«Если», 2000 № 05 - Аллен Дж. Смит

В частности, его идефикс состоял в том, что мы, вид homo sapiens, сами о том не догадываясь, являемся «чьей-то собственностью» («We are property!»). Не венец творения и не пуп Земли — а всего лишь аналог домашнего скота на гигантской космической «ферме», управляемой невидимыми паразитами, подключившимися к нашей нервной системе! И вектор человеческой истории, оказывается, направляется так, как это выгодно неведомым фермерам…

Отсюда и наше недоумение при виде дождей из лягушек и рыб. Много ли понимают в происходящем мирно жующие травку буренки, когда провожают взором хозяйку, выбрасывающую мусор на свалку! Веселенькая аналогия, верно?

Однако именно ее настойчиво проводит первый и самый известный роман убежденного «фортеанца» Рассела — «Зловещий барьер». Фраза, открывающая книгу, воистину зловеща: «Первую же корову, восставшую против доения, ждет смерть — быстрая и неотвратимая». Речь, естественно, идет о человечестве, которое «пасут» некие инопланетные разумные светящиеся шары — «витоны»… Вот вам и безобидный юморист и весельчак!

Судьба романа тоже, мягко сказать, нетрадиционна. Вначале Рассел предложил его в «Astounding…», где только что сменился главный редактор. Новый — звали его Джон Кэмпбелл — по прочтении рукописи так впечатлился, что решил… создать еще один журнал фантастики, где собирался напечатать не только роман Рассела, но и вообще публиковать продукцию того же рода! Так под один-единственный роман запустили новое периодическое издание, названное без затей «Unknown» («Неведомое»).

Идеями некоего вселенского заговора молчания, направленного против непомерно любопытного человечества и осуществляемого «людьми в черном» (через контролируемые ими правительственные учреждения), пронизаны и два других ранних романа Рассела — «Смертельное святилище» (1948) и «Космические стражи» (1953). И хотя у подобной мифологии есть и сторонники, и противники, объективности ради следует сказать: именно эти книги принесли Эрику Фрэнку Расселу популярность и даже славу в мире англоязычной фантастики. По крайней мере, когда в том мире произносят его фамилию, большинству сразу же приходят на память «Зловещий барьер», «Космические стражи» или «Смертельное святилище».

Романы Рассел продолжал писать и в 1950-е годы, и десятилетием позже. Большого переворота они не произвели, но и не остались незамеченными.

Взять к примеру роман «Большой взрыв» (1962)[6], сюжет которого оригинальным никак не назовешь: военный звездолет Земной Империи совершает некий инспекционный рейд по планетам-колониям… Однако до чего колоритны эти колонии! Каждая стала прибежищем представителей разнообразных религий, нонконформистских культур и «субкультур»: буддисты, мусульмане, последователи Ганди, даже нудисты. «Канонерок» с Земли (пусть и закамуфлированных под посольскую миссию) обитатели этих земель обетованных, ясное дело, не ждут, — а значит, острый, захватывающий сюжет читателю гарантирован.[7]

Что касается рассказов Рассела, то они принесли ему славу, в основном, в США, где преимущественно и публиковались. Поэтому и сравнение писателя с Шекли, Тенном или Брауном натянутым не назовешь.

Большинство наших фэнов, как и автор этих строк, впервые открыли для себя Рассела после публикации на русском языке рассказа «Абракадабра» (1955), принесшего автору первую и, увы, единственную премию «Хьюго» — кстати, то была вообще первая «серебристая ракета», присужденная в номинации «Рассказ». Что значит allamagoosa (а именно так в оригинале), писатель объяснить не пожелал, и ни в одном из доступных словарей вы этого слова не отыщете. Но по смыслу можно перевести и как абракадабра (или бредятина) — каким еще словом назвать специфический военно-бюрократический волапюк, вокруг которого крутится сюжет!

В основном, как уже говорилось, Рассел писал именно такие рассказы — сатирические и юмористические. А в частности… Среди «частностей» встречаются истории совсем иной окраски: лирические, философские, даже замогильно-трагические.

Например, ранний рассказ «Мана» (1937) посвящен развитию космогонических и эволюционных идей выдающегося соотечественника Рассела — Олафа Стэплдона (и не менее знаменитого французского мыслителя отца Пьера Тейяра де Шардена). Словно предваряя финал хорошо известного нашему читателю романа Саймака «Город», Рассел рисует почти ритуальную и щемящую картину передачи эволюционной эстафеты из рук последнего человека на Земле (по имени Омега) — созревшим до разума муравьям. В «Метаморфозите» (1946) та же эстафета переходит к кибернетическим наследникам вида homo sapiens.

Рационалист до мозга костей, Рассел одним из первых в англоязычной science fiction начал осваивать до поры до времени заповедную территорию — религии. В рассказе «Дорогой дьявол» (1950) действуют ангелоподобные инопланетяне, а в «Дьявологике» (1955), «Единственном решении» (1956) и «Хобби» (1947) — какие-то уж совсем непостижимые высшие существа.

«Единственное решение» — это, по сути, естественнонаучная версия библейского акта Творения. Причем самая остроумная и лаконичная из всех, с какими довелось познакомиться в научной фантастике. «Герой» рассказа — некое существо без формы и тела, но явно мыслящее. Пребывает оно в среде, которая также не имеет никаких физических характеристик — ни пространства, ни времени. Измаявшись неопределенностью своего существования, «герой» рассказа принимает единственное логическое решение, привносящее в окружающий мир хоть какую-то ясность: «Да будет свет!»

У Рассела вообще велик процент рассказов, в которых высказана — и обычно изящно обыграна — идея действительно новая, незаезженная. По крайней мере, считавшаяся таковой в год публикации произведения.

Например, серия рассказов об андроиде-пилоте, обладающем человеческими эмоциями (начата новеллой «Эл Стоу»), в 40-е годы резко контрастировала с подавляющим большинством написанных тогда произведений о человекоподобных роботах. Как и вышедший в 1943 году рассказ «Симбиотика» с его абсолютно парадоксальным вариантом внеземной жизни, и «Колючий кустарник» (1955), сюжет которого — инопланетяне с замедленным метаболизмом кажутся землянам каменными изваяниями — поразительно напоминает вышедший десятилетием позже рассказ Игоря Росоховатского «Двое в пустыне». И, согласимся, вряд ли в 1938 году, когда вышел рассказ «Восьмое чудо света», считалась банальной следующая идея: марсианам, высадись они на Земле, скорее всего, светил ярмарочный балаган — в компании с другими уродцами!

Можно было бы напомнить читателю и известные по переводам рассказы: «Кресло забвения» (1941), «И послышался голос» (1953), «Мы с моей тенью» (1953), «Небо, небо» (1956), «Свидетельствую» (1955)… И многие другие. Но и приведенных примеров достаточно, чтобы резюмировать: когда в 1978 году Эрика Фрэнка Рассела не стало, мир научной фантастики потерял одного из лучших новеллистов.