…И пять бутылок водки - Михаил Демин

– Нет, в самом деле. – Игорь рывком повернул ее к себе. – Что случилось? Все ведь было так хорошо…

– Хорошо? – сказала она. – Ты так думаешь?

– А ты – нет? – нахмурился Игорь.

Теперь он сидел, склонясь над Наташей. Пристально вглядывался в ее глаза и никак не мог уловить их, увидеть; она упорно отводила взгляд, – ускользала, прикрывалась ресницами.

– Послушай, Наташка, ты что же, – сказал он с раздражением, – уже и смотреть не хочешь?

– Да… – Да?

– Да. Не хочу – на себя…

– Но почему, почему? – не унимался он. – Господи, ты же прекрасна!

– Прекрасна?

Она наморщилась. И так – с гримаской – медленно села, поправляя прическу.

– Ах, Игорек. Ну, посуди сам – как я теперь выгляжу? Валяюсь в грязи, в какой-то трущобе – как последняя шлюха. Вот ты во что меня превратил!

– Но… Погоди.

Игорь запнулся в растерянности. Поднял плечи. Затем сказал, покусывая нижнюю губу:

– Если уж ты хочешь меня упрекать…

– Упрекать я должна – прежде всего – сама себя!

– Это неважно, – отмахнулся он досадливо. – Если уж так получается – что ж, кончим на этом. Замнем. Забудем. Останемся, как и прежде, друзьями. Просто, друзьями. – И он снова заглянул в ее глаза – и снова их не увидел. – Ладно?

– Ты думаешь, это теперь возможно?

– А почему бы и нет?

– После всего…

– Я же сказал: давай забудем.

– Но я думала – ты меня хоть немножко любишь…

– Конечно – люблю, – пробормотал Игорь. – О черт… Как тебя понять? Да, люблю. Очень.

– Правда? – внезапно улыбнулась она.

– Правда, – сказал он. И увидел, как дрогнули ее ресницы. И сквозь тень их проглянули – распахнулись перед ним – голубые глубокие озера. И глядя туда, утопая в них, он повторил, задыхаясь:

– Правда.

Когда Наташа собралась уходить, время уже было позднее – второй час в начале. Выбравшись из развалин, она огляделась, поеживаясь. Сказала – зябким голосом:

– Какая ночь… Жутко.

– Не бойся, – проговорил Интеллигент. – Я же с тобой! Идем – провожу.

«Ох, не надо бы, – мелькнула у него мгновенная мысль, – не надо бы провожать. Слишком уж рискованно… Но что ж поделаешь? Все-таки – надо. Экая чертова темень!» Ночь и действительно была темна, тревожна, ветренна. Туч, вроде бы, не было – но не было и звезд. Все вокруг окутывала сплошная, непроницаемая, угольно-черная мгла. И она дышала уже по-осеннему; овевала сыростью, заползала липкими мурашками за воротник.

Наташа нащупала игореву руку, вложила в его ладонь – свою. И так они шли какое-то время – помалкивали, шуршали щебнем. Игорь погодя сказал, склоняясь к ней:

– Послушай, а как ты объяснишь дома свое отсутствие?

– Придумаю что-нибудь, – беспечно ответила она.

– Что – например?

– Ох, не знаю. Да Сергея, наверное, еще и. нет. Он, если уходит, застревает надолго… Ну, а в крайнем случае – скажу, что была у подруги. Стало скучно – ушла, мол, заболталась…

– Стандартный ответ, – покривил губу Игорь.

– Что ж, зато – надежный.

– А если он решит проверить – позвонить?

– У этой подруги нет телефона. И живет она на другом краю. Что ж ты думаешь – я уж такая дура, – не соображу, что сказать?. —

Игорь не видел ее во тьме, но по тону, по голосу, чувствовал, что она улыбается.

– Слава Богу – не в первый раз.

– А… признайся-ка, – сказал он вдруг, – ты ему вообще изменяешь? Часто, а?

– Что? – протянула она. Помедлила, помолчала немного. И потом: – Почему ты спрашиваешь? Какая тебе разница?

– Да так… просто… Ну, скажи: есть у тебя кто-нибудь – на стороне?

– Зачем тебе это, Игорек? – укоризненно проговорила Наташа. – Уж не собираешься ли ты меня ревновать?

– Да нет, – пожал он плечами. – Чего ж тут ревновать… Было бы глупо.

– Ну, вот. И не надо об этом. – Она еще помолчала. – А впрочем – если уж ты настаиваешь…

– Да, – живо отозвался он, – так что?… С кем?

– Изменяю. Конечно.

– С кем же?

– С тобой.

– Ах, так. – Он рассмеялся. – Ну, это еще ничего. Это ладно…

– Все вы, мужчины, одинаковы, – с коротким вздохом сказала она. – Эгоисты, собственники.

– А вы, женщины, – общественницы, – возразил он, – трудитесь для общего блага… Не так ли?

– Ну, ну, – сказала она. – Не будем ссориться по пустякам!

И крепко сжала его пальцы. И добавила, погодя:

– Гляди-ка: фонарь… Кажется, там мост! За мостом дорога освещена. Да и вообще, теперь уже недалеко. Я и сама дойду. Возвращайся.

– Нет, нет, – сказал он, пристально высматривая что-то впереди, – не торопись. Там, по-моему, какие-то люди.

– Где? – Она дернулась испуганно.

– У фонаря – видишь? Слева.

– Верно, – спустя мгновение, подтвердила она, – кто это? – И вздрогнула, прижимаясь к Игорю. – Ой, я боюсь. Это ж ведь самый хулиганский район. Здесь каждую ночь что-нибудь случается, раздевают, насилуют.

– Ничего, не волнуйся, – успокоительно похлопал ее по плечу Интеллигент, – все будет хорошо.

– Но их там, кажется, много, – шепнула Наташа. Она замедлила шаг. Игорь сейчас же сказал:

– Только, ради Бога, не останавливайся! Идем – как ни в чем не бывало.

И осторожно высвободив руку – опустил ее в карман.

Свет фонаря стал ясней и просторней. Маячившие возле него силуэты обрели отчетливость. Парней было четверо; они стояли, сгрудившись, на границе света и тени, – о чем-то шумно толковали меж собою. Слов было не разобрать, слышались только голоса – невнятные и хриплые. Потом голоса затихли.

От группы парней отделилась приземистая фигура – в распахнутом ватнике, в сапожках, в плоской кепочке, низко и косо посаженной на лоб. Фигура приблизилась к идущим и окликнула их:

– Эй, граждане, стойте! Прикурить не найдется? Вопрос был традиционный, почти – ритуальный, обычно предшествовавший насилию; именно так у российского хулиганья и всякой уличной шпаны принято обращаться к намеченной жертве… Как и каждый квалифицированный вор, профессионал, Игорь относился к повадкам хулиганья с нескрываемым и высокомерным презрением. И сейчас он – шагнув навстречу парню и – глядя на него в упор – проговорил негромко:

– Чего тебе, голубок?

– Прикурить. Ты что – глухой? Спички есть?

– Так ведь твои ребята курят, – Игорь мотнул головой, указывая на темные силуэты, застывшие в отдалении. Там было тихо. Ребята прислушивались к диалогу. И в руках у одного из них багровел, посверкивая, огонек папироски.

– Ну-к что ж, – ухмыльнулся парень. – А я хочу – у тебя!

– У меня, значит, – задумчиво проговорил Интеллигент. – Ладно, дам тебе прикурить… А может, заодно, и табачку?

– Давай, – подбоченился парень.

Тогда Игорь – лениво, медленно – вынул из кармана руку; в ней был зажат финский нож. Лезвие блеснуло остро и холодно, и струистый этот блеск заставил хулигана отшатнуться.

– Ах, пардон, – сказал Игорь. – Это я ошибся. – Сунул нож обратно в карман и другой рукой – левой – извлек из пиджака пачку «Беломор-Канала».

Встряхнул ее; выскочила папироска. Протягивая пачку, Игорь сказал – твердо глядя на парня, ломая глазами его взгляд:

– Бери! Если уж ты так хочешь… Ничего больше не надо?

– Нет, спасибо, – пробормотал растерянно хулиган. Неловкими пальцами взял из пачки папироску и подался назад, попятился к фонарю.

– Погоди, – сказал Игорь. – А прикурить?

– Ничего, – донеслось в ответ, – обойдусь.

– Ну, привет! – небрежно бросил ему Интеллигент. И обхватив Наташу за плечи – повлек ее в темноту.

Они простились в черте города и там условились, что в дальнейшем Наташа будет приходить к нему пораньше, днем…

На обратном пути Игорь с беспокойством ожидал встречи со шпаною; ему не хотелось попадаться на глаза сторонним людям, тем более – таким… Это было нехорошо, неосторожно. Но нет, все обошлось; возле фонаря было пусто и тихо. Шпана исчезла куда-то, и он вздохнул с облегчением.

На мгновение – минуя черную громаду моста – он насторожился, ощутив дуновение тревоги. Ему почудился – там, во тьме – неясный шорох, скрип гравия, чей-то приглушенный шепоток. Но потом, погодя, он усомнился, подумал; это все нервы. Померещилось, наверное, показалось. И тут же он вспомнил старинную поговорку: «если кажется – надо креститься!»

Креститься он, впрочем, не стал. Но как-то вдруг успокоился, отвлекся – стал размышлять о другом.

Глава четырнадцатая

С этой поры погода явственно переломилась. Лето вдруг угасло, выдохлось, сменилось ранними и затяжными дождями. Потянулись мглистые ночи и сырые, серые, осенние дни.

В один из таких дней по улицам Полтавы брел Зубавин. Он брел, ссутулясь, вобрав голову в воротник. Однако в движениях его уже не было прежней собранности, и походка его была не тверда.

Старый этот сыщик на сей раз не работал; он ни за кем уже не следил! Он просто шел сейчас в пивную.

Уйдя от дел и обретя заслуженный покой, Зубавин как-то сразу ослаб, начал попивать, опускаться… Теперь его часто можно было видеть обретающимся в злачных местах, – в шумных пивных и различных закусочных.