Переход - Александр Шаповалов

— Смотрите, — Соловьев закрыл глаза. По его лицу было видно, что Андрей полностью сосредоточен. Вдруг со стола Кузьмина стали подниматься вверх предметы: сначала был карандаш, потом ручки и документы, лежавшие на столе. Затем в воздух взмыли более тяжелые вещи, но что добило Кузьмина — так это стулья, которые оторвались от пола и парили на уровне глаз.

— Фантастика, — зачаровано произнес Кузьмин, с раскрытым ртом наблюдая за застывшими в воздухе предметами.

Повисев несколько секунд, вещи стали медленно опускаться на свои места.

— Если бы не видел своими глазами, ни за чтобы не поверил, — восторженно прошептал Кузьмин. — Как это у тебя получается?

— Очень долго рассказывать, и без обид, ты навряд ли поймешь? — постарался уйти от ответа Соловьев.

— А все-таки, если в двух словах, — не отставал Кузьмин.

— Я делаю вещи легче воздуха.

— А…?

— Предупреждал же, что не поймешь, — недовольно сказал Андрей.

— Как легче воздуха? Как можно сделать стул легче воздуха? — не сдавался хозяин кабинета.

— М-м-м, — вздохнул Соловьев, — если очень, подчеркиваю, очень упростить, то я переношу массу предмета в другое измерение, не теряя при этом связь с формой, которая остается здесь. Понятно?

— Нет, — честно признался Кузьмин. — Но раз ты обладаешь такими способностями, зачем нам что-то придумывать, если можно перемещать предметы без всяких конструкций.

Андрей ещё раз тяжело вздохнул, мирясь с мыслью, что без объяснений его не отпустят:

— На самом деле возможности человека ограничены. Силы, затраченные мной на демонстрацию, пришлось взять из запасов, которые я накапливал довольно длительное время. Чтобы восстановить их, мне придется потратить несколько минут. А ведь я не сделал ничего существенного, более сложные заклинания опустошили бы меня за секунды. Представь, какая-нибудь критическая ситуация, а я потратил силы. Это… можно сравнить с тем, что ты летишь в самолете, а на самой большой высоте закончилось горючее. Поэтому во время постройки аппарата я буду вплетать кое-какие заклинания в его конструкцию, и у него будет больше шансов взлететь в небо.

— Не могу поверить, — развел руками Кузьмин. — Слушая тебя, у меня появилось ощущение, что я попал в другой мир, вернее в сказку, где есть всё маги, колдуны, волшебство. И знаешь? Меня распирает двоякое чувство, с одной стороны хочется закричать от восторга, или обозвать тебя самыми нехорошими словами.

— Я привык к такому, — улыбнулся Соловьев. — Но чем быстрей ты поверишь, тем легче нам будет работать. Вы ещё не заметили, но мир меняется, и эти изменения происходят все быстрее и быстрее, а мы с вами поможем человечеству сделать этот переход менее болезненным.

— Андрей Иванович, вы со мной разговариваете, словно агитируете. И ещё, мне кажется в последнее время люди, которые приходят по рекомендации оттуда, — Кузьмин указал пальцем вверх, — что-то не договаривают. Вечно какие-то недомолвки, намеки, но стоит мне спросить о чем-то конкретном, ссылаются на закрытость информации. Уверен и вы поступите также, но все же я спрошу. О каком переходе я слышу в последнее время?

— Юрий Николаевич, поверьте, мне очень хочется все вам рассказать, но без разрешения, я не вправе это делать, — ответил Соловьев.

— Ладно, думаю, предварительная беседа закончена, посмотрим, Андрей Иванович…

— Если можно называйте меня просто Андрей, или на крайний случай Соловьев, — перебил Кузнецова Андрей.

— Хорошо, — согласился хозяин кабинета, — так на чем мы остановились?

— Вы хотели на что-то посмотреть, — подсказал Соловьев.

— Посмотреть? На что посмотреть?

— Не знаю, — пожал плечам Андрей.

— А, вспомнил, посмотрим, какой ты в деле, — произнес Кузьмин. — Когда вы… ты готов приступить к работе?

— Как только будут готовы детали будущей каркасные детали конструкции воздухоплана.

— А до этого, чем думаешь заниматься? — поинтересовался Кузьмин.

— Буду помогать в проектировании, я по образованию инженер-конструктор окончил авиастроительный институт, — ответил Андрей.

— Теперь понятно, почему вас послали к нам.

— Вы ошибаетесь, это как раз имело второстепенное значение, — возразил Соловьев.

— Тогда позвольте полюбопытствовать о первопричине, заставившей прийти к нам?

— Моё второе образование.

— Хм, какое?

— Магическое, — в голосе Соловьева появилось скрытое раздражение.

— ???

— Надеюсь, вы не думаете, что свои знания я получал в лесной чаще, живя в избушке с пучками трав и летающей ступой в углу? — усмехнулся Андрей.

— Да, вроде этого, — почесав затылок, признался Кузьмин.

— Нет, Юрий Николаевич, волшебству сейчас обучают почти, как в институте.

— А много вас? — не удержался Кузьмин.

— Настоящих обладателей дара мало. Это… как искра загорится, и если не подбросить сухой травы — потухнет. Человек перестает верить в свои возможности, а часто прячет их, чтобы не отличатся от других. Быть не таким, как все очень трудно. Не у всех хватает духа выдержать испытание даром, — печально произнес Андрей.

— Закончили вы школу магии, выдали диплом…

— Нет, дипломов не дают, как и других документов, подтверждающих моё второе образование. Такие бумажки нужны шарлатанам, да и что там писать, Соловьев — маг третей степени, — ответил Соловьев.

Он сделал небольшую паузу прежде, чем продолжить:

— Вместе все послушники находятся только в первые годы, затем наставники выбирают себе ученика, и тот иногда остается вместе с ним на всю жизнь.

— А как же остальные?

— Остальные, остальные становится… ну что-то — вроде подмастерьев. На их плечи сваливается вся кропотливая, можно сказать, черновая работа. Они тоже очень многое умеют, единственное — для них остаются закрытыми высшие ступени — терпеливо отвечал Андрей, хотя расспросы стали его утомлять. Он уже не скрывал этого, но Кузьмин не замечал недовольной мины на лице Соловьева, продолжая расспрашивать своего нового сотрудника.

— Вы тоже сейчас имеете учителя?

— Да.

— Как же это получается: ты здесь, а он где-то в другом месте?

— На данном этапе мне необязательно быть возле него, нам хватает двух, трех встреч в год, чтобы продолжить ученье, — Соловьев демонстративно посмотрел на часы, поле чего перевел взгляд на своего нового начальника. — Юрий Николаевич, у вас есть еще какие-нибудь вопросы, а то меня ждут в другом месте.

— Вопросов море, но не буду тебя больше задерживать, — сказал Кузьмин, поняв намек.

Прошло два месяца. Несмотря на неполный штат, (треть сотрудников всё ещё находилось в отпусках), работа в бюро Кузьмина кипела. Людей захватил процесс творчества, оказалось, что для многих строить воздухоплан было ближе и приятнее, чем возня с дымящимся монстром, которого они три месяца назад отправили гулять по просторам родины. Все шло даже лучше, чем хорошо, но только не для Кузьмина. Он буквально сгорал от ревности. Всё началось две недели назад, когда Аглая и Андрей стали засиживаться в бюро до середины ночи. Кузьмин узнал об этом из доклада начальника службы безопасности. Наконец не выдержав, он специально задержался на работе и, когда стемнело, прошелся под окнами кабинетов Аглаи и Андрея. В одном из них горел свет, а из открытого окна послышался женский смех. Сердце начальника бюро бешено заколотилось. Он узнал голос Аглаи.

— Что-то вы сегодня задержались, Юрий Николаевич, — раздался голос сзади.

Кузьмин вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стоял начальник охраны:

— Саныч, ты, как привидение, подбираешься, не услышишь.

— Привычка.

— От твоей привычки я когда-нибудь получу инфаркт, — произнес Кузьмин, недовольный тем, что его застали под окнами Аглаи.

— А молодежь не бережет себя, день и ночь на работе, — усмехнулся Саныч, когда из открытого окна кабинета вновь послышался смех.

В словах начальника охраны Кузьмину послышалась двусмысленность.

— Вы бы, Валерий Александрович, оставили свои намеки, занялись делом, — резко одернул начальника охраны Кузьмин.

— Так я им и занимаюсь, вот посты проверяю, — растерянно сказал его собеседник и показал мощный фонарь, не понимая, чем вызвал раздражение начальника.

— Вот идите и проверяйте, — Кузьмин злился все больше.

— Есть, — по военному ответил начальник охраны и исчез в темноте.

Кузьмин развернулся, направился в противоположную сторону. Его лицо горело, а воображение рисовало сцены, где Соловьев нагло лапал округлости Аглаи, пытаясь губами, коснутся ангельского лица девушки.

Нога Кузнецова за что-то зацепилась, и он со всего маху приложился о забор. В глазах заплясали звезды вперемешку с разноцветными кругами.