Томек в стране фараонов - Альфред Шклярский

– Стойте! Подождите! – закричал он.

Томаш и капитан подошли к борту.

– Кому принадлежит лодка? – спросил незнакомец по-английски и по-арабски. Капитан указал на Томека.

– А! Так это уважаемый господин нанял этот кораблик, я вижу, пассажиров на нем немного, а я ужасно спешу. Не возьмете ли вы нас с другом и нашими людьми?

– Мы плывем в Луксор… – неуверенно начал Томек.

– А нам нужно подальше, но от Луксора все же будет ближе. Очень вас прошу… Нам обязательно нужно ехать. Думаю, мы договоримся.

– Сколько вас?

– Семеро.

– В таком случае вы можете рассчитывать только на одну каюту… – Томеку не хотелось быть нелюбезным.

– Благодарю вас. Нас это вполне устроит. Огромное вам спасибо, – он тут же начал выкрикивать что-то стоявшим неподалеку людям. На борт взошли два европейца в окружении пяти арабов. Европейцы заняли каюту, арабы расположились на палубе.

– Важные персоны, судя по всему, – шепнул Новицкий Томеку.

– Кажется, я проявил нетвердость, и они использовали ее, – ответил молодой Вильмовский, изучающе разглядывая спутников. – А ведь они тоже могли нанять судно.

– Вот именно! Странно, что они этого не сделали. Уж слишком им хотелось путешествовать с нами, – вслух размышлял Новицкий.

– Ладно, – улыбнулся Томек. – В конце концов их только семеро.

– И это говоришь ты? – удивился моряк.

Вновь прибывшие не впечатляли. Неряшливые, небритые. Тот, кто разговаривал с Томеком, еще мог расположить к себе, но его спутник принадлежал к категории людей, которые невольно вызывали подозрение. Высокий и широкоплечий, он хмуро разглядывал окружающих. В его глазах были презрение и высокомерие. В руках незнакомец держал корбач[80], и чувствовалось, что он отлично умеет им пользоваться. Он молчал, на борт поднялся без приветствия, даже не кивнув, лишь щелкнул корбачом, будто приняв суденышко в свою собственность. Казалось, что пятеро сопровождающих арабов панически боятся этих белых. Арабы все были тощие, тихие, забитые. И пока моряки перекрикивались, пели, эти молчали и грустно осматривались.

Никто из этой компании не вызвал доверия Динго.

Он с самого начала при каждой встрече с ними глухо и злобно рычал. Прежде чем отплыть, Новицкий достал какой-то узелок и обратился к Томеку:

– Слушай, братишка, должны же мы плыть под каким-то флагом. Пусть будет этот!

Молодой Вильмовский с волнением развернул бело-красное полотнище и подошел к капитану.

– Это флаг моего самого лучшего поместья.

Капитан собрал команду, выстроил ее в шеренгу и велел рулевому поднять флаг на мачту. Тот не успел этого сделать, как подлетел Патрик и собственноручно потянул канат. Продолжительный свисток возвестил египетский порт о том, что над африканским континентом вновь реет польский флаг. Флаг страны, не существовавшей на картах мира, но жившей в сердцах любящих ее людей. Капитан взял под козырек, матросы стали по стойке «смирно», остальные молча наблюдали за церемонией, а Томек с Новицким украдкой вытерли слезу. Патрик с гордостью смотрел на трепещущее полотнище.

Пробираясь сквозь суда, парусник выплыл из порта. Стоя у борта, Новицкий, еще не пришедший в себя от волнения, вдруг почувствовал, что кто-то настойчиво его разглядывает. Повернувшись, он перехватил ироничный взгляд «человека с корбачом», как он его назвал про себя. Новицкий ответил ему тем же, и с минуту они мерили друг друга взглядами. Тот сдался первым, но на губах его промелькнула издевательская улыбка. Вскоре он исчез в совей каюте.

А судно тем временем, не торопясь, шло вдоль пригородов Каира; дома, мечети, дворцы, миновали остров Рода и старый город. Им встречались десятки баркасов и фелюг, груженых хлопком, сахарным тростником, экзотическими плодами… Вот прошла лодка с высоким носом, на борту которой была глиняная посуда. Вокруг кипели зеленью берега Нина, вдали вздымались пирамиды.

Перед наступлением ночи пассажиры, как могли разместились по каютам. Салли с Патриком – в одной, Томек с Новицким – в другой. Третью каюту они раньше уступили случайным попутчикам, но потеря была невелика, в каютах не было ничего кроме койки, столика и стула, если не считать москитов, блох, тараканов и клопов – вообще насекомых всех мастей. С наступлением сумерек они отравляли существование жужжанием и немилосердно кусались. Томеку и Новицкому, уже многое повидавшим, было все равно, тем не менее и они не спешили на покой.

Патрик, казалось, появлялся в двух-трех местах одновременно, как бывало с ним обычно вечером. В конце концов он исчез вообще. Патрик давно уже обежал все судно и теперь, присев в рубке, наблюдал за работой рулевого. Рядом с рубкой сидели, прислонившись к стене, два попутчика-европейца. До Патрика долетали обрывки английских фраз:

– Сегодня?

– Пока нет, – последовал тихий ответ.

– Времени жаль. Ты хоть не боишься? – задал вопрос тот первый.

Патрику еще послышался тихий смех, но он не вслушивался, его занимало другое. Если бы он утром передал этот разговор Томеку, кто знает, каких неприятностей им удалось бы избежать…

В конце концов всех одолела усталость, и они попытались заснуть. Задолго до рассвета Салли разбудил писк крыс. Это было уже слишком, она не выдержала и убежала на палубу. Закутавшись в теплую арабскую шаль, положив руку на голову Динго, который категорически отказался ночевать в каюте, она терпеливо ждала рассвета. Она сонно перебирала воспоминания ушедших лет, такие, казалось, уже далекие.

– Что ждет нас впереди? – подумала Салли и перед ней опять предстало окутанное табачным дымом лицо Смуги.

На востоке тем временем горизонт уже пожелтел, из-за пустынных скалистых вершин потянулись розовые полосы, отражающиеся в зеркальных водах Нила. Из-за холмов выплыл шар солнца. Салли зашептала слова гимна, приписываемые Эхнатону:

Ты создал далекое небо, Чтобы всходить на нем, Чтобы видеть все, Сотворенное тобой.

Ты единственный, ты восходишь в образе своем Атон живой, сияющий и блестящий, далекий и близкий.

– О чем мечтаешь, синичка? – неожиданно прервал се размышления Новицкий, вставший пораньше, чтобы приготовить завтрак. Он чрезвычайно серьезно исполнял обязанность повара, при этом рассуждая с присущим ему красноречием:

– Когда-то я из матросов выбился в боцманы, потом произвели меня в капитаны. Не так давно назначили генералом. Но надо уметь падать с вершин. Понижение так понижение! Продал яхту и получил свое, стал лакеем!

Новицкий ни за что бы не признался, что очень любил готовить самые разные блюда. Сейчас же он решил устроить типичный арабский завтрак. Новицкий вытащил из кафессах[81] кухонную посуду, достал из запасов подаваемые тут к каждому блюду хлебцы-балади, напоминавшие бы лепешки, если бы не состояли из одной корки. На кухне еще с вечера варились на медленном огне бобы с морковью, луком и помидорами. Сейчас варево напоминало густую кашу на молоке. Новицкий попробовал и скривился.