Отважные мореплаватели - Редьярд Киплинг

- Будь он моим сыном, я бы давно его выпорол, - недовольно проговорил дядюшка Солтерс, который вместе с Пенном остановился в доме Тропа.

- Ого! - отозвался Дэн, шастая по двору, готовый при малейшем приближении противника перескочить через забор. - Отец, ты можешь думать, что тебе угодно, но помни: я тебя предупредил. Я - твоя плоть и кровь! Не моя вина, что ты ошибся в своем суждении; придет время, и я выйду на палубу, чтобы полюбоваться тобой. Что до вас, дядюшка Солтерс, то не торопитесь и увидите сами. Вас перепашут, как этот чертовский клевер, а я, Дэн Троп, я буду процветать, как зеленое дерево, потому что я-то как раз и не ошибся.

Диско важно курил трубку во всем своем сухопутном величии и в прекрасных теплых шлепанцах.

- Ты становишься таким же ненормальным, как бедный Гарв. Ходите на пару, и хихикаете, и перемигиваетесь, и толкаете друг друга под столом так, что в доме покою от вас не стало, - сказал он.

- Еще меньше будет... кое-для кого, - ответил Дэн. - Вот увидите.

Они с Гарви поехали на трамвае в восточный Глостер. Там они пробрались сквозь кусты к самому маяку, улеглись на большие красные валуны и хохотали до упаду. Гарви показал Дэну телеграмму, и оба поклялись хранить молчание, пока орех не расколется сам собой.

- Родные Гарви? - с каменным лицом сказал как-то Дэн после ужина. Стоит ли о них говорить, раз до сих пор они и знать о себе не дали. У его отца какая-то лавка на Западе. Долларов пять, может, он тебе и даст.

- Ну, что я вам говорил? - торжествовал Солтерс. - Так что не очень-то задирай нос, Дэн.

Глава IX

Какие бы у него ни были личные переживания, мультимиллионер, как и всякий деловой человек, должен прежде всего заниматься делами. Гарви Чейн-старший отправился на восток в конце июня и застал свою жену в полном расстройстве; она почти потеряла рассудок и днем и ночью вспоминала, как в серых волнах утонул ее сын. Муж окружил ее врачами, опытными сиделками, массажистками и даже знахарками, но все было бесполезно. Миссис Чейн все время лежала в постели и стонала или часами, не переставая, рассказывала о своем сыне, если было кому слушать. Надежды у нее не осталось никакой, да и кто теперь мог внушить ее? Сейчас ей нужно было знать лишь одно: больно ли человеку, когда он тонет. И ее мужу пришлось все время следить, как бы она не захотела испробовать это на себе. О своих переживаниях он говорил мало и даже не представлял их глубину, пока однажды не поймал себя на том, что обратился к календарю на письменном столе со словами: "Какой смысл в такой жизни?"

Он, бывало, тешил себя приятной мыслью, что в один прекрасный день, когда он окончательно приведет в порядок свои дела и когда его сын окончит колледж, он допустит сына к своему сердцу и введет его в свои владения. Тогда этот мальчик, утверждал он, как все занятые отцы, мгновенно станет его компаньоном, партнером и союзником, и последуют великолепные годы великих проектов, которые они осуществят вместе - опыт и молодой задор. А теперь его сын мертв - пропал в море, как какой-нибудь матрос с одного из кораблей Чейна, перевозящих чай; его жена умирает, а его самого осаждают полчища женщин, врачей, сестер и слуг, его, доведенного до крайности капризами несчастной, больной жены. Из-за всего этого у него не было сил и желания бороться со своими многочисленными конкурентами.

Он сидел на веранде своего нового дома в Сан-Диего между секретарем и машинисткой, которая выполняла также обязанности телеграфистки, и без всякой охоты занимался своими обычными делами. Чейн раздумывал, во что ему обойдется закрытие всех своих предприятий. У него было множество акций страховых компаний, он мог купить себе королевскую пожизненную ренту, проводя время то в одном из своих домов в Колорадо, то в узком кругу друзей где-нибудь в Вашингтоне или на островах Южной Каролины, мог забыть о проектах, из которых ничего не получилось. С другой стороны...

Стук машинки прекратился. Девушка смотрела на секретаря, лицо которого побелело. Он протянул Чейну телеграмму, пришедшую из Сан-Франциско:

"Подобран рыболовной шхуной "Мы здесь" когда упал с парохода очень хорошо рыбачил Отмелях все отлично жду денег или указаний в Глостере у Диско Тропа телеграфируй что делать и как мама Гарви Н. Чейн".

Отец выронил телеграмму, опустил голову на крышку письменного стола и тяжело задышал. Секретарь побежал за врачом миссис Чейн, но когда тот пришел, Чейн расхаживал по веранде взад и вперед.

- Что... что вы об этом думаете? Возможно ли такое? Что это значит? Я не могу себе этого представить, - допытывался он у врача.

- А я могу, - ответил доктор. - Я теряю семь тысяч долларов в год... Вот и все. - Он подумал о своей нелегкой работе в Нью-Йорке, которую он оставил ради Чейна, и со вздохом возвратил ему телеграмму.

- Значит, вы ей скажете? А вдруг это обман?

- Чего ради? - спокойно возразил доктор. - Очень легко проверить. Несомненно, это ваш мальчик.

Вошла горничная-француженка, уверенно, как незаменимый человек, услуги которого стоят больших денег.

- Миссис Чейн просит вас немедленно прийти. Она думать, ви больной.

Владелец тридцати миллионов покорно склонил голову и последовал за Сюзанной, а с верхней площадки широкой, белого дерева лестницы доносился высокий, тонкий голос:

- В чем дело? Что случилось?

Вопль эхом пролетел по всему дому, когда муж рассказал ей о телеграмме.

- Ну, это не страшно, - спокойно сказал доктор машинистке. - Когда в романах пишут, что радость не убивает, это, пожалуй, единственное из области медицины, в чем не ошибаются, мисс Кинзи.

- Я знаю, но извините, у нас масса работы.

Мисс Кинзи была родом из Милуоки и отличалась прямотой суждений, к тому же ее симпатии были на стороне секретаря. А секретарь внимательно рассматривал огромную карту Америки, висевшую на стене.

- Милсом, мы немедленно отправляемся. Вагон доставить прямо в Бостон! Организуйте стыковки! - прокричал сверху Чейн.

- Я так и думал.

Секретарь повернулся к машинистке, и их глаза встретились (из этого родилась новая история, но к настоящей она отношения не имеет). Она глядела на него вопросительно, будто сомневалась, справится ли он с задачей. Он подал ей знак перейти к телеграфу Морзе, подобно генералу, вводящему войска в бой. Затем он артистично провел рукой по своим волосам, поглядел на потолок и приступил к работе, а белые пальцы мисс Кинзи легли на ключ телеграфного аппарата.

- "К.-Г. Уэйду, Лос-Анжелес..." "Констанс" в Лос-Анжелесе, верно ведь, мисс Кинзи?

- Да, - кивнула мисс Кинзи, а секретарь посмотрел на часы.

- Готовы? "Пришлите салон-вагон "Констанс" сюда и организуйте отправление специального отсюда в воскресенье, чтобы выйти на дорогу "Нью-Йорк лимитед" в следующий вторник".

Пип-пип-пип! - стучал аппарат.

- А быстрее нельзя?

- Не по такой дороге. Отсюда до Чикаго им потребуется часов шестьдесят. Они ничего не выиграют, если поедут на специальном дальше на восток... Готовы? "Организуйте транспортировку "Констанс" в Нью-Йорк, Олбани и Бостон. Мне необходимо быть в Бостоне вечером в среду. Обеспечьте сквозное движение. Телеграфировал также Каниффу, Туси и Барнсу". Подпись: "Чейн".

Мисс Кинзи кивнула, а секретарь продолжал:

- Так вот. Теперь пошлем телеграммы Каниффу, Туси и Барнсу. Вы когда-нибудь бывали в Нью-Йорке, мисс Кинзи? Ничего, еще съездите... Готовы?

- В Нью-Йорке я не была, но знаю, что это такое, - ответила мисс Кинзи, тряхнув прической.

- Простите... Значит, так: мы дали знать в Бостон и Олбани. Прибытие в девять пять в среду. Итак, кажется, все.

- Великолепно, - сказала мисс Кинзи, восхищенно глядя на него. Такого мужчину она понимала и ценила.

- Да, неплохо, - скромно признался Милсом. - Другой бы на моем месте часов тридцать порастерял да еще неделю потратил, чтобы разработать маршрут.

- Что верно, то верно, - сказала она, приходя в себя. - Но все-таки о мальчике вы позабыли. Не дать ли и ему телеграмму тоже?

- Я спрошу.

Когда он вернулся с телеграммой для Гарви, в которой отец просил встретить его в Бостоне в определенное время, он увидел, что мисс Кинзи заливается от смеха, склонившись над машинкой. Милсом тоже засмеялся, потому что из Лос-Анжелеса пришла паническая телеграмма такого содержания:

"Сообщите в чем дело. Все в полном недоумении и растерянности".

Через десять минут пришло сообщение из Чикаго: "Если раскрыто преступление века, не забудьте вовремя сообщить друзьям. Наши газеты готовы поместить материал".

В довершение всего пришла телеграмма из города Топека (даже Милсом не мог сказать, какое отношение имел к этому Топека): "Полковник не стреляйте. Мы к вашим услугам".

Прочтя эти сообщения, Чейн мрачно усмехнулся, увидев, что его противники сбиты с толку.

- Они решили, что мы ступили на тропу войны. Милсом, сообщите, что сейчас нам пока не до этого. Скажите им, в чем дело. Вам с мисс Кинзи тоже придется поехать, хоть я и не думаю, чтобы мы по пути занимались делами. Скажите им правду... на сей раз.