Фортунат (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич

Освободил гроб из под спуда веток и снега, затем занялся пребывающим в бессознательном состоянии клиентом. Лежит, беззаботно посапывает и не подозревает, какая судьба ожидает свежеиспеченного боярина. Снимаю с него пальто и шляпу — самому нужны. Несложный лекарский конструкт, внедренный в тело Орлова, и его организм начал активно избавляться от алкоголя. Не могу допустить, чтобы эта гнусь сдохла, без осознания факта собственной смерти. Через четверть часа даже следов наличия алкоголя в крови боярина не осталось. Не беда, что под ним образовалось приличных размеров темное пятно растаявшего снега и потянуло острым запахом свежей мочи. Физиология и никуда от этого не деться — иными способами организм от алкогольной интоксикации не избавить.

— Пить, — было первым, что произнес Виктор Орлов после того, как я привел его в чувства.

Ага пить он хочет, а кто бы не хотел, после того, как его организм освободился от изрядного количества жидкости? Разумеется, никакого питья я ему давать не собираюсь, да и простой водой избавиться от сушняка не получится, тут нужны более кардинальные средства, хотя бы огуречный или капустный рассол, а эффективнее всего срочная помощь мага-целителя.

Подсветив окружающее нас пространство светящимся шариком, позволил боярину рассмотреть свою «красивую» мордашку. Реакция оказалась ожидаемой, холеное лицо Виктора перекосила гримаса брезгливости, а в глазах загорелись огоньки страха.

— Ты меня не узнаешь, ваше благородие, поскольку, благодаря твоему вниманию и заботе мне пришлось на время изменить внешность…

— Воронцов! — Он меня узнал, вне всякого сомнения, по голосу, который я не менял. — Что за шуточки, Воронцов?! Где я?.. — Он как-то резко замолчал. Теперь в его глазах плескался самый настоящий ужас. Ночь, на лицо падают снежинки, мокрые штаны на морозе неприятно холодят тело и вообще непонятно, в каком месте он находится в компании внезапно явившегося из-за Грани врага.

Несмотря на испуг Орлов мгновенно оценил ситуацию и попытался уцепиться мне в горло своими трясущимися ручонками. Разумеется, у него ничего не вышло, он и в более приличных кондициях супротив меня был нулем без палочки, а сейчас и подавно. Чтобы впредь не рыпался сломал ему по паре пальцев на обеих руках. Заверещал как поросенок резаный и сразу же расхотел пить. Больно, понимаю, а нечего пытаться вырвать человеку гортань.

— Так вот, Орлов, — я дождался когда клиент слегка успокоится и заткнется и перехватил инициативу, — не стану объяснять, каким подонками были ты и твой отец — это бесполезно. Твой батюшка, благодаря моим заботам уже не портит воздух этого мира своим смердящим дыханием. Его смерть была, к моему великому сожалению, недолгой, но меня радует, то, что она была весьма и весьма мучительной. Очень скоро на собственной шкуре и ты почувствуешь, что такое ужас ожидания приближающейся смерти иже с ним несбывшиеся надежды на избавление. Так что добро пожаловать в Ад!

Чтобы Орлов не рыпался пришлось на время парализовать мышцы его конечностей, а также гортань, чтобы не оглашал окрестности своими криками и руганью. Затем осторожно, чтобы не коснуться обоссанных порток, поместил тело своего недруга в гроб. Накрыл крышкой и четырьмя гвоздями приколотил её ко гробу. Далее отошел на пару шагов в сторонку и активировал довольно мощное плетение, состоящее из полутора десятков разного рода конструктов. В результате означенных манипуляций почва раздвинулась и появилась яма глубиной чуть более двух метров, размерами аккурат под габариты гроба. Наконец еще одно легкое магическое усилие с моей стороны и деревянный ящик с еще живым человеком внутри, подхватывается потоками спрессованного воздуха и плавно опускается на дно ямы. Рассеиваю комплексное плетение, и земляные стены смыкаются над гробом, будто на этом мете только что не было никакой ямы.

Жить Орлову осталось максимум шесть часов — это я еще в первой своей жизни в википедии прочитал — вполне допускаю, что ученые ошибаются, но сам я не хотел бы оказаться на месте Виктора хотя бы на час. Заклинание парализующее конечности и голосовые связки развеялось. Орлов получил относительную свободу в пределах ограниченного пространства. Пока лежит тихо, оценивает ситуацию в которой оказался. Скоро задергается.

Ну все, на этом моя миссия завершена. В «Англетер» заходить не стану — все свое ношу с собой. Сразу отправлюсь на вокзал. Утром буду во Владимире, оттуда махну в Коломну, где Афанасий Никитович Тверской исчезнет навсегда из этого мира, а вместо него на свет вновь появится Андрей Драгомирович Воронцов. Вот такая у меня получилась одиссея авантюрного толка.

***

Патриарх боярского рода Беляевых был вне себя от гнева и разочарования. Ну как тут не гневаться, когда потенциальный зять в изрядном подпитии да еще в компании таких же как он пьяных бездельников вваливаются непрошенными в твой дом. И этот хам нагло заявляет об отсутствии с его стороны матримониальных намерений в отношении его красавицы Машеньки. Ладно бы по-человечески отказался от данного даже не им, а его покойным батюшкой слова. Нет же, этому подонку пристало всячески поносить представителей небогатого боярского рода, мол нищеброды, отребье и прочее, прочее в том же духе.

— Папенька, да не расстраивайся ты так, — успокаивала отца отчего-то совершенно не расстроенная Мария, — теперь ты сам понимаешь, на брак с каким человеком пытался меня обречь. А обида — плевать на нее, завтра подашь жалобу Его Императорскому Величеству. За прилюдное поношение Орловы выплатят нашему роду приличную виру, никуда не денутся. Слава Богу, эти проклятые дуэли канули в Лету, сейчас всё отдано на откуп Закона.

Пораскинув мозгами, Виталий Сергеевич вынужден был согласиться с доводами самого родного для него в этом мире человечка.

А на утро по столице разнеслась весть о внезапном исчезновении наследника боярского рода Орловых. Пропал человек безо всякого следа, будто его никогда и не было на этом свете.

[1] Король умер, да здравствует король! (фр.)

Глава 7

Деревня, где скучал Евгений,

Была прелестный уголок;

Там друг невинных наслаждений

Благословить бы небо мог…

А. С. Пушкин

После описанного выше столичного вояжа мне хотелось домашнего уюта и покоя, и я все это получил в полной мере по возвращении в поместье своей покровительницы. Ха, мне в этом мире уже восемнадцать с гаком, а с учетом прожитых сорока шести в своей первой жизни, все шестьдесят четыре, а я всё еще нахожусь под опекой Егоровны и буду таковым числиться аж до двадцати одного года. Таковы порядки в Российской Империи, иными словами: «Dura lex sed lex[1]». По большому счету, я вовсе не против опекунства Третьяковой — она у меня золотой человек — и моралью строгой не докучает, за шалости не бранит, летом в своем аптекарском огороде припахивает, так как такого бугая не поэксплуатировать, а оно мне и самому в радость.

Наступление Нового тысяча восемьсот пятьдесят девятого года встретили в узком семейном кругу. Помимо меня присутствовали: Василиса Егоровна, Пров Николаевич и Викентий Дормидонтович Третьяков родной брат покойного супруга Егоровны, вернувшийся на днях из Нью Орлеана, столицы северо-американского государства Луизиана[2], где на протяжении пятнадцати лет он занимал должность военного атташе при посольстве Российской Империи.

Деверь покровительницы мне понравился. Тайный советник первого ранга, иными словами, генерал-майор оказался человеком нечванливым и в свои неполные семьдесят пять весьма заводным. Обликом и характером он напоминал киношного Суворова в исполнении Николая Черкасова. На следующее утро после празднования Нового Года он, как ни в чем не бывало, гонял на коньках в компании галдящих деревенских ребятишек по расчищенному от снега льду Протвы, при этом кричал не менее восторженно. Ударившие морозы под минус двадцать за неделю сковали реку довольно толстым и прочным слоем льда. Я также не отказал себе в удовольствии прокатиться. Сам спортивный инвентарь был один в один с советскими снегурками, которые в той реальности мне подарил дед, достав из своих бездонных запасов разного рода сокровищ, а также научил на них стоять. Эти коньки надежно крепились веревками и палочками к валенкам или другой какой обуви и кататься на них было сущим удовольствием.