Как велит бог - Никколо Амманити

— А Анджела Барони?

— Что Анджела Барони?

— Она всем уши прожужжала, что втюрилась в тебя...

— А ты ее и знать не желаешь, бедняжку. Крутой ты у нас парень, — с издевкой заметила Фабиана.

Анджела Барони была девчонка из третьего "С". Маленькая, с длинными черными волосами. Кристиано как-то не замечал, чтоб он ей нравился.

— Не нравится она мне, — смущенно буркнул он.

— А кто тебе нравится? Кристиано впился ногтями в руку:

— Никто.

Эсмеральда положила голову ему на плечо. Он окаменел, словно ему в задницу всунули палку. От волос шел круживший голову аромат шампуня, она промурлыкала ему на ухо:

— Не может такого быть. Ты самый классный парень в школе, а тебе никто не нравится?.. — и легонько поцеловала его в шею.

Хотя Кристиано был уверен, что она водит его за нос, ощущение от этого поцелуя было головокружительное, на бесконечно долгое мгновение у него потемнело в глазах и перехватило дыхание, а спина вся пошла мурашками.

— Вот засада! Ты его целуешь, а я нет? — И Фабиана звонко чмокнула его в губы. Кристиано хватил второй удар, может быть, даже сильнее первого, как будто ему вонзили нож в грудь. Он издал нечленораздельный звук.

Слишком кратко было касание этой мягкой плоти. Слишком прекрасно и болезненно. Он еле удержался от того, чтобы коснуться рта пальцами, проверить, не осталась ли на губах эта влага.

— А мы?

— Мы тебе не нравимся?

Эсмеральда нахлобучила ему на голову плюшевую шапку ядовито-зеленого цвета и рассмеялась:

— Тебе классно.

Фабиана достала помаду и накрасила ему губы.

Кристиано настолько оторопел, что, наверное, дал бы этой парочке даже намылить шампунем голову.

Эсмеральда достала из сумки зеркальце:

— На, посмотрись!

Кристиано едва взглянул на себя и принялся стирать с губ помаду.

— Пошли в игровой зал? — сказала Эсмеральда подруге и двинулась в сторону галереи.

Фабиана сложила руки на груди и состроила недовольную мину:

— Фу! Знаешь, кто ты? Зануда! Почему ты никогда не улыбаешься? Наверное, это у тебя от отца.

Кристиано напрягся. Ему не нравилось, когда заговаривали об отце.

— Это почему?

— Ну, он весь такой мрачный, с бритым черепом и всеми этими татуировками... Кстати, скажи-ка мне одну вещь! Где он их себе сделал?

— Что?

— Татуировки.

— Не знаю... У татуировщиков. — Кристиано и вправду не знал, большую часть наколок Рино сделал, когда он был слишком маленький, чтобы помнить об этом, а последние отцу делали где-то недалеко от Мурелле.

— Ясное дело. Но где?

Кристиано пожал плечами:

— А тебе зачем?

— Хочу сделать себе одну.

— Где?

Она улыбнулась и помотала головой:

— Не скажу.

— Да ладно, где?

— В одном потайном месте.

— Ну ладно тебе, скажи.

— А ты скажи, где их делал твой отец.

Кристиано прижал руку к груди:

— Клянусь тебе, не знаю.

— Ты смотри, я ведь и сама могу его спросить. Думаешь, струшу? Да мне раз плюнуть!

Кристиано пожал плечами:

— Ну так иди и спроси.

Фабиана встала и потянула его за руку:

— Пошли.

Игровой зал оказался битком набит. Тут были несколько ребят из школы, но в основном тусовался народ постарше.

В просторной комнате разместились боулинг с пятью дорожками; игра, в которой надо было забросить мяч в корзину, а на табло высвечивалось количество заброшенных мячей; стеклянные короба с клешнями, которыми надо было ухватить плюшевую игрушку, и сотни видеоигр. Звучала оглушительно громкая музыка. Было полно филиппинцев и китайцев, детвора вразнобой скакала на мостике музыкального игрового автомата, пытаясь подражать танцующим на экране персонажам. В глубине был еще один зал, хуже освещенный и с меньшим количеством посетителей. Десяток зеленых столов с низкими светильниками и черные фигуры вооруженных киями игроков, а за их спинами — мигающие экраны видеопокера.

Кристиано туда ни разу не заходил. Во-первых, у двери висело объявление, что вход разрешен только совершеннолетним, во-вторых, он там никого не знал, и в-третьих, он не умел играть в бильярд.

Фабиана, начхав на запрет, нырнула в зал, и Кристиано направился было за ней, но, увидев, что там Теккен, застыл в дверях.

Теккен играл парную игру, а Эсмеральда его тормошила — ударяла по кию, когда он забивал шар, щекотала и терлась об него плечами. Он делал вид, что сердится, но за километр было видно, что парень млеет от удовольствия.

С ним было еще двое. Меммо, с аккуратно подстриженной эспаньолкой и затянутыми в хвост волосами, и Мушмула, вбивший себе в голову, что он похож на Робби Уильямса.

Дошло до того, что Эсмеральда взобралась на бильярдный стол и расставила ноги, а Теккен под всеобщее улюлюканье пустил под ними шар.

Кристиано прикрыл глаза и прислонился к стенке. Ему не хватало воздуха, а на шее и на губах он все еще чувствовал поцелуи Эсмеральды и Фабианы.

— Ну и шлюхи... — пробормотал он.

Отец был прав, таким, как они, нравятся папенькины сынки. Как Теккен. Их мотоциклы. Их деньги.

А у него в кармане ни гроша — они над ним только изгаляются.

Какая-то кислая гадость жгла ему желудок, как будто он выпил бутылку хлорки. К горлу подступала тошнота.

От нахлынувшей бешеной ярости у него помутилось в голове. Зачесались руки. Хотелось пойти туда, взять кий и сломать его о башку этого урода. Но вместо этого Кристиано развернулся и, дыша полной грудью, бросился прочь. Он ненавидел это место. Этих людей. Эти витрины, полные барахла, которое он не мог себе позволить.

Он зашел в магазин товаров для дома, вынул из деревянной подставки длинный нож, сунул его за пазуху и, расталкивая окружающих локтями, выбрался на улицу.

На стоянке он завернул за мусорные баки, подскочил к мотоциклу Теккена и ножом искромсал ему сиденье и продырявил шины. Собирался еще поцарапать бак, когда услышал за спиной чей-то голос:

— Эй! Ты что творишь?

От испуга сердце у Кристиано подскочило и застряло где-то между миндалинами.

Он обернулся. На крутом "дукати" сидел тип в черном шлеме и кожаной куртке.

— Ах ты, сукин сын, я тебе башку проломлю! — заорал парень, ставя свой мотоцикл на подножку.

Кристиано бросил нож и пустился наутек между машинами, в то время как в спину ему неслось:

— Трус! Куда удираешь! Я тебя знаю! В школе видел! Мы все равно до тебя доберемся. Поймаем и...

Он выбежал на шоссе и помчался вдоль обочины.

Просто не верилось, что он так бездарно вляпался. За несколько секунд влез в дерьмо по самые уши.

Более идиотской глупости и придумать было нельзя. Испохабить мотоцикл Теккена и попасться с поличным!

Он бежал, опустив голову и стараясь не попадать в лужи. Селезенка ныла, заставляя его прижимать ладонь к животу. Раз-два, раз-два — в глазах расплывалась и вновь фокусировалась трасса, дорожное ограждение, фары проезжающих машин.

От долгого бега началась одышка, а в ушах все еще звучали угрозы черного мотоциклиста: "Куда удираешь? Я тебя знаю! Ты за это заплатишь!"

Казалось, что ему снится дурной сон, что стоит остановиться, зажмуриться — и, открыв глаза, снова окажешься в темном углу игрового зала и вдохнешь застоялый душок пота и дезодоранта.

Наверное, на него нашло помрачение. Как под гипнозом, он украл нож и остервенело набросился на мотоцикл. В хозяйственном он даже не огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не видит.

Непонятно, как у него не подгибались ноги от засевшего внутри страха. Очень скоро месть Теккена безжалостно обрушится на него со всей своей разрушительной силой.

Этот тип и пришить может.

Однажды Кристиано видел, как он дерется с дальнобойщиком на стоянке перед баром.

Запомнилось, как спокойно он шел на мужика килограммов на двадцать тяжелее его и с огромными, как дубины, ручищами. Теккен приплясывал, мерзко виляя задом, словно танцор меренге [26]. Он был явно увлечен, радуясь случаю потренироваться на живом мясе.

Пока орангутан размахивал руками и изрыгал проклятия, Теккен точным ударом в колено повалил его наземь. Потом он приподнял его голову за ухо и, ткнув в лоб пальцем, пригрозил: "Ты здесь никто. Так что не зарывайся".

И все это из-за того, что бугай забыл сказать "Пожалуйста", когда попросил Теккена переставить свой мотоцикл, чтобы он мог припарковать грузовик.

"Что же тогда он сделает со мной после того, как я изуродовал его любимую игрушку..."

Легкие пылали, и ему пришлось замедлить бег. Кристиано взбежал на мост над каналом и остановился отдышаться под навесом автобусной остановки, находившейся точно посередине моста. Табло расписания и стенки павильона были сплошь исписаны и разрисованы. На скамейке был разлит кетчуп и валялись остатки хрустящей картошки и попкорна. Воняло мочой. Над крышей потрескивал тусклый неон.