«На суше и на море» - 65. Фантастика - Герман Чижевский

Только потом я понял: автоматы были настроены так, что «не слышали» моего голоса. А тогда, помню, я здорово обижался. Ребенку трудно было понять, что это машины, они мне казались живыми — умные, смелые, спокойные…

Ясно запомнился день, когда звездолет опустел. Все вдруг куда-то исчезли. Только у пульта управления, не сводя глаз со стрелок и лампочек, сидел дядя Женя.

Чтобы ему не мешать, я уселся в уголке и начал строить башню из кубиков. Очевидно, игра меня увлекла, я увенчал свое сооружение шпилем (такие башни я видел на картинках), и вдруг началось непонятное…

Кто-то злой и огромный встряхнул звездолет. Кубики мои разлетелись, я хотел броситься к дяде Жене, но не смог даже встать. На мой крик дядя Женя не отозвался. Ему было, наверное, не до меня.

Но еще больше, чем вибрация, которая сотрясала корабль, меня испугали автоматы. Их всегда спокойные желто-зеленые глазки стали багровыми, будто налились кровью. Свет в кабине погас, только красные лампы вспыхивали и затухали, приборы судорожно перемигивались. Голубые экраны перечеркивали, сплетаясь, прерывистые молнии.

Что-то невидимое оторвало меня от пола, втиснуло в мягкую обивку стены. Я потерял сознание…

Родителей я почти не помню. Фотографии и киноленты постепенно вытеснили из памяти их облик, подменили собой живые лица. И, когда я хочу припомнить отца, я слышу внутренним слухом только голос, записанный рацией звездолета: «Прощай, малыш… Мы с мамой тебя целуем…» Потом какой-то треск, грохот разрывов и приказ второму пилоту: «Ведите корабль к Земле! Ведите корабль к Земле! Передайте: экипаж погиб на планете… Несчастье… Ведите… к Земле… Передайте Земле…»

Голос отца глухой, словно сдавленный болью, с трудом прорывается сквозь несмолкаемый грохот и треск.

О межзвездном полете «России» и о загадочной гибели экипажа на одной из планет в созвездии Эридана написано много: ведь это был первый полет человека за пределы Солнечной системы. И к тому, что всем известно, я не смогу добавить ничего нового. Пятилетний ребенок и потрясенный трагедией пилот остались вдвоем на опустевшем звездолете, и вот десять бесконечных лет полета домой, на Землю…

Евгений Васильевич Карелов, второй пилот и мой второй отец, воспитывал меня как мог… Автокосмонавт, неторопливо помаргивая зелеными лампами, ведет корабль по заданному курсу, а дядя Женя рассказывает про будущий дом наш — планету Земля. Но мне трудно его понять. «Дождик», — ласково говорит дядя Женя, и я вспоминаю частые удары по корпусу звездолета, усталое, напряженное лицо с пристальным взглядом утомленных глаз: дядя Женя ведет корабль сквозь метеоритный дождь. «Небо, понимаешь, синее-синее», — продолжает рассказ пилот, а у меня перед глазами черная, как угольная яма, бездна. «Солнце, наше Солнышко», — вспоминает дядя Женя, а я не понимаю его тоску, потому что желтая звезда, которую он мне показывает в телескоп, ничем не лучше тысячи других звезд, застывших в безмерной черноте. Видовые кинокартины тоже мало помогали: все эти луга, моря, горы казались мне такими же придумками, как сказки об Иване-царевиче и Сером Волке.

Когда я подрос, мы с дядей Женей стали часами просиживать в библиотеке. Электронная машина перед полетом запомнила многие земные книги и теперь читала нам вслух. Она знала все: рассказы и романы, стихи и сказки. Она мне казалась необыкновенно умной, прямо-таки волшебной машиной. И даже дядя Женя относился к ней с уважением: ведь мы тогда не знали, что электронные библиотеки есть в каждом доме на планете Земля.

Люди в книгах были странные: они воевали, влюблялись, добывали какие-то «деньги». А планета Земля, которую так хвалил дядя Женя, мне казалась тогда не такой уж прекрасной: две страшные области — Пустыня и Океан часто губили людей. Но все-таки с каждым годом мне все сильнее хотелось побывать на этой планете. Ведь на ней родились дядя Женя, папа и мама. С нее ушел в космос наш звездолет… И наконец, на единственной во всей Вселенной планете — на Земле люди помнили о нас. Планета Земля помогала дяде Жене вести корабль точно по курсу, планета Земля разговаривала с нами, планета Земля уже долгие годы ждала нас.

Старые книги рассказывают: мальчишка-юнга с верхушки грот-мачты кричит: «Земля!» И капитан, проблуждавший два года в неизвестных шпротах таинственного Океана, смахивает радостную слезу… Дядя Женя не видел Землю двадцать один год, но когда автомат распахнул люк звездолета, пилот только сказал: «Пошли, малыш…» — и взял меня за руку. Мы вместе ступили с трапа на твердую планету Земля.

Так вот ты какая, Земля! Над головой в голубизне плывут охапки чего-то плотного, но легкого, белого, розовеющего по краям; под ногами — плиты серого камня; вдали — темно-зеленая, тусклая кайма… «Космодром», — догадался я.

Огромное поле космодрома пустынно. Потом с дальнего края поднялась железная стрекоза и, блестя вращающимися крыльями, полетела к нам. Она спустилась совсем рядом, и я опасливо попятился к трапу. Дядя Женя крепче сжал мою руку: «Вертолет». Хлопнула дверца, из живота стрекозы вышло двое людей.

Первый, высоченный, черный, как небо, сказал, наклоняя курчавую голову:

— Поздравляю с прибытием! Давайте знакомиться. — Он улыбнулся, на черном лице блеснули зубы. — Меня зовут Тангар. Сейчас я работаю Председателем Совета Республик Солнечной системы. Вот, — Тангар показал на своего коренастого беловолосого спутника, — Главный Космонавт Республик Грат.

Дядя Женя шагнул вперед, вытянулся:

— Второй пилот звездолета «Россия» Карелов; сын погибшего капитана звездолета «Россия» Андрей…

Тангар поднял руку:

— Знаю, все знаю. Связь «России» с Землей была. Хотя с перерывами, но была… О вас все знают. Люди на Земле, Марсе, Венере, на далеких спутниках Сатурна и Урана сейчас наблюдают за нашей встречей. От имени людей Солнечной системы приветствую и благодарю вас. — Он снова склонил перед нами свою большую курчавую голову…

… Главный Космонавт встал, обошел стол, заваленный кинопленкой, кассетами с магнитофонной лентой, осколками минералов и странными кристаллами.

— Великое дело, — негромко сказал Главный Космонавт, — вечная память людям, погибшим на планете Несчастья. Вы так ее назвали, Карелов, в своей радиограмме, под таким именем планету и занесли на звездные карты. Со временем мы раскроем загадку этой злосчастной планеты. А теперь, — Главный Космонавт присел на край стола, помолчал, — а теперь подумаем о вас… Двадцать один год полета на субсветовой скорости — пять сотен обычных земных лет… Вам нужно отдохнуть, осмотреться, многое узнать, Карелов. Мальчику — привыкнуть к Земле, приобрести друзей, выбрать профессию. Где бы вам хотелось пожить? Европа, Африка, Америка?