Волчья сыть - Сергей Шхиян

Первая задача составщика массы для зеркал, то есть той смеси чистого песка, извести и сульфата или соды, из которой выплавляется зеркальное стекло, состоит в том, чтобы держаться таких, вековым опытом установленных, пропорций между составными частями, при которых заведомо получается стойкое в химическом отношении стекло.

С хорошим выбором в этом направлении обеспечена и надлежащая жесткость (твердость) поверхности зеркала: слишком мягкое (слишком щелочное) стекло при вытирании царапается и скоро теряет блеск.

Потом расплавленный состав выливают на специальный чугунный стол и твердеющую массу прокатывают валом, уминая и расплющивая до нужной толщины. После этого его несколько дней калят в специальной печи, где постепенно снижают температуру.

Готовое стекло осматривают и вырезают из листа куски без изъянов вроде пузырьков воздуха. Потом его начинают шлифовать, снимая верхний слой и выравнивая поверхность. После грубой шлифовки проводят вторую, тонкую, и, только когда стекло приобретает идеальную форму, начинают полировку.

Когда стекло готово, на него накладывают ртутную амальгаму. Делать это не менее сложно, чем шлифовать и полировать стекло. На специальный идеально отполированный и горизонтально выставленный мраморный стол кладется оловянная фольга, по размеру превышающая будущее зеркало.

Ее прикатывают к поверхности и слегка поднимают, как у противня края. Затем наливают ртуть, которая равномерно растекается по всей поверхности. Стекло надвигают на фольгу, одновременно снимая с ртути быстро образовывающуюся окись. После того, как они совместятся, края фольги загибают, и зеркало несколько недель выдерживают в определенных условиях.

Я не очень представляю, сколько искусства и труда требует такое производство. Как можно добиться таких впечатляющих результатов при стопроцентно ручном труде. Короче говоря, любое зеркало, особенно большое, становится произведением искусства и стоит целое состояние.

Сколько-нибудь больших зеркал не было даже в помещичьем доме Антона Ивановича. В российские деревни эти девичьи подружки из-за дороговизны попадали совсем редко.

Мою просьбу выполнили быстро и с перевыполнением. Купец, желая сбыть дорогой, неходовой товар, тотчас же сам принес на выбор несколько зеркал стоимостью от сорока до пятидесяти рублей. Аля так загорелась при виде «диковинок», что мне пришлось раскошеливаться на самое большое из принесенных: овальное в золоченой багетовой раме размером сорок на тридцать сантиметров.

Вокруг приобретения начался жуткий ажиотаж женской половины дома, так что Але было не до меня, и я без помех занялся реализацией проекта «мозговой защиты». Я пошел в мастерскую и подробно растолковал одному из подмастерьев, каким образом нужно простегать золотыми нитками бархатную ермолку. Оставалось только ждать выполнения заказа, чтобы проверить на практике мою «волновую» теорию.

Ермолка, которую купили, была мне мала. И вообще, для такой цели больше подошла бы узбекская тюбетейка, но такой экзотики в местных лавках не продавалось.

Вообще-то с разнообразными головными уборами на Руси напрягов не было. Чего только я не видел на головах местных жителей! С фасонами шапок наши предки явно перебарщивали.

Появляться на публике с непокрытой головой было неприлично, а женщинам даже опасно. Почему-то считалось, что женские волосы приносят несчастье, и «простоволосым» могло сильно достаться от блюстителей нравственности и старинных обычаев.

Надо сказать, что требование ходить с покрытой головой до сих пор неукоснительно блюдется в нашей консервативной армии. Особенно обижает отдание чести без головного убора. Тут же находится блюститель обычаев и вещает: «К пустой голове руку не прикладывай!» Пустой головой в этом случае считается голова непокрытая.

Эх, если бы наши пустые головы можно было вылечить таким простым способом! Этот армейский афоризм напоминает старый анекдот про военных. Обиженный офицер жалуется на штатских: «Если вы считаете себя такими умными, почему же строем не ходите?»

Меня первое время необходимость постоянно носить головной убор нервировала, особенно, когда я перешел с относительно удобной фески на дурацкую треуголку. Однако я довольно быстро к этому привык и без шляпы стал чувствовать себя неодетым.

Глава десятая

Нынешний день выдался таким хлопотным и заполненным, что я, в конце концов, совсем сомлел. Пришлось отказаться от медицинских визитов и попробовать лечь и заснуть. Последствий ночной болезни не осталось, но состояние все-таки было неважное. Однако, разоспаться мне не удалось. Только я провалился в сладкую дрему, как меня затрясли за плечо.

— К тебе, Алеша, пришел барин, — сообщила мне Аля.

Еще не до конца проснувшись, я вышел в гостиную. Меня там ожидал странно одетый человек. Он был в бархатном, расшитом позументами камзоле, бархатных шароварах и в сапогах в гармошку: странной смеси имперского и малорусского стилей. У посетителя было растерянное выражение лица, и он сильно нервничал.

— Я вас слушаю, — вежливо сказал я, удивленно разглядывая странно одетого человека.

— Доктор! — воскликнул гость низким, скрипучим голосом. — Соблаговолите поехать со мной!

— Куда, и что случилось? — не очень охотно спросил я, придумывая причину, как ему вежливее отказать.

Проситель при более подробном осмотре мне не понравился. У него были какие-то неопределенные черты лица — про таких людей говорят: «без особых примет» — и бегающие глаза. Разговаривая со мной, он все время отводил взгляд в сторону, хотя был напорист и взволнован,

— Дворянин и здешний помещик Трегубов, у которого я имею честь состоять управляющим, находятся при смерти и нижайше просят вас изволить пожаловать в его имение, — витиевато объяснил управляющий.

— Что за имение? — больше для проформы, чем из интереса спросил я. Фамилия Трегубов мне ничего не говорила, и ехать неизвестно куда охоты не было.

— Завидово-с! — со значением сообщил управляющий, как будто это был, по меньшей мере, Версаль.

— Что с ваши Трегубовым? — поинтересовался я.

— Они-с ранены-с, — состроив скорбную мину, сообщил гость, — не знаю, успеем ли. Того и гляди помрут!

— Ладно, сейчас прикажу заложить коляску, — пересилив лень, согласился я. — Только если он умирает, то стоит ли ехать?

— Как же-с не стоит! Непременно нужно ехать, Василий Иванович первейший здешний помещик. Любимец, если так можно выразиться, покойной императрицы Екатерины Алексеевны! А об коляске не извольте-с беспокоиться, я в карете-с.

— Ладно, подождите, пока я переоденусь и возьму инструменты, — сказал я. Мне стало любопытно взглянуть на «любимца» Екатерины.

— Поторопитесь, доктор, а то не ровен час, не поспеем, Василий Иванович кровью изойдут…

Я надел сюртук, и мы вышли на улицу. Нас ждала по-настоящему роскошная карета, запряженная шестеркой белых орловских рысаков. Лошади были заводские и очень породистые. Отличались они от моих кобылок как хороший Мерседес от Жигулей.

Мы тотчас сели в карету, кучер и форейтор закричали, защелкали кнутами, и мощные, сильные животные рванули с места в карьер. Мы понеслись по городу с удивительной быстротой. Ощущение было совсем другое, чем при езде на машине. Грохот колес, стук копыт, ветер, врывающийся в открытые окна кареты, создавали ощущение бешеной скорости, хотя мы, дай Бог, если разогнались до сорока километров в час.

По дороге я познакомился с управляющим. Звали его Иван Иванович Вошев.

Из его рассказа я узнал, что случилось с его хозяином Трегубовым. В окрестностях села Завидово появилась волчья стая. Несмотря на летнее время, когда волкам хватает еды в лесу, и они обычно не беспокоят людей, эта стая начала прямо-таки беспредельничать. На пастбище в виду деревни вместе с пастухами зарезала целую отару овец. Несколько раз нападала на крестьянские обозы.

Началась паника, люди боятся выходить за околицу. По инициативе Василия Ивановича местные помещики собрали псовую охоту с тремястами собаками и большим количеством загонщиков. Стаю удалось блокировать и, в основном, перебить. Вырваться из облавы удалось только вожаку, необычайно большому волку.

Словно в отместку, он начал нападать не только на домашний скот, но и на людей. Один порезал целое стадо овец и загрыз пастуха с собакой. Потом прямо в селе напал на бабу. Волчара дошел до того, что ночью пробрался в саму Завидовскую усадьбу и выл около помещичьего дома. Причем ни одна спущенная собака не осмелилась к нему подойти.

Трегубов счел это личным вызовом и поклялся убить волка. Началась борьба зверя и человека. Матерый, умный хищник не боялся ни собак, ни флажков и легко уходил от облав.

Последняя облава была вчера в ночь. На нее согнали всех окрестных крестьян. Только на номерах стояло тридцать человек с ружьями. И все-таки волк ушел. Причем полем на виду у всех: перескочил через флажки и прорвал цепь безоружных загонщиков.