Слишком много кошмаров - Макс Фрай

– Не отпиливают.

Мы помолчали.

– Извините за такую внезапную откровенность, – наконец сказал Малдо Йоз. –Не поверите, но обычно я веду себя гораздо сдержанней. Просто очень устал. И почему-то такое ощущение, что с вами всё можно.

– Правильное ощущение. И да, тут есть чему завидовать. Я вас очень хорошо понимаю. Когда-то сам завидовал – вообще всем, в чьей жизни был хоть какой-нибудь смысл. Даже если на самом деле его не было. Я бы тогда и за мало-мальски убедительную иллюзию смысла дорого дал... Ладно. Простите, что так расхвастался. Просто увлёкся разговором. И не подумал, как всё это звучит со стороны.

– Ну так я сам этого хотел, – откликнулся он. – В смысле, хотел вас разговорить. И получил несколько больше, чем рассчитывал. Так часто бывает.

– Равновесия ради следует признаться, что совсем недавно я отчаянно завидовал вам, – сказал я. – Когда дом был закончен, стоял, весь такой из себя невероятный, и вы с видом победителя вышли на крыльцо. И все захлопали и полезли к вам обниматься. Без аплодисментов и объятий я как раз обойдусь, но вот это ощущение только что законченного почти невозможного дела – самое прекрасное, что может случиться. Ради него имело смысл рождаться слабым недолговечным существом человеком, для которого почти невозможно вообще практически всё. И путь к настоящему счастью вполне очевиден, если не уму, то сердцу...

– Вы так говорите, будто у нас был выбор, кем рождаться.

Я молча пожал плечами. Потому что объяснять, что у меня, кажется, всё-таки был, и сами видите, что я в итоге выбрал, – это уже верх бестактности.

Но Малдо Йоз, похоже, и так всё понял. Нахмурился ещё больше, отвернулся. Потом сказал:

– На самом деле, этот дом действительно оказался совершенно невозможным делом. Рановато мы за него взялись. Надо было ещё потренироваться, хотя бы до конца года. Но мне так припекло! Вот прямо сейчас, вынь да подай, и точка.

– И снова очень хорошо понимаю, – кивнул я. – Сам такой. И это, наверное, правильно. Потому что всё равно получается, вопреки всему. Вот и у вас сегодня получилось.

– В самом конце был момент, когда я почувствовал, что мы не справляемся,– признался он. – Слишком много деталей и, что ещё хуже, слишком много несоответствий моим собственным представлениям о возможном, опыту, честно нажитому за годы, проведённые на настоящих стройках, где работают вовсе без магии. Я вдруг невольно усомнился в результате, а в нашем деле это катастрофа. Сразу утратил контроль над процессом и понял, что вся эта красота вот-вот рухнет мне на голову. Даже подумал: хорошо, что я работаю внутри и погибну под обломками. Позор гораздо мучительней. Но тут пришло второе дыхание, и всё получилось, как бы само собой. Неожиданно легко. Пока не понимаю, почему так. Но когда-нибудь разберусь.

Я не стал ничего ему говорить. Но удивлённо подумал, что возможно не зря напрягался, сопереживая строителям. Со мной часто так бывает: веду себя, как последний дурак, а потом, задним числом, внезапно выясняется, что это было совершенно необходимо.

Впрочем, бывает и наоборот.

Малдо, тем временем, снова повеселел, оживился, скорчил хитрющую рожу и спросил:

– Слушайте, сэр Макс, а мы с вами будем дружить?

Из моих знакомых подобный вопрос могла бы задать только Базилио – на правах почти новорожденной в мире людей. И, пожалуй, больше никто. А зря. Я высоко ценю подобное прямодушие. Ничего за собеседника додумывать не надо, сам всё простыми словами скажет, а потом догонит и трижды повторит. Очень удобно.

– Ну а чем, мы, по-твоему, уже битый час занимаемся? – усмехнулся я.

– Как час?! – подскочил Малдо. – Я что, правда столько тут с тобой сижу?

Паника – лучший способ мгновенно приспособиться к изменившимся обстоятельствам и перейти на «ты», всегда это знал.

– Да нет, на самом деле, вряд ли, – сказал я. – Это было художественное преувеличение. Просто «час» звучит гораздо лучше, чем, к примеру, «четырнадцать с половиной минут».

– Ладно, тогда ещё ничего. Но мне всё равно нужно бежать. Подписывать документы, хвалить своих ребят и врать пронырам из «Суеты Ехо», что этот невероятный дом – далеко не предел наших возможностей. И мы всем ещё покажем.

– Не «врать», – улыбнулся я. – А просто выдавать желаемое за действительное. Как по мне, отличный способ превратить это самое желаемое в такое распрекрасное действительное, что мало никому не покажется.

И спрыгнул с подоконника, предварительно договорившись с собой, что ноги мои коснутся пола в кабинете Джуффина в Доме у Моста. Таким образом, можно будет убить целую кучу зайцев: воспользовавшись эффектом внезапности, отобрать у Джуффина остатки камры, сбежать подальше от журналистов, лишний раз убедиться, что за минувшую ночь я не разучился ходить Тёмным Путём, и заодно произвести неизгладимое впечатление на нового приятеля. Уж я-то знаю, как эффектно подобные штуки выглядят со стороны.

То есть, дело, как мы понимаем, было именно в этом. В моей жизни наконец-то снова появился человек, перед которым имеет смысл выпендриваться. Все остальные ко мне давным-давно привыкли и ждут чего угодно. Ничем их не удивишь. А тут свеженький зритель. Пока привыкнет к моим выходкам, они как раз успеют мне надоесть. И я, конечно, придумаю ещё что-нибудь новенькое.

Идеальный вариант. Ничто не вдохновляет меня так, как собственная пыль, эффектно пущенная в чьи-нибудь широко распахнутые глаза.

Когда мои ноги коснулись мягкого кеттарийского ковра, занимающего большую часть Джуффинова кабинета, я сразу сказал:

– Я снова без пирожных, но только потому, что пришёл сюда прямо со стройки. Там их просто не было!

– «Просто не было» – это одна из самых популярных человеческих отговорок, – печально откликнулся Куруш. – В вас, людях, поразительным образом сочетаются умение печь вкусные пирожные и полное отсутствие альтруистической готовности обеспечить ими всех нуждающихся. Впрочем, мне уже принесли полдюжины из «Обжоры Бунбы», поэтому на сегодня проблема решена.

– А почему ты так рано сбежал? Дом не понравился? – спросил Джуффин, придвигая к себе кувшин с камрой.

Эффект неожиданности не сработал, вот чёрт.

Впрочем, тут же выяснилось, что шеф взял кувшин только для того, чтобы наполнить кружку и протянуть её мне. Всё-таки надо лучше думать о людях.

– Дом как раз очень понравился, – сказал я. – Даже удивительно. Думал, я куда более консервативен. Ну и сам процесс – слушай, слов нет! А сбежал я, узнав, что где-то рядом бродят журналисты из «Суеты Ехо». Не хочу ставить тебя перед тяжёлым этическим выбором: сажать меня за убийство в Холоми, или напротив, прятать в погребе.

– Да почему же именно в погребе? – рассеянно удивился Джуффин. –Там неудобно... А ты что, до сих пор зол на газетчиков? Ничего себе память у тебя.

– Я не зол. То есть, зол, но не потому что обиделся на глупые статьи. Беда, что они стали так много и бездарно врать; про меня или нет – это как раз дело десятое. Смысл газет, как я понимаю, заключается в том, чтобы люди быстро узнавали информацию: важную, полезную и просто забавную. А постоянное враньё информацию обесценивает. Проще вовсе перестать читать газеты, чем постоянно гадать, какая из двух дюжин статей содержит хотя бы намёк на правду. Мне не нравится, что эти болваны испортили отличную идею. Я любил читать газеты – ровно до тех пор, пока не начал чувствовать себя одураченным. И теперь мне просто обидно, как в детстве: любимую игрушку сломали! А в этом состоянии я, ты знаешь, страшен, как ни в каком другом.

– Совершенно с тобой согласен, – кивнул Джуффин. – И то же самое, практически слово в слово говорил третьего дня сэру Рогро.

– Не понимаю, как он мог развести такой бардак, – сердито сказал я.

– Как, как. Обыкновенно. У Рогро, видишь ли, закрутился какой-то небывало страстный роман, требующий регулярных поездок в Куманский Халифат. Это, если я не ошибаюсь, называется «по велению сердца». И, в общем, лечится. Сто семьдесят девятой ступенью Белой Магии в сочетании с отваром из колючих горных трав по старинному хоттийскому рецепту; по крайней мере, так говорят. Только больные всегда наотрез отказываются от лечения, вот в чём штука.

– Погоди, ты хочешь сказать, что при помощи магии можно разлюбить, кого пожелаешь?!

– Да конечно можно, – пожал плечами Джуффин. – Вообще всё можно, или почти всё. Иной вопрос, нужно ли. Я-то как раз придерживаюсь мнения, что с собственными страстями следует справляться без посторонней помощи. А когда не удаётся справиться, с удовольствием их переживать, не забывая благодарить судьбу за бесценный опыт. Но речь сейчас не о моём отношении к ритуалу Освобождения Сердца, а о том, что Рогро непозволительно запустил свои издательские дела. Что неудивительно: путь до Капутты занимает, в лучшем случае, около четырёх дюжин дней. А в худшем, все шесть. И это только в один конец! Если постоянно мотаться туда-сюда, времени на работу остаётся, мягко говоря, не очень много.