33 новеллы о любви - Тимур Зульфикаров

…мудрецов нет иных собеседников кроме меня?

А? Мудрец Ходжа Зульфикар а?

С кем еще на земле слаще беседы твои, как не со мной?..

С какой сладчайшей ночной женой?

…Смерти — одна сладость, а у жен — множество…

Но сладость смерти превышает сладость любви… Да… да… да?..

Но кто проводит меня в смерть мою, кто не оставит меня в тот неизбывный час?

Отец и мать мои ушли на загробные пути, а чада мои разбрелись по земле, и забыли меня, и пекутся о чадах своих…

И что им смерть моя и последнее одиночество мое?

Но кто проводит меня туда?

…тот проводник?

…знает пути загробные, чтобы я не споткнулся на них в той ночи как на высокогорных тропах в безлунную ночь ночь ночь?..

…разделит усладит последнее одиночество моё?

…разделит ложе смерти моей как жены алчно делили ложе любви моей?

О Господь мой! Ты?.. Только Ты…

Но горько мне, что не вижу не чую я Тебя…

Но мудрец! это же великое счастие, когда в последнем одиночестве ты остаёшься наедине с Богом Отцом вечным твоим, а не надеешься на тленных человеков?

И что ты любишь тех кого сотворил Господь, а не самого Творца Отца всех живых и усопших?..

И что ж ты любишь тленных более чем Вечного?

А тот кто любит тленных сам тленен…

А мудрец говорит:

…Господь! Изгладь во мне все воспоминанья, кроме одного Единственного и дай мне слепо глухо радостно забыть о разноцветьи души и жизни моей…

…сосуд с одной прозрачной родниковой водой — не самый сладкий сосуд и он слаще всех пиал с многоцветными медвяными многопиаными винами?

И что перед исходом ты будешь пить вино туманное, а не воду родника?..

Ийххххх!

И вот если ты забыл возлюбленных жизни своей и изгладил сладкие прошлые дни твои и понял что жизнь — быстрый сон, дождь, снег, миг, ручей, облако, дурман, мак пурпурных макокурильщиков — то иди в горы за стадами весенними, которые бредут на альпийские джайлоо…

…они… вот локайцы-пастухи — и они молчат!

…сторожевые волкодавы — и они влюбленно глядят на тебя и чуют, и не лают, а только хвостами серебряными обрубленными с любовью машут и знают, что ты идёшь в последний раз по земле этой весенней…

Айх!

А она сладка твоя родная талая живая живородящая таджикская земля, и тысячи ручьёв и водопадов бегут переплетаясь перекликаясь струятся по ней и манят тебя и не пускают…

Но я же возвращаюсь к тебе, в тебя, родная земля, колыбель, люлька, могила моя!..

…ж ты отвлекаешь, не пускаешь меня?..

Айххххйа! Аллаху Акбар!.. Спаси Господи мя мя мя… Аум тат сат аум…

О Всевышний! О Творец миров! Я пришёл к Тебе! Помилуй прими заблудшего меня…

И вот тогда!

И вот тогда в тумане златистом серебряном фисташковом миндальном идущем от памирских лазоревых гор гор где-то за Дангарой что ли? или за Кулябом за Ванчем что ли что ли?

И вот тогда в тумане атласном шелковом бархатном сладчайшем откроется восплывёт та та та птичья летучая Чайхана…

…она!

Айхххйа!

Чайхана над бездной!

…она расстилается плывёт лепится к тропе узкой на вершине горы несметной обрывистой и висит покоится аки гнездо великой птицы над бездонной бездной…

И на чём висит она? как держится? как не летит в бездонную пропасть простреленной птицей?..

А?..

А на тропе растёт колышется от вечного горного ветра тысячелетний китайский карагач в ветвях которого всегда живут клубятся змеи — и к нему привязаны Белая Ослица и Огненнорыжая Верблюдица с отсеченным ухом и Белый Буйвол… Или Белый Носорог?.. В тумане не различить…

Откуда Они здесь?..

Ойхххйо!.. О!..

Но змеи Карагача присмирели притихли от Них и прячут яды свои…

…

Но я радостный улыбчивый вхожу в Чайхану в последнюю мою?..

О Господь мой!

И тут в сладких маковых дымах я слышу весёлые хмельные хрустальные голоса, голоса, и великой любовью и радостию дышат тут на меня…

И дохнуло, плеснуло тут на меня великой нестерпимо человечьей а может и ангельской уже нездешней любовью повеяло тут на меня, и я поплыл, как в тёплом море, в руках материнских струящихся плывёт дитя, дитя, дитя…я плыву я я я…

Аййхххйя!

И там на суфе над самой несметной бездной на райских персидских павлиньих фазаньих древних коврах сидели Они в сладчайших дымах, но в дымах я не узнавал лиц Их…

И только подумал скоротечно, млечно, сонно, дымно: откуда в кишлачной убогой наскальной чайхане эти ханские бесценные ковры?

Но такая теплота и любовь колыбельные плыли на меня от Них, словно много матерей моих и много отцов моих собрались здесь, и любят бездонно меня, и лелеют бездонными очами и руками ищут обнимают меня меня заблудшего…

И столько я видел любви на земле, а человек и кочует по земле только в поисках колыбельной материнской и отчей любви, и я много кочевал по земле в поисках любви человеков, и много испытал любви этой, а иногда и сладко тонул в любви этой и возлюбил всех человеков на земле, как родных…

Но такой любви, как в этой убогой призрачной Чайхане не чуял я никогда на земле…

Словно необъятный тёплый талый ветер с гиссарских и рамитских хлебных полей повеял на меня … и понёс в талые смарагдовые небеса…

Айххххйа!

И чистобородый ясноликий снежнозубый Чайханщик обнимает меня, аки старший трепетный брат или отец мой, и приносит мне пиалу с дымной шурпой из кипчакского курчавого козленка, и пиалу шахринаусского вина, и тающий в дыму малиновом струйчатом павлиньем кальян чилим — этот Сосок материнский для всех человеков…

Айххйа!

…вначале шумногубо ем, хлебаю алчно шурпу с козлёнком, а потом пию, тяну вино плескучее дремучее, а потом сосу афганский мускулистый фазаний радужный ликующий сосок материнский мак, мак, мак-текун кукнар…

…текун течет по венам по костям по легким по жилам моим, и вены мои стали гранатовые сады арыки мака, и я весь теку, и люблю люблю люблю этих человеков в дыму, как не любил никого на земле…

Айхххйе!

А для великой любви ко всем человекам рожден Мак… да! да! да!..

Айхххйа!

А Мак а кто они?

А? Мак?..

В дыму теряются лики святые их и голоса в дыму неузнаваемо, бродильно, томительно текут…

Мак!

…Они? Кто?

…говорят древние мудрецы раввины: не знаю… не знаю… не знаю… И я не знаю, но чую…

Отец Касым убитый молодой мой что ли пришел? Мак!.. Матерь возлюбленная моя Людмила старая усопшая пришла что ли к

сыну своему чтобы утешить его и проводить как провожала в детстве?.. Мак!.. Возлюбленные усопшие друзья мои что ли пришли — Борух! Ботур! Ро

берто! Акмал! Ирина! Анвар! что ли пришли утешить меня и усладить исход мой что ли?

…Тимурчик!.. Тима! Тимоша!.. Мальчик! не бойся… Мы пришли встретить тебя… Тут блаженно… вечно… нежно… Мы с тобой… вечно вечно вечно…

… Мак Мак Мак текун и теку я… К вам теку плыву в дыму, возлюбленные мои?.. Ииии… Не знаю, не знаю в дыму сладчайшем, не чую я, кто они, но великая любовь идет от них ко мне и пьянит уносит волной океанской…

Мак… Мак…

Айхххйа!..

Куда? куда? куда? Я хочу с вами, но вы уже уж нездешние, бездыханные, а я всё еще дышу здесь, а не чую дыханья вашего из уст ваших тепла текучего человечьего плотяного…

И там, где вы сидите на суфе, на коврах снег жемчужный хрустящий лежит и не тает, хотя в Чайхане и окрест неё в горах весна талая свежо сыро дивно веет творится, и снег остаточный лежит только на вершинах гор под моими любимыми деревами нежноизумрудной арчи…

Да!.. Айхххйааа…

Душа бессмертна, но весной и она талая течёт тало…

Но меня сладко тянет влечёт от мака к снегу этому на суфе, и я тайком беру снег этот от суфы и ем нежно бережно обильно снег этот…

О Боже! о если я съем снег этот — может они отмёрзнут и освободятся от снега и Ты вернёшь им на миг дыханье их?

О Боже! Я съем снег смерти их и они оттают и придут ко мне а не я к ним?

О Боже!

Но срок пришел? пришел? пришел? Пришел!

Тогда не медли Боже Боже Боже

Ойххххйо!..

Тогда снежнозубый Чайханщик улыбаясь берёт долгий тавар-топор для рубки столетних чинар и арчи и нежно подрубает тополиные брёвна на которых висит суфа…

Ойхйа!..

Тогда Чайхана медленно как кибитка в ночное землетрясенье дрожко колеблется, мается, снимается, тянется рассыпается мчится летит со скалы что ли? птица она что ли? что качается пред полётом?..

Тогда павлиньи маковые лазоревые дымы дымы ослабевают, отходят что ли?..