Магический перстень Веры Холодной - Елена Арсеньева

Актриса протянула Энно руку для поцелуя – и тут же, к неудовольствию Галочки, выяснилось, что они с Эмилем уже знакомы и даже танцевали танго на каком-то приеме в консульстве. Галочка знала, что танцевал ее жених божественно, и не стоило сомневаться, что он был несусветно-галантен и наболтал во время танца великое множество приятнейшей чепухи. Очень может быть, что Вера восприняла это всерьез и имела на него какие-то виды, так что появление Энно с невестой стало для нее пренеприятнейшим сюрпризом. Иначе почему бы она не подала Галочке руку, а лишь коротко кивнула – и отошла от нее подальше с каким-то брезгливым видом? Энно в это время раскланивался с Чардыниным и ничего не заметил, но Галочка на миг надула свои свеженькие губки.

Да и потом Вера старалась держаться подальше от невесты консула, всячески отворачивалась от нее, словно ей даже дышать с Галочкой одним воздухом было противно. А в конце концов выяснилось… нет, этого просто быть не может! В это просто невозможно поверить! Глупости какие-то! Галочка никогда о таком даже не слышала! И как это оскорбительно… ее выставили, словно чумную!

Галочка с досадой стукнула себя по коленке и громко всхлипнула.

– Puis-je vous aider, chѐre mademoiselle?[21]

Галочка не сразу сообразила, что с ней говорят по-французски. Подняла голову: перед ней стоял высокий светловолосый мужчина. Это был Жорж Делафар. Он служил переводчиком в штабе Французского командования. Галочка его мало знала, но он был всегда галантный, улыбчивый, а сейчас его голубые глаза светились сочувствием.

– Кто вас обидел, мадемуазель Погребинская? Покажите мне этого человека, и я вызову его на дуэль, будь это сам Эмиль Энно!

– Не вызовете, – буркнула Галочка, – ведь это женщина!

Наконец она сквозь слезы рассказала: Энно подарил ей сегодня вот этот чудный букетик гиацинтов (гиацинты в феврале – это ведь истинное чудо!), однако оказалось, что у Веры Холодной, с визитом к которой они отправились вместе с Шульгиным и военным губернатором, кашель (она, видите ли, простудилась!), который усугубляется запахом лилейных цветов. Она вообще антипатична к этому аромату, и невинные Галочкины гиацинты едва не довели ее до удушья. Говорят, от такого аромата она вполне может умереть!

– Вы слышали когда-нибудь такую чепуху? – негодующе воскликнула Галочка. – От этого же просто уши вянут!

Пожив почти год в Одессе, она привыкла к некоторым своеобразным одесским выражениям точно так же, как к копченой скумбрии и острым «синеньким».

– Полная чепуха, – согласился Жорж Делафар.

Но Галочка продолжала всхлипывать.

В это время спустился Энно, встревоженный, что невольно вынужден был обидеть невесту, и утешил ее гораздо лучше Делафара. Они уехали домой, а Делафар остался в вестибюле, устроившись под прикрытием «Одесского листка» в кресле недалеко от стойки портье и поглядывая на часы.

Он ждал, но…

Она опаздывала. Она опаздывала!

У него руки были холодны от волнения, как у мальчика, переживающего первую любовь. Он уговаривал себя быть спокойным, но волновался все сильней.

Она опаздывает! С ней что-то случилось!

Неужели все сорвется?! А они так долго ждали этого вечера, так долго мечтали о нем!

И вдруг швейцар, подремывавший на стуле у входа, вскочил и схватился за ручку двери.

Сердце Делафара сделало скачок и забилось где-то в горле.

Раздался торопливый стук женских каблучков. Делафар вмиг оживился, привстал из кресла. И тут же разочарованно упал в него снова. Ну да, он ждал женщину, но… не эту – похожую на черную птицу в своих мехах, шелках и перьях, с бледными платиновыми кудрями и огромными голубыми глазами.

Она огляделась, скользнула взглядом по вестибюлю и кинулась к стойке портье.

– Я бы желала знать, – раздался заносчивый, несколько истеричный голос, – здесь ли еще мсье Гришин-Алмазов!

Частная клиника представляла из себя небольшой двухэтажный дом, отнюдь не новый и даже местами обшарпанный, но очень аккуратный. Перед домом был разбит палисадник, к которому приткнулся автомобиль «Скорой помощи». Тут же стоял серый «Мерседес».

– Ага, – с досадой сказал Арнольд, – Павлуша уже прибыл! Ну, сейчас начнется…

Он не договорил.

«Павлуша – это, наверное, один из племянников Батмана, – подумала Алёна. – А начнется, наверное, ссора из-за будущего наследства…»

Они пересекли палисадник и вошли в клинику.

Снаружи дом казался довольно маленьким, однако внутри впечатление тесноты исчезало – наоборот, создавалось ощущение, что это очень просторное помещение. Коридоры уходили куда-то в полумрак, эхо гулко отдавалось под высоченными потолками…

В приемном покое, где за столиком подремывал охранник, а за стойкой постукивала по клавишам компьютера медсестра, было тихо. Арнольд куда-то ушел, усадив Алёну в кресло и условившись, что, если его через полчаса не будет, она уйдет в гостиницу.

«Спать одна», – хмыкнула Алёна, с досадой подумав о том, что вот опять Арнольд исчез и не взял у нее номер телефона, поэтому, если она все же в самом деле уйдет, неизвестно, как они найдут друг друга завтра. Не будет же она сидеть и ждать его весь день в номере, как Ассоль ждала на берегу алые паруса! Ведь паруса могут и не появиться, Арнольд может и не прийти. Уже давно прошли те времена, когда Алёна с трепетом ждала знаков судьбы.

Она размышляла о природе случайных встреч и их последствиях. Вот с какого перепугу она сидит в тихом, сонном приемном покое и ждет практически незнакомого мужчину? Неужели уж так прямо вспыхнула страсть, такое развилось неодолимое влечение к Арнольду?

Ну, не то чтобы страсть, но влечение имело место быть. С годами – а наша героиня была уже довольно-таки, как принято говорить, взрослой женщиной, хотя ее истинного возраста ей никто и никогда не давал, поправка составляла десять-пятнадцать лет, – так вот, с годами привыкаешь воспринимать новые встречи не столько романтично, сколько прагматично. То есть не впадаешь в трепетное ожидание неизвестно чего, а оцениваешь возможные последствия встречи с точки зрения извлечения из них как можно большего количества удовольствия и получения взамен как можно меньшего количества неприятностей и разочарований. Впрочем, есть люди, в которых эта счетная машинка, называемая разумом чувств, заложена от рождения. Однако наша героиня, которая была скорее чувственна, чем разумна, всегда очертя голову бросалась в любовные приключения, и только несколько лет назад, пережив уже упоминавшееся разочарование, которое едва не разорвало ей сердце, начала относиться к мужчинам потребительски. С другой стороны, множество мужчин именно так относятся к женщинам, поэтому не стоит корить Алёну Дмитриеву за воинствующий цинизм.

В общем-то, Арнольд ей нравился. У него имелся на данный момент единственный известный Алёне недостаток: он не танцевал аргентинское танго. Зато, как ни странно, танцевал его предполагаемый грабитель по имени Кирюха… хотя в этом нет ничего странного, если вспомнить историю происхождения аргентинского танго. Судя по некоторым апокрифам, поначалу в Буэнос-Айресе его танцевали – в компании с проститутками! – почти исключительно воры, разбойники и пьяницы.

Пьяницы… пьяницы…

Алёна сама не могла понять, почему вдруг зацепилась за это слово. Пьяницы… алкоголики… алкаши…

Чепуха какая-то в голову лезет. Кстати, полчаса уже прошло, хватит тут сидеть, ждать в самом-то деле у моря погоды.

Она встала и, зябко передернув плечами, достала из сумки большой белый шелковый платок и накинула на плечи.

Ну что? Пора уходить?

Наверное, да. Или еще несколько минут подождать – на всякий случай?

Алёна прошлась по холлу туда-сюда. Медсестра вдруг вышла из-за стойки и торопливо удалилась. Охранник за своим столиком подремывал, положив голову на руки. Откуда-то доносились голоса.

Любопытство было двигателем очень многих поступков нашей героини. Ни по какой другой причине, только повинуясь ему, она свернула в боковой коридор и немного прошла по нему. Но стоило ей поравняться с дверью, за которой спорили, как голоса стихли. Алёна испугалась, что сейчас кто-нибудь выглянет и решит, что она подслушивает, хотя она этого вовсе не делала, а только собиралась.

Впереди слабо светилась табличка над дверью – «Туалет», и Алёна поспешно пошла туда, делая вид, что испытывает неотложную надобность в посещении этого заведения. На самом деле надобности никакой не было, поэтому она сделала всего лишь несколько шагов и приготовилась повернуть назад, потому что спор за той дверью возобновился, и снова на повышенных тонах, – как вдруг услышала тихий голос, раздающийся из палаты, мимо которой Алёна проходила:

– Пить… водички дайте… сестра…