Алкоголик - Андрей Воронин

Чиж отхлебнул пива и через стекло посмотрел, сколько осталось в бутылке. Какого черта, сказал он себе. Какого черта я пытаюсь разграничить эти два понятия: обыкновенный убийца и убийца с какими-то там принципами? Убийца с принципами — это маньяк, что, по сути дела, еще хуже, чем обыкновенный мокрушник. Ну хорошо, допустим, что легенды не врут и этот тип убивает только мерзавцев — бандитов, воров, насильников, рэкетиров… Ну и что это меняет? Он не Бог, не судья и даже не прокурор. На каких основаниях он выносит и приводит в исполнение свои приговоры? Как он определяет, правду ему говорит заказчик, когда рассказывает, какой негодяй и мерзавец его враг, или вешает лапшу на уши с целью устранить конкурента? Тем более что заказчики все, как один, сами хороши… А если однажды он ошибется и шлепнет хорошего человека?

Он посмотрел на часы. Водитель, наверное, уже дошел до магазина, если не застрял где-нибудь по дороге. Как его зовут-то, а? А впрочем, на кой черт он мне сдался, этот доморощенный меломан с замашками вороватого лакея… Нельзя, конечно, так думать о людях, но что делать, если это правда? Он-то небось идет сейчас по обочине и думает: Чиж этот, дескать, ни хрена в музыке не понимает, только и знает, что водку с пивом жрать да «битлов» своих слушать… Алкаш он, думает, этот ваш майор Чиж, и ничего больше. Хроник. И ведь тоже прав: что есть, того не отнимешь. Можно сколько угодно хорохориться, но шила в мешке не утаишь, особенно от себя самого. Хотя от себя — оно, наверное, и легче. Тут главное что? Главное — решить, чего ты сам хочешь. Хочешь уважать — уважай. А не хочешь — кто ж тебя неволит? Вон их сколько, таких свободных людей, по ЛТП, по тюрьмам, по чердакам и подвалам…

Он снова посмотрел бутылку на просвет. Пива в ней осталось меньше половины. Чиж криво усмехнулся и сделал еще один глоток, совсем маленький.

Вот и решай. Взвесь все хорошенько, приди к очевидному выводу и брось пить. Как это? Да вот так! Брось — и все. А если не получается — излови Абзаца и доставь его Кондрашову — живого, а еще лучше мертвого. После чего можно брать под козырек, запевать строевую песню и, чеканя шаг, отправляться прямиком в центр Маршака, где за совершенно немыслимые бабки приводят в порядок таких, как ты. Да чего там — таких! Небось среди тех, у кого водятся деньжата, встречаются типы и покруче… Ты себе лечись, а Кондратов за тебя заплатит. Украдет где-нибудь и заплатит, ему не впервой.

«Дерьмо, — пренебрежительно сказал себе Чиж. — Загадочная русская душа. Если в сиденье твоего стула нет торчащего гвоздя, его непременно нужно туда забить, да так, чтобы острием кверху и длиной сантиметров десять, чтобы уж до самой кости, до кишок чтобы… Эх!»

Он резко запрокинул бутылку, едва не угодив донышком в лобовое стекло, и в два могучих глотка употребил все содержимое. Ничего, сейчас водила еще принесет… На наш век хватит. Кто не может бросить пить? Я не могу? Это мы еще посмотрим, гражданин Кондрашов… а также товарищ Лапоть. Тоже мне, нашли слабое звено…

Он затолкал пустую бутылку поглубже под сиденье и глубоко, с удовольствием затянулся сигаретой. «Прорвемся, — успокоил он себе. — Всегда прорывались и теперь прорвемся.»

В это время хрюкнула рация, на ее корпусе замигала красная лампочка.

— Первый, я пятый, — сказала она искаженным почти до неузнаваемости голосом. — Ответьте пятому, первый!

Чиж взял рацию и передвинул большим пальцем рычажок.

— Первый на связи, — сказал он. — Что нового, пятый?

— Какой-то бомж, — доложил пятый. — Движется пешком со стороны железнодорожной станции. Смотрит на ворота… как будто знакомых ищет. Направляется в вашу сторону. Повторяю: направляется к вам.

— Бомж? — Чиж поморщился: только бомжей ему сейчас и не хватало. — По дачам, что ли, решил пошарить? Так ведь тут кругом охрана… Как он выглядит?

— Около сорока лет, — прохрипела рация. — Патлатый такой блондин, волосы до плеч, баки, как у адмирала, усы, черные очки. Одет в камуфляжные штаны и короткую черную куртку… в «косуху», в общем. При себе имеет рюкзак и сумку.

— Погоди, пятый, — недовольно перебил его Чиж. — Где ты видел бомжа в «косухе»? Может быть, это чей-то сынок? Впрочем, ладно. Ты уверен, что он направляется к нам?

— Я его не спрашивал. Пересек дорогу, миновал подъездную аллею и скрылся в лесу на вашей стороне. Я его уже не вижу.

— Спасибо, — сказал Чиж. — Отбой, пятый. Продолжайте наблюдение. Всем остальным готовность номер один. Не думаю, что это наш человек, но все же…

Он вернул рацию на место, выбросил окурок, зачем-то пощупал торчащий в замке ключ зажигания и поиграл педалями. Сидеть за рулем «Волги» было просторно, как в кинозале, особенно после тесноватых «Жигулей». «Черт знает что, — подумал Чиж. — Неужели это все-таки наш клиент? В таком-то виде? Пешком? Нужно совсем рехнуться, чтобы на такое отважиться!»

Он вынул из кармана сигареты и закурил, косясь то на рацию, то на видневшуюся впереди полоску асфальта. С подъездной аллеи машина не просматривалась, Чиж проверил это лично, но теперь в глаза ему бросились две продавленные во мху и папоротниках колеи, оставленные колесами «Волги». Они были едва заметны, но они были там, и человек, который знал, что искать, ни за что не прошел бы мимо.

Чиж неуверенно подался вперед, но тут же одернул себя. «Если» — очень скользкое слово. Что, если киллер сделает крюк по лесу и выйдет к машине с тыла — весь в черном и с гранатометом наперевес? Или, скажем, прилетит на вертолете и сбросит на кондрашовскую дачу фугас? Предположить можно что угодно, а заросшая травой колея — не повод для истерики. Тем более что когда он сам смотрел сюда с дороги, то не заметил никакой колеи, а уж он-то знал, что и где искать…

Слева, со стороны дачи, вдруг долетел рев газующего на холостых оборотах автомобильного двигателя. Чиж встрепенулся и схватился за рацию.

— Двенадцатый, — рявкнул он, — что у вас там происходит?!

— Да все нормально, товарищ майор, — ответил двенадцатый. — Это я для достоверности машину завел. Машина зверь, Николай Гаврилович! Нам бы в отдел парочку таких!

— Они бы за неделю годовой лимит топлива сожрали, — проворчал Чиж, непроизвольно зевнув: пиво начинало действовать. — И вообще, я ведь приказал спрятаться и не отсвечивать. Развели, понимаешь, самодеятельность… Исчезни оттуда! Все исчезните!

— Е…

— ответил пятый и почему-то замолчал, словно отключился, хотя Чиж отлично слышал, что рация продолжает работать. Шум автомобильного мотора, доносившийся со стороны дачи, был слышен и в динамике рации. Через минуту шум усилился, поднявшись до натужного рева, потом в динамике что-то душераздирающе захрустело, и рация замолчала.

Потом динамик взорвался возбужденными голосами, в которых слышались досада и удивление загонщиков, упустивших добычу. Слева, с дачи, донеслись пистолетные выстрелы, затем послышался глухой удар. Что-то затрещало, лязгнуло и рухнуло с тяжелым грохотом.

Чиж аккуратно сбил с кончика сигареты пепел и сунул окурок в самый угол губ, чтобы дым не разъедал глаза. Оказалось, что двигатель «Волги» уже работает, хотя майор совершенно не помнил, когда и как его завел. Он включил первую передачу, и машина плавно двинулась вперед, хрустя гнилыми сучьями и сбрасывая наваленные на капот и крышу еловые лапы. Выезжая на асфальт, Чиж газанул, преодолевая небольшой подъем. Машина рванулась вперед и замерла, перегородив подъездную аллею.

Чиж повернул голову налево, зная, что именно там увидит, и ощущая себя так, словно его накачали новокаином. Нарастающий вой мощного автомобильного двигателя забивал уши. Он был похож на звук пикирующего старого бомбардировщика.

Огромная, как нож бульдозера, сверкающая хромом решетка радиатора с фирменным знаком «шевроле» была уже совсем рядом, метрах в десяти. Чиж успел разглядеть за прозрачным лобовым стеклом лохматую образину в круглых темных очках. Под рыжеватыми усами подковой блестели оскаленные не то в гримасе ярости, не то в безумном хохоте зубы. Протяжно и тоскливо, на одной бесконечной ноте заныл клаксон. Боком заваливаясь на соседнее сиденье, чтобы хоть как-то уберечься от сильного удара, Чиж в какую-то долю секунды успел передумать и вообразить множество самой разнообразной чепухи. «Как это здорово, что от меня ушла жена, — думал он. — Как чудесно, что у нас не было, нет и теперь уже никогда не будет детей. В мире и так навалом сирот», — подумал Чиж и словно наяву увидел свой портрет в траурной рамке на стене вестибюля в управлении: в полной парадной форме, без фуражки, лицо деревянное, как у всех, кто фотографируется для документов, галстук, как всегда, сбился набок, и даже на фотографии видно, что китель не мешало бы погладить… И надпись на планшете: «Наши герои».

…От страшного удара внутренности Чижа подскочили к самому горлу, а кости, казалось, грохнулись друг о друга. Майор лязгнул зубами, перекусив пополам фильтр все еще зажатой в углу рта сигареты, и порадовался тому, что успел зажмуриться: он был уверен, что в противном случае его глаза выскочили бы из орбит. Потом его внутренние органы вернулись на свои места, и Чиж с удивлением понял, что жив и, кажется, невредим.