Пару штрихов тому назад - Дмитрий Березин

«Вот, доигралась, еще и мне не хватало сыграть в больничку, – подумала Мария. – Прыгает сахар, нужно что-то съесть, а то точно у этого мага от впечатлений в обморок шлепнусь. Что-то Женя мне про это цитировал. Кажется, и я без чувств упав к твоим ногам, останусь рядом хотя бы ненадолго. Забавно. И откуда только в нем это берется?»

– Возьмите с капустой, – настоятельно советовала пожилая женщина, стоявшая за кассой и, очевидно, заметившая неестественную бледность на лице Марии. – И кусочек медовика взять советую, очень вкусный, нежный. Такой только у нас можно попробовать.

– Хорошо, давайте, – равнодушно бросила Мария. – И чай, большую чашку.

– У нас только в чайниках чай.

– Тогда чайник. И, пожалуйста, женщина, выберете на свое усмотрение, я ничего не могу сообразить.

Мария заплатила, сделала шаг и упала бы, если бы не плюхнулась на мягкий стул и не облокотилась бы на столик. Продавщица, видя все это, молча, сама собрала все на поднос и, выйдя из-за стойки, поставила его перед Марией на столик.

– Приятного аппетита.

Пирожки с капустой были хороши: Мария вгрызалась в них с яростью, понимая, что кроме скудного завтрака и такого же скудного ужина накануне она толком не ела три дня. В других обстоятельствах она не позволила бы себе подобного безумства. Стройная от природы, она никогда не следила за своей фигурой. Силы и ясность ума возвращались. «Просто помоги мне», – снова шептал ей на ухо Евгений.

Дом на улице Комсомола оказался старым, серым, полуразвалившимся, с маленькими окнами. Невдалеке гремел вокзал и какой-то рынок. Мария осмотрелась, достала из сумочки телефон и набрала номер. «Вам нужен не этот дом, а дом напротив, через дорогу. Вход со двора. Заходите в парадную, поднимайтесь по лестнице на второй этаж», – услышала она, а дальше пошли короткие гудки. «Вот это конспирация», – подумала Мария. Она в нерешительности стояла перед дверью того самого дома напротив и дергала ручку. Наконец, раздался щелчок – дверь открыли через домофон. В парадной было на удивление чисто. На втором этаже, когда Мария на него поднялась, открылась одна из дверей. Худощавый высокий мужчина громко сказал: «Вам сюда». Конечно же, она узнала этот голос. Она скинула куртку в прихожей и прошла в комнату. На столике у стены горели свечи. Они стояли в небольших металлических подсвечниках. Рядом с ними было множество каких-то баночек и бутылочек. В целом же Мария ожидала увидеть что-нибудь более впечатляющее. На самой середине комнаты стояло два кресла.

– Присаживайтесь, – сказал экстрасенс. – Разговор, чувствую, нам с вами предстоит очень долгий.

– С чего вы взяли?

– А ко мне с другими и не обращаются. Напоминаю, меня зовут Эдуард, я психолог и экстрасенс. Я не называю себя магом, это глупо. Я не занимают приворотами, проклятиями и всем прочим, что навыдумывали люди в угоду себе и своим прихотям.

Мария осматривала комнату и никак не могла оторваться от зеркала, висевшего на стене. Ей чудилось, что это какое-то особенное зеркало, раз в нем так играют блики пламени свечей. Но, приглядевшись, она сообразила, что почти такое же зеркало стоит у нее в прихожей.

– Что, ожидали увидеть что-то таинственное, какие-нибудь реликты? Заспиртованную мумию или стеклянный шар, в котором видно прошлое и будущее? Не дождетесь, я не маг. Да даже и если бы им был, то все равно к чему вся эта показуха?

– Понятно. Надо же, – удивилась Мария. – По мне так маги и экстрасенсы – все это…

Она никак не могла закончить мысль, так как разглядывала своего собеседника. Колоритный тип. Черные волосы, стриженные, впрочем, довольно коротко. Пробивающаяся бородка. Очки в черной оправе. И этот совершенно спокойный взгляд. «Сорок пять, не больше, – мысленно прикинула Мария, – все-таки интересно, сколько ему лет?»

– Мне сорок три, – многозначительно произнес Эдуард, улыбнувшись, наблюдая, какой эффект это произвело на его собеседницу. – Еще вопросы будут? Если нет, то, прошу вас, расскажите о том, что произошло с вашим мужем. Из вашего, мягко говоря, несодержательного послания я мало что сумел понять.

Сбиваясь, Мария рассказывала все. И об их с мужем знакомстве, и о его привычках, вкусах, пристрастиях. Ей казалось, что важной может оказаться любая мелочь, любая подробность. О проблемах со здоровьем мужа Мария рассказывала отвлеченно, как и подобает медику. Под конец рассказа она описала картину, ее пугающие странности и, сомневаясь, все же поделилась своими ощущениями и историей с возникшим из ниоткуда силуэтом.

– Вы не могли ничего напутать? Скажем, просто плохо рассмотрели картину. Ведь было же явно не до нее. Этот взрыв, ваша дорога домой, ожидание помощи. Это был стресс.

– Я, Эдуард, прекрасно знаю, что такое стресс. Нет, я уверена, что никакого силуэта на картине не было, тем более Женя очень редко пишет людей, обычно они вообще у него отсутствуют. Его за это на выставках, знаете, как ругали критики! А ему все нипочем, ни разу не расстроился из-за этого. Говорит, критикуют, значит, внимание обращают.

– Логично, – заметил Эдуард. – А вы фотографию взяли?

Мария спохватилась и достала из сумочки его фото – на даче, летом, с огромным букетом одуванчиков.

– И еще, – передавая фото и заметно волнуясь, добавила она. – Не знаю, важно это или нет, наверное, мне все это показалось. Но когда я была с ним там, в больнице, он будто бы шептал мне, просил не трогать картину и спасти его, помочь ему. Я посчитала, что он приходил в себя, пока я спала, а я даже не заметила. Но, нет, это не так. Наверное, это все мне приснилось. Но знаете, эти его слова: «Помоги мне» и еще что-то про картину я слышала уже несколько раз. Они как будто из ниоткуда возникают. Простите. Да вы не слушайте меня, это все от усталости. Я толком не спала.

– Я не могу вас не слушать, ведь вы для этого пришли, – Эдуард разглядывал фотографию Евгения. – И вы хотите спросить меня о том, смогу ли я вам помочь. Да, смогу. Вы оставите фотографию? Сейчас вы уйдете по своим делам, а я примусь за работу.

– Сколько я вам должна? – Мария решила этот вопрос задать напрямую.

– Нисколько, пока не надо денег. Сейчас уходите, пожалуйста, мне нужно поработать, чтобы вам помочь.

– А как я…

– Я вам позвоню, когда мне что-то станет ясно. Только не спрашивайте, когда именно это будет. Быть может, сегодня, может, завтра или послезавтра. Сказать сложно, как и то, смогу ли я вытащить вашего мужа оттуда, – экстрасенс занервничал. – Сейчас я как можно скорее хочу остаться один.

Мария даже не запомнила, попрощалась ли она. Через минуту была на улице, еще через час в клинике рядом с мужем, шепотом, по секрету рассказывая ему обо всем, что произошло. А ночью, когда она решилась вздремнуть, он снова шептал ей: «Помоги, Маша, я не могут так больше. Ты нашла того, кто может помочь. Но не трогай картину, умоляю тебя».

VIII

– Я был там, Франсис, понимаешь? Я видел жену, даже говорил с ней, – Художник снова не верил, что это происходит именно с ним, а не с кем-то другим. – И было такое чувство, что она тоже меня слышала. Хотя, не так, как бы я хотел. Но она мне говорит, что все понимает, догадывается про картину! И обещает помочь!

– Обещает! – старик ухмыльнулся. – Довольствуйся и этим, мой тебе совет. Ты – это твоя душа. Ты можешь очень многое, но не все. Безграничных возможностей не бывает, как бы нам этого ни хотелось. Тут для тебя кусочек сыра и немного воды.

Худым пальцем старик показал на стол, за которым сидели все и молча трапезничали.

– Франсис, только не говори мне, что тебя не радует то, что я смогу выбраться отсюда. Нет, я обещаю, если я выберусь отсюда, я помогу и вам всем. Слышите меня?

Художник увидел, как оживились все сидевшие за столом, как заблестели их глаза. Даже Лукас, прожженный до мозга костей скептик, и тот перестал жевать и задумался.

– Только наших тел давным-давно нет, – произнес он. – А если и помогать нам выбраться, то только отсюда, из заточения. Прежней жизни там, откуда мы, уже нет и никогда уже не будет. Я бы хотел выйти отсюда, чтобы изменить то, что там.

Лукас кивнул на дверь.

– Готов поклясться, что если ты выйдешь отсюда, ты моментально о нас забудешь, – в спор вмешался Эвен. – Но не потому, что ты плохой или обманщик. Просто свобода закружит голову любому после этого заточения. Будешь уже думать совсем по-другому, у тебя появятся совсем иные желания и стремления.

Эвен был значительно моложе остальных и был пятым по счету, попавшим в замок. Он говорил тонким, слегка испуганным голосом. Он был сыном богатых родителей: они занимались торговлей, владели несколькими судами, ходившими за тканями и пряностями. Вопреки их желанию Эвен не проявлял никакого интереса ни к торговле, ни к морскому, ни к военному делу. Научившись читать, он целыми днями пропадал в библиотеке. Увидев в книгах гравюры, он попытался делать с них копии, прижав лист со страницей книги к стеклу. Со временем необходимость в этом отпала: Эвен с легкостью перерисовывал гравюры. Точность копирования поразила отца Эвена, когда он впервые увидел то, чем занимается его сын в свободное от учебы время.