Нырнуть без остатка - Катя Саммер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 15
Рада
Когда просыпаюсь, сразу понимаю, что я не в общежитии. Там с порога чувствуется спертый воздух и пахнет старьем, сколько не проветривай. А здесь… Делаю глубокий вдох, замираю ненадолго и с улыбкой выдыхаю. Здесь дышится свободой, что ли.
Сажусь и зарываюсь в подушки, которых бесконечное множество. Осматриваю комнату – она почти пуста: кроме большой кровати и тумбочки ничего нет, но меня даже радует. Много места – это хорошо. Я соскальзываю на пол и кружусь, раскидав руки в стороны. Когда начинаю терять равновесие, хватаюсь за подоконник и выглядываю в окно. Отсюда открывается вид на задний двор с резной беседкой и озеро вдалеке. Красота неописуемая.
Из комнаты выхожу все равно осторожно, на носочках. С трудом верится, что я в этом огромном дворце одна. Пока не проверяю весь периметр, не унимаюсь. И только засунув нос везде, где можно – даже спортзал в подвале обнаруживаю, наконец позволяю себе расслабиться. Я совершенно точно в доме одна.
На кухне наливаю воду, как вчера делал Горский – из маленького краника. Пританцовываю, напеваю под нос. На первом этаже со мной вместе гуляет эхо, дом несильно обжит. Вспоминаю, как Кощеев читал про Никиту, что тот обитает в московской квартире. Наверное, и невеста его там. Он бы не оставил незнакомую девушку в доме, который делит с будущей женой? Ведь так? Блин. Только подумав о том, что у Горского есть невеста, чувствую себя ужасно. Зачем он вообще меня оставил?
Злюсь на Никиту, но, когда открываю забитый до отказа холодильник и желудок издает истошный вопль, обо всем забываю. Я определенно хочу есть.
Осматриваю какие-то баночки со странными соусами – даже зеленый есть, жуть! Анчоусы, палтус, камамбер – читаю на этикетках. А нормальная еда есть? Фу, сыр вообще плесенью покрылся и воняет. Выкидываю в мусорку и ищу что-нибудь съедобное хотя бы среди мяса в коробочках: рулька, антрекот, рибай. Ничего не пойму. Беру последний кусок, потому что он аппетитно выглядит, и мелкие недозревшие помидоры.
Минут десять инспектирую кухню, но ни одной сковороды так и не нахожу. Я молчу про то, что печка у Горского без нормальных человеческих конфорок, но про это я слышала, как-нибудь разберусь. Еще один раз перебираю все ящики и с досадой смотрю на коровку с упаковки.
– Будем звонить ему или писать? – спрашиваю у нее.
Ненавижу смски, но набрать Никиту не решаюсь. Печатаю два простых слова – где сковородка – и отправляю на номер, который так и не сохранила в телефоне, зато запомнила наизусть.
Не отрываюсь от экрана минуту, две, но ответа нет. И только отворачиваюсь, как телефон вибрирует. Подпрыгиваю, боюсь притронуться, будто током ударит. Никита звонит!
– Да-а, – растягиваю я, чтобы не услышал, как дрожит голос.
– Сковородки, – выделяет он, – нет. Есть гриль. В нижнем ящике под барной стойкой возьми. Там все просто, инструкция прямо на нем.
– А тарелки?
Их я тоже не нашла, только блюдца.
– В посудомойке чистые.
– Оке-ей, – отвечаю бодро, будто что-то поняла. – Спасибо, больше не побеспокою.
Мать честна́я!
Яростно жму красную трубку без остановки и убираю телефон в сторону. Фух. Открываю ящик, про который говорил Горский, достаю снизу махину и поднимаю верхнюю часть того самого гриля. Две ребристые пластины, что смотрят на меня, похожи на пасть настоящего монстра.
– Пожалуй, сегодня обойдусь без тебя.
Не без труда нахожу среди одинаковых шкафов посудомоечную машину с тарелками, еще дольше пытаюсь закрыть ее. Беру сосиски из холодильника и решаю разогреть в микроволновке, чем не прекрасный завтрак? Глядя на замудреную кофемашину, с легкостью отдаю предпочтение чаю, а уж как чайником электрическим пользоваться, я в курсе.
Днем я наконец признаюсь себе, что теперь понимаю домоседов. Раньше никогда не понимала, все время стремилась сбежать – сначала из детдома, потом из комнаты в общаге. А вот отсюда выходить не хочу ни под каким предлогом. Забираюсь с горячим чаем на диван и включаю огромный в половину стены телик. И, к моему удивлению, на экране загорается не первый канал и не второй, а целая коллекция фильмов. Вот вообще на любой вкус!
Я, наверное, только список листаю почти час. Уже в конце случайно натыкаюсь на телесериал про «Поющих в терновнике». Решаю, раз у меня нет возможности – да и желания – дочитать книгу, которая, возможно, и не выжила в потопе, то гляну кино. В общем, так и теряю связь с реальностью, пока смотрю одну серию за другой.
Когда после литра пролитых слез во время рекламы парень с экрана обращается к Василисе, из тишины комнаты вдруг доносится голос, от которого пробирает до мурашек.
– Кто меня звал?
Я напрягаюсь, даже паузу ставлю и пытаюсь понять, что происходит. Не сразу замечаю сбоку колонку, подсвеченную голубым цветом.
– Василиса, – тихо произношу, когда она гаснет – та реагирует.
– Это я, а как вас зовут?
До чего дошел прогресс. Хихикаю, но не решаюсь ответить.
– Расскажите и мне, я посмеюсь, – добавляет колонка.
Я замолкаю, пока она полностью не засыпает, лишь тогда включаю сериал снова. Ну ее.
А еще с самого утра я хожу мимо комнаты Горского.
– Не беги первым делом изучать мою спальню, – коверкаю Никиту и назло ему держусь.
А любопытство-то распирает. И руки чешутся! Хочу заглянуть хотя бы одним глазком. Ну а вдруг там красная комната с орудиями пыток, а я не знаю?
На деле оказывается, что у Никиты совершенно обычно и светло, даже кровать серого цвета. Только белье постельное темно-синее. Крадусь внутрь медленно, едва шагаю, как справа что-то шипит на меня и плюется холодным воздухом. Я отпрыгиваю и во все глаза смотрю на непонятную штуку в форме большого
