Как любить ребенка, не боясь избаловать - Ксения Дмитриева

Представьте ситуацию. Человек попал в больницу. У него на ноге рана, которая уже начала гноиться. И вот врачу нужно рану зашить, но прежде её вычистить и продезинфицировать. Он приступает к своим обязанностям, но пациенту больно, он кричит, вырывается, просит этого не делать. И добренький хирург, жалея его, не вычищает рану до конца, зашивает как есть и отпускает человека с миром. А через некоторое время на ноге начинается гангрена, и ногу приходится ампутировать. Т. е. все мы понимаем, что врач обязан спасать человека, даже если делает ему больно. Лучше перетерпеть эту боль сейчас, чем потом лишиться ноги. С другой стороны, если врач будет слишком жёстким и принципиальным, будет наплевательски относиться к чувствам пациента, то он, хоть и вылечив его, оставит в душе неприятный осадок. Кто смотрел сериал «Доктор Хаус», тот поймёт, о чём я.

Так каким должен быть врач? Добрым и строгим одновременно. Сочетать в себе противоположности. Сочувствовать и жалеть, но не попустительствовать в заблуждениях. Во всём важна золотая середина.

Так же и родителю нужно уметь находить слова, чтобы донести важность, объяснить, вразумить. В каких-то ситуациях важно уметь пошутить, перевести ситуацию в игру. Например, многие дети терпеть не могут всякие лечебные процедуры вроде промывания носа, полоскания горла, закапывания капель или приёма лекарств. И чтобы такие неприятные, но необходимые мероприятия проходили веселее, можно придумать какую-то игру: то космическому кораблю требуется заливка топлива в баки, то самолёту нужен ремонт или поможем храбрым солдатикам-лейкоцитам победить злые вирусы. Многие дети, даже, наверное, все, терпеть не могут мыть голову. И тут есть место игре. Мы аквалангисты и ныряем под воду, или мы боремся с грязью магией воды, или ищем маленькие точки на потолке, задрав голову, пока мама быстро-быстро её споласкивает.

Игра – ведущая деятельность ребёнка. Он учится, играя. Он живёт, играя. Можно любое дело перевести в игру, и оно станет веселее. Есть такая поговорка: «Что не можешь предотвратить, надо возглавить». Если мы знаем, что ребёнок терпеть не может убирать игрушки и обязательно устроит скандал, или будет хныкать, или вяло возиться, нужно начать самой, но не сделать всё за ребёнка, а заинтересовать его. Например, так: «Давай будем закидывать кубики в коробку. Смотри, как я могу. О-па! Попала! Ну-ка ты попробуй». Ребёнок с радостью включится в это дело. И в любое другое, если оно будет ему интересно.

Том появился на тротуаре с ведром известки и длинной кистью в руках. Он оглядел забор, и всякая радость отлетела от него, а дух погрузился в глубочайшую тоску. Тридцать ярдов дощатого забора в девять футов вышиной! Жизнь показалась ему пустой, а существование – тяжким бременем. Вздыхая, он окунул кисть в ведро и провел ею по верхней доске забора, повторил эту операцию, проделал ее снова, сравнил ничтожную выбеленную полоску с необозримым материком некрашеного забора и уселся на загородку под дерево в полном унынии…

Но в эту мрачную и безнадежную минуту его вдруг осенило вдохновение. Не более и не менее как настоящее ослепительное вдохновение! Он взялся за кисть и продолжал не торопясь работать. Скоро из-за угла показался Бен Роджерс – тот самый мальчик, чьих насмешек Том боялся больше всего на свете…

Том рассматривал свой последний мазок глазами художника, потом еще раз осторожно провел кистью по забору и отступил, любуясь результатами. Бен подошел и стал рядом с ним. Том проглотил слюну, так ему захотелось яблока, но упорно работал. Бен сказал:

– Что, старик, работать приходится, а?

Том круто обернулся и сказал:

– А, это ты, Бен? Я и не заметил.

– Слушай, я иду купаться. А ты не хочешь? Да нет, ты, конечно, поработаешь? Ну, само собой, работать куда интересней.

Том пристально посмотрел на Бена и спросил:

– Чего ты называешь работой?

– А это, по-твоему, не работа, что ли?

Том снова принялся белить и ответил небрежно:

– Что ж, может, работа, а может, и не работа. Я знаю только одно, что Тому Сойеру она по душе.

– Да брось ты, уж будто бы тебе так нравится белить!

Кисть все так же равномерно двигалась по забору.

– Нравится? А почему же нет? Небось, не каждый день нашему брату достается белить забор.

После этого все дело представилось в новом свете. Бен перестал жевать яблоко. Том осторожно водил кистью взад и вперед, останавливаясь время от времени, чтобы полюбоваться результатом, добавлял мазок, другой, опять любовался результатом, а Бен следил за каждым его движением, проявляя все больше и больше интереса к делу. Вдруг он сказал:

– Слушай, Том, дай мне побелить немножко.

Том задумался и сначала как будто готов был согласиться, а потом вдруг передумал.

– Нет, Бен, все равно ничего не выйдет. Тетя Полли прямо трясется над этим забором; понимаешь, он выходит на улицу, – если б это была та сторона, что во двор, она бы слова не сказала, да и я тоже. Она прямо трясется над этим забором. Его знаешь как надо белить? По-моему, разве один мальчик из тысячи, а то и из двух тысяч сумеет выбелить его как следует.

– Да что ты? Слушай, пусти хоть попробовать, хоть чуть-чуть. Том, я бы тебя пустил, если б ты был на моем месте.

– Бен, я бы с радостью, честное индейское! Да ведь как быть с тетей Полли? Джиму тоже хотелось покрасить, а она не позволила. Сиду хотелось, она и Сиду не позволила. Видишь, какие дела? Ну-ка, возьмешься ты белить забор, а вдруг что-нибудь…

– Да что ты, Том, я же буду стараться. Ну пусти, я попробую. Слушай, я тебе дам серединку от яблока.

– Ну, ладно… Хотя нет, Бен, лучше не надо. Я боюсь.

– Я все яблоко тебе отдам!

Том выпустил кисть из рук с виду не очень охотно, зато с ликованием в душе. И пока бывший пароход «Большая Миссури» трудился в поте лица на солнцепеке, удалившийся от дел художник, сидя в тени на бочонке, болтал ногами, жевал яблоко и обдумывал дальнейший план избиения младенцев. За ними дело не стало. Мальчики ежеминутно пробегали по улице; они подходили, чтобы посмеяться над Томом, – и оставались белить забор. Когда Бен выдохся, Том продал следующую очередь Билли Фишеру за подержанного бумажного змея, а когда тот устал белить, Джонни Миллер купил очередь за дохлую крысу с веревочкой, чтобы удобней было вертеть, и т. д. и т. д., час за часом.

К середине дня из бедного мальчика, близкого к нищете, Том стал богачом и буквально утопал в роскоши…

Если мы предоставим детям возможность не работать, а играть, делать дело не потому, что оно «надо», а потому что это может быть «здорово», их жизнь станет гораздо интересней, а наша – проще, потому что не придётся наших ребят заставлять и принуждать, тратя на это кучу времени, сил и нервов.

Серьёзный вред

Знаю на собственном опыте, что труднее всего адекватно реагировать на детское непослушание, когда ребёнок причиняет серьезный вред другому. Особенно, когда этот другой совсем малыш. Мне достаточно длительный период времени было трудно справиться с собой и разрулить ситуацию без криков, когда сын отбирал игрушки у младшей сестрёнки, толкал её или стукал. И в момент, когда я сама особенно активно размышляла на эту тему, мне пришло письмо от мамы двоих деток. Она писала о том, что её старшая дочка (3 года) играла с пуговицами и оставила одну на видном месте прямо перед младшим братом (меньше года), а тот её проглотил. Хотя девочка была предупреждена о правилах обращения с мелкими игрушками, об опасности для малыша и пр., случилось то, что случилось. Мама страшно перепугалась, вызвала скорую, но всё обошлось. И вопрос мамы был в том, что же делать в такой ситуации, ведь тут всё могло кончиться очень плачевно? Нужно ли наказать ребёнка в такой серьёзной ситуации и как?

Практически в это время сходный случай произошёл и с моими детьми. Поэтому отвечая на письмо этой мамы, мне было на что опираться. Мой сын прищемил сестрёнке пальцы балконной дверью. Когда я увидела посиневшее вмятины на уже опухающих пальчиках, я была уверена, что у дочери перелом, но, слава Богу, всё обошлось. Даже рентген в травмпункте не стали делать, врач сказал, что это просто ушиб.