное, приятно вздремнуть после сытного обеда.

- Можешь звать меня просто Анна, - сказала мадам Струмилина. - Думаю, нам ни к чему официоз.

- Хорошо, Анна, - кивнула я. - Пусть будет так. Мы, две молодые образованные женщины, можем быть друг с другом откровенны. Знаете, мне было обидно слушать то, что про меня говорили мадмуазель Лилия и мадам Зул, но при этом они не произнесли ни одного слова неправды.

- Все, что они говорили, было исключительно для твоей же пользы, - ответила мне хозяйка этого места. - Прежде чем решить какую-то проблему, ее надо понять, а с этим у тебя явно проблемы. Присаживайся на этот диванчик, устраивайся поудобнее, и мы с тобой просто побеседуем.

Мне было комфортно и спокойно в этом кабинете, на этом мягком диване, на который она мне даже разрешила прилечь. Я и прилегла, прикрыв глаза и отдаваясь расслабляющей неге, царящей здесь, и мне вдруг и самой захотелось открыться этой женщине. И полилось потоком из меня все