Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография) - Альбер Робида

Эстелла и Жоржъ не замедлили выдти вмѣстѣ съ Гретли на площадь и принялись тамъ бродить среди крестьянъ и торговокъ, молочницъ и горожанокъ, приторговывавшихся къ пучку моркови, или-же къ парѣ утокъ. Вскорѣ присоединился къ нимъ Сюльфатенъ со своимъ паціептомъ. Всѣ эти сценки изъ уличной жизни казались до нельзя интересными ультрацивилизованнымъ интеллигентамъ. Они подолгу останавливались передъ молочницей, отмѣривавшей свой товаръ покупателямъ, — передъ точильщикомъ, который тутъ-же на площади точилъ горожанамъ и крестьянамъ ножи и ножницы, и передъ кузнецомъ, подковывавшимъ лошадь: зрѣлище совершенно новое и полное величайшаго интереса для людей, привыкшихъ летать по воздуху.

Послѣ завтрака, угрожавшаго затянуться на нескончаемый срокъ, такъ какъ изъ кухни (откуда доносились необычайно вкусные запахи) безпрерывно появлялись служанки съ новыми блюдами, путешественники отправились гулять къ рѣчкѣ. Затѣмъ они спустились къ морю по тропинкѣ, прихотливо извивавшейся чрезъ поляны, заросшія тростникомъ, — прогалины, покрытыя желтымъ пескомъ, — подъ деревьями, гдѣ раздавались удары вальковъ, которыми усердно дѣйствовали прачки въ синихъ корсажахъ, — мимо расшатавшихся деревянныхъ мостовъ, переброшенныхъ со скалы на скалу возлѣ старыхъ поросшихъ мхомъ мельницъ, большія позеленѣвшія колеса которыхъ, мед-ленно вращаясь теченіемъ, брызгали изъ своихъ ковшей словно потоками искръ.

Гретли была внѣ себя отъ восхищенія. Она видѣла здѣсь неподдѣльную природу безъ всякаго слѣда проводниковъ электричества, раскинувшихся надъ остальнымъ земнымъ шаромъ, словно громадная сѣть изъ тысячекратно скрещивавшихся петель. Отъ времени до времени она подымала голову, удивляясь и радуясь, что не видитъ болѣе на небѣ безпрерывно снующихъ воздушныхъ экипажей.

Она завистливо поглядывала на бретонокъ, бродившихъ босикомъ по берегу. Для полноты счастья ей недоставало только разрѣшенія разуться подобно тому, какъ она дѣлала это еще ребенкомъ, въ горахъ, — чтобы сберечь свои башмаки.

По крайней мѣрѣ здѣсь не представлялось ни малѣйшей надобности въ изолирующихъ туфляхъ и незачѣмъ было опасаться какой-либо неожиданной выходки со стороны электричества.

Безъ сомнѣнія, Филоксенъ Лоррисъ остался бы до чрезвычайности недовольнымъ, если бы могъ видѣть, какъ проводили время на керноельскомъ взморьѣ женихъ и невѣста. Послѣ полудня въ этотъ самый день и во всѣ послѣдующіе дни втеченіе двухъ недѣль Жоржъ Лоррисъ лежалъ на пескѣ возлѣ Эстеллы Лакомбъ въ тѣни какой-нибудь скалы, или же лодки, вытащенной на берегъ. Во время прилива обрученные избирали себѣ мѣсто отдыха соотвѣтственно выше, — въ густой травѣ у подножія менгировъ. Они проводили эти счастливые дни въ очаровательной и дружеской бесѣдѣ, или же читали вмѣстѣ, но только не «Химическій Ежегодникъ» и не «Политическое Обозрѣніе», а какой-нибудь томъ стихотвореній, или же сборникъ бретонскихъ легендъ и преданій. По истинѣ было отчего придти въ ужасъ!

Но всѣмъ вѣроятіямъ Филоксенъ Лоррисъ пришелъ бы въ еще болъшее изумленіе, увидѣвъ тамъ же и Сюльфатена съ трубкой въ зубахъ, окутывавшаго себя цѣлыми облаками дыма, въ то время, какъ его паціентъ, Адріенъ Ла-Геропьеръ, гулялъ съ Гретли вдоль берега, собирая раковины, или срывая цвѣты для букета. Ла-Героньеру стало уже сравнительно лучше. Онъ не былъ уже несчастнымъ переутомленнымъ старикашкой, котораго приходилось держать цѣлыхъ три мѣсяца въ особомъ согрѣвающемъ аппаратѣ — вродѣ прибора для высиживанія цыплятъ. Онъ видимо поправлялся. Методъ лѣченія, изобрѣтенный инженеръ-медикомъ Сюльфатеномъ, творилъ чудеса, особенно же при со-дѣйствіи превосходной гигіенической обстановки національнаго парка.

Обручальная поѣздка и сопряженное съ ней для жениха и невѣсты частое пребываніе вдвоемъ не вызвали между ними ссоры, казавшейся Филоксену Лоррису неизбѣжною. Напротивъ того, молодые люди проводили дни и вечера самымъ очаровательнымъ образомъ въ долгихъ бесѣдахъ, въ которыхъ беззавѣтно высказывали свою душу. Такимъ образомъ женихъ и невѣста все короче знакомились другъ съ другомъ, причемъ между ихъ вкусами, мыслями и надеждами все болѣе выяснялась гармонія, дозволявшая разсчитывать на долгое счастливое будущее въ предположенномъ бракѣ.

Они заходили въ чудную старинную церковь, украшенную наивными статуями святыхъ и маленькими корабликами, привѣшенными къ готическимъ сводамъ во исполненіе обѣта вѣрующихъ. Тамъ, среди прихожанъ, нарядившихся въ праздничные костюмы, они слушали обѣдню и вечерню. Послѣ вечерни устроивались на площади танцы. На помостѣ изъ досокъ, подпертыхъ бочками, располагаются музыканты, извлекающіе изъ волынокъ и флейтъ своеобразные рѣзкіе звуки. Бретонцы и бретонки, сплетаясь въ громадные хороводы, кружатся и прыгаютъ, напѣвая старинныя простыя и наивныя пѣсни.

Какое блаженство вернуться къ первобытнымъ временамъ и слушать веселыя или грустныя старинныя пѣсни… Увлеченные примѣромъ, а быть можетъ также сокровеннымъ атавистическимъ вліяніемъ древнихъ обычаевъ, Эстелла и Жоржъ, вмѣстѣ съ нѣсколькими иностранцами, лѣчившимися здѣсь спокойствіемъ, приняли участіе въ хороводѣ. Сюльфатенъ присоединился къ нимъ, повидимому, чрезвычайно охотно. Что касается до его паціента, то онъ только глядѣлъ, не рѣшаясь самъ танцовать, но Гретли втолкнула его въ хороводъ и заставила сдѣлать нѣсколько туровъ, послѣ чего онъ, запыхавшись, опустился на деревянную скамью близь бочекъ съ сидромъ, рядомъ съ тѣми, у кого танцы возбуждали жажду.

Эстелла чувствуетъ себя совершенно счастливой. Аккуратно черезъ день почтальонъ приноситъ ей письмо отъ матери. Почтальонъ! Этотъ общественный дѣятель безслѣдно исчезъ теперь всюду, за исключеніемъ національнаго Арморикскаго парка. Вездѣ въ другихъ мѣстахъ предпочитаютъ бесѣдовать по телефоноскопу, или въ крайнемъ случаѣ по телефону. Важныя сообщенія посылаются въ видѣ фонографическихъ клише по электро-пневматическимъ трубамъ. Вообще говоря, письма пишутся лишь самыми завзятыми невѣждами въ какихъ-нибудь деревенскихъ захолустьяхъ. Эстелла одна только испытываетъ волненіе, предшествующее прибытію почтальона, такъ какъ Жоржъ Лоррисъ писемъ не получаетъ. Проведя нѣсколько дней въ Керноелѣ, онъ обратился къ отцу съ письмомъ, на которое Филоксенъ Лоррисъ еще не отвѣтилъ. Вѣроятно ему было недосугъ распечатать письмо.

Сюльфатенъ тоже получалъ обширную корреспонденію, состоявшую, впрочемъ, не изъ писемъ, а изъ фонограммъ, которыя доставлялись ему ежедневно съ дилижансомъ цѣлыми тюками. У него былъ при себѣ фонографъ, который и читалъ вслухъ всѣ эти посланія. Отвѣты на нихъ изготовлялись при посредствѣ того же фонографа. Сюльфатенъ диктовалъ ихъ ему, а затѣмъ отправлялъ фонографическія клише посылкой большой скорости. При такихъ обстоятельствахъ Сюльфатенъ быстро управлялся со своей корреспонденціей и затѣмъ могъ по произволу располагать остальнымъ временемъ.