Искра в аметисте (СИ) - Глинина Оксана

С совершенно кислым видом я направилась к выходу из покоев. Не от обиды, а от злости — боялась, что прибью канцлера пуфом или кочергой. Ну, да ладно, и от обиды тоже. Я тут встала на путь к самостоятельной жизни, а мне все грубо завернули, и, главное, кто — лорд Вардас собственной персоной. Странный человек. Но мужчины вообще все странные. Самым адекватным был вайдил Фьерн, но он, безвременно ушедший, слишком сильно повлиял на мое мировоззрение, поэтому в каждом мужчине хотелось видеть благородного спасителя. А как показала жизнь, они — мужчины — благородны исключительно тогда, когда им удобно.

— Тебе надо раздеться! — канцлер перехватил меня у самого выхода.

Я даже говорить ничего не стала, рука сама поднялась и ударила Майло по физиономии. И в этот момент в номер постучали. В дверь просунулась голова служанки.

— Я тут одежу принесла… сухую, — она окинула меня любопытным взглядом. А что, такая интересная сцена: мокрая девица, одна, в покоях постоялого двора, в обществе высокородного господина. Будет теперь что обсуждать с товарками на кухне. — Как господин велел.

— Положи на кровать! — приказал Вардас, не глядя в сторону девицы.

Как только за служанкой закрылась дверь, он, не отрывая глаз от моего лица, взял мою ладонь, поднес к лицу и оттянул рукав, под которым еще красовалась повязка. To, что он совершил в следующую минуту, потрясло до глубины души. Размотав повязку на запястье, Майло пристально рассмотрел заживающий ожог, а потом склонился и поцеловал руку у самого основания ладони, где. пойманной в силок птицей, бился пульс.

— Переоденься, Гинтаре, — тихо произнес он, снова пристально глядя мне в глаза. — Иначе ты заболеешь.

С этими словами канцлер меня покинул.

Совершенно ничего не соображающая, я сбросила с себя мокрую одежду и натянула все, что принесла служанка. Вещи предусмотрительно расстелила на полу у камина, чтобы к утру они высохли, и только после этого, совершенно вымотанная и обессиленная свалилась в кровать. Натянув покрывало на самую голову, наконец, дала волю слезам. Наплакавшись от души я постепенно стала проваливаться в сон.

А глубокой ночью мне приснился кошмар…

8.4

Вардас спустился вниз, в темный и пустой зал таверны, присел за один из столиков и заказал еды на себя и для Гинты в неказистые покои. Стоило проверить, нет ли за ними хвоста, да и мысли хотелось привести в порядок. Он понимал злость девушки на него и был согласен с этим. Майло заранее договорился с Браггитасом, чтобы тот дал возможность им объясниться перед ее отъездом в обитель. Только надо было знать бунтарский дух Гинтаре, чтобы понять, ни в какую обитель она не поедет. Поэтому, на всякий случай, он следил за девушкой от самого ее отъезда из дома Сарфа.

Эбро Сарф.

Майло не мог понять: наставник настолько глуп, или намеренно портит отношения с дочерью. Еще можно было сослаться на то, что между отцом и дочерью возникло недопонимание, но не до такой же степени.

Или до такой?

Ведь он и сам долго не мог понять, какие чувства у него вызывает рыжеволосая бойкая девчонка, которая за словом в карман не полезет и не станет терпеть указания. Вспомнилась позорная история у Фонтана Роз, когда Гинта по его же указанию стала приманкой, а ведь шла к нему на встречу в надежде узнать хоть что-нибудь о своем отце.

Нет. Майло сам ничуть не лучше, чем Сарф. Беда вся в том, что полноценными людьми их сложно было назвать. Только один единственный человек на всем белом свете сумел согреть каменное сердце Эмбро Сарфа — Инге Браггитас. Ее смерть сильно ранила магистра, сделала его уязвимым, поэтому для собственной дочери он закрылся, растворился за маской заботливой беспристрастности.

Получается, каменное сердце самого Майло — растопила Гинтаре. И от того, что он нашел силы признаться в этом самому себе, как-то стало очень легко и светло, будто с глаз сошла пелена.

Воодушевленный такими мыслями, лорд Вардас направлялся в собственные отдельные покои, которые находились рядом с комнатой Гинты. Но странные звуки, доносящиеся со стороны опочивальни девушки, насторожили Майло. Не раздумывая ни минуты он ворвался к ней в комнату.

Гинтаре металась на кровати, спутанные волосы взмокшими плетями хлестали ее лицо и подушку, сжатые в кулаки ладони были прижаты к груди, как бы пытаясь подавить рвущийся наружу стон.

— Гинтаре! — Канцлер схватил девушку за плечи и стал трясти, чтобы вырвать из дурных сновидений. — Гинта! Очнись! Ты слышишь?!

Я брела по темному, сырому коридору, ступая босыми ногами по мокрому полу. От неприятных прелых запахов гнили и запустения кружилась голова. Что именно это был за коридор я не понимала, но одно знала точно, если бы мне довелось попасть в Навь, она была бы именно такой — темной, холодной и убогой. С запахом сырости и затхлости, пропитанная людским отчаяньем.

В конце моего пути — маленький огонек, и по мере приближения огонечек разрастался. Увы, свечение холодное, голубоватое, не похожее на свет дня, тепла не обещало. Надежда на что-то лучшее таяла с каждым шагом по мере приближения.

Там, во глубине из тьмы и холода, на четырех кованных столбах, подвешенный цепями, висел хрустальный ларец, больше всего напоминавший затейливый саркофаг. Это его холодной свечение все это время привлекало меня, манило и звало.

Хрустальный гроб, как в той сказке про принцессу… которую мне рассказывала Инге.

Мама…

Я приблизилась к этому странному месту упокоения из сказки. Внутри у меня все дрожало и клокотало от ужаса. Чего я боялась? Того, что там увижу?

Она билась в гробу, словно птица в клетке. Только беззвучно, как из-под толстого слоя льда. Живая…

— Людя!!! Людя это я!

Подруга успокоилась, когда сквозь прозрачную, но рифленую испещренную ветвистым узором крышку гроба увидела меня.

— Гинта! — едва расслышала, голос ее был глух и слаб. — Гинта, ты беги…

— Людя, я тебя ищу! — я плакала, и стучала по крышке гроба. — Слышишь?! Я тебя найду! Ты где?!

— Вспомни эту сказку… Гин-та, вспом-ни сказ-ку…

Из-за столбов и ниш в стенах вышли темные дрожащие фигуры, двигавшиеся рывками, как от порывов невидимого ветра. Вокруг меня заплясали тени, протягивая ужасно длинные лапы, обжигая могильным холодом. Я отбивалась, что- то кричала, пока меня не стало трясти.

— Гинта! — кто-то снова звал меня. Только голос уже не принадлежал Люде.

— Гинта! Проснись! Что ты увидела?!

И тут меня снова окатили водой. Холодной.

Очнувшись, я хватала воздух ртом, сердце зашлось в бешеной скачке.

— Темнейшая Брекста! — воскликнул, не понятно откуда взявшийся, лорд Вардас. — В каких сновидениях ты скитаешься, что я не могу тебя даже добудиться? Еще и сжечь меня пытаешься!

— Ч-что? Оп-пять?!

— Не совсем! — он укутал меня в покрывало, от которого не было никакого толку, ибо оно совсем не грело. Подозреваю, что и кошмар мне приснился из-за того, что я замерзла. — Но искрить ты стала знатно!

— Поэтому вы и окатили меня из кувшина? — кисло заметила я, постепенно приходя в себя.

— Отчасти! — нагло усмехнулся канцлер. — К своему стыду, я не смог тебя добудиться! Никак.

Он пристально посмотрел мне в глаза, словно пытался рассмотреть, что же такого увидели мои глаза по ту сторону яви.

— Гинтаре, — произнес спокойно канцлер. — Ты меня сильно испугала.

— Ничего! Вам не привыкать!

— Не злись, — Майло добрался-таки до моего лица и погладил по холодной щеке. Ладонь-то у него такая теплая…

— Что тебе приснилось?

— Не знаю, — пожала я плечами. О сути сна рассказывать не видела смысла. Все равно меня примут за сумасшедшую. Пальцы второй его руки легли на мое обнажившееся плечо.

— Лорд Вардас! Немедленно покиньте мою комнату! — попыталась вырваться из непозволительно-уютных объятий канцлера. — Вам ничего не случиться, а моя репутация будет уничтожена напрочь!

— Ну и ну! — покачал головой лорд Вардас, словно, журил неразумное дитя. — И это говорит мне девчонка, которая презирает условности.