Искупительница - Джордан Ифуэко

– Растворяться на мелкие частицы, переноситься на семьдесят миль и собираться воедино заново – это не тот навык, который можно отточить, – заметила я.

– Ну, ты у нас эксперт в этом, – радостно сказал Дайо. – После двадцати шести камней переноса зараз. Возможно, так ты станешь неуязвима к тошноте.

– Я чуть не умерла, – напомнила я. – А может, и правда умерла на мгновение. Эту часть я все еще помню довольно смутно. Но там было очень много рвоты.

– Не говори слово «рвота»! – взмолился Дайо.

Затем он покопался в карманах и вытащил на свет флакон с янтарной жидкостью. Глотнув из него, он бросил флакон мне:

– Новое изобретение Терезы.

Зелье на вкус сильно отдавало имбирем и обожгло горло, но успокоило желудок. Я виновато посмотрела на пустой бутылек, жалея, что не смогла разделить его с нашим эскортом из Имперской Гвардии. Санджит остался, чтобы убедиться в безопасности столицы, и послал вместо себя отряд доверенных воинов. Они следовали за нами на почтительном расстоянии, пока мы с Дайо приближались к священной кузнице, и очень старались не показывать, что их тоже тошнит.

Священная кузница Олоджари и железная шахта находились в самом сердце горы, которую опустошали столетиями. По мере процветания храма у подножия горы образовалось скопление небольших деревенек, где жили поколения шахтеров и кузнецов. В них же имелись и постоялые дворы для ежегодного притока Людей Углей, приезжавших со всей империи.

Сперва мы прошли мимо роскошных вилл знати, крыши которых были украшены железными статуями голубокровных – аристократов, поколениями управлявших шахтой моих предков. Время от времени возле уха у меня жужжало что-то оранжевое. Что-то острое и горячее атаковало меня в лицо. Прихлопнув жужжащее нечто на своей шее, я поднесла руку к лицу: на ладони лежало раздавленное крылатое создание.

– Спрайты ина, – заметил Дайо. – Духи огня. Раз их так много, кузница, должно быть, процветает.

Но чем ближе к храму, тем сильнее меня охватывало странное чувство: что-то не так. Деревни, хоть и многочисленные, представляли собой в основном шатры и землянки, теснящиеся рядом, а постоялые дворы окружали попрошайки. Насколько я знала, простолюдины работали в кузнице уже много веков. Так почему многие из них жили в бедности?

Узкие улочки и рынки были пугающе пусты.

– Где все? – спросила я у Дайо, понизив голос. – Думаешь, местные услышали о пророчестве Умансы?

– Не знаю, – ответил он. – Но вот это – нехороший признак.

Он показал на столб дыма, медленно поднимавшийся над горизонтом. Дым тоже был странный, неестественный – красный, золотой, черный.

Вскоре мы поняли, куда делись местные. У входа в кузницу столпились простолюдины, все в саже и сильно исхудавшие. Вооруженные жрецы охраняли высокую арку, ведущую внутрь горы. Две одинаковые статуи Полководца Пламя в виде мускулистых гигантов с пылающими волосами стояли по обе стороны от входа. Над аркой в камне виднелась надпись, покрытая гарью и пеплом:

«ПОД ПРИСМОТРОМ КУНЛЕО ОЛОДЖАРИ БУДЕТ ПРОЦВЕТАТЬ».

У кого-то в толпе имелись кирки и железные киянки, другие просто воздевали к небу покрытые синяками и мозолями руки, словно в молитве. Все они раскачивались, скрипуче распевая какую-то песню: их запавшие глаза сверкали голодом. В стороне стояли хорошо одетые дворяне, которые неодобрительно и нервно за этим наблюдали. Жрецы в красно-золотых одеяниях, похоже, разделились на два лагеря: одни стояли с бедными протестующими, присоединяясь к их музыке и благословляя их красными облаками благовоний. Другие же выбрали сторону знати, презрительно глядя на происходящее и осеняя себя знаком Пеликана, чтобы отвадить зло.

Встревоженные беспорядками, гвардейцы окружили нас, защищая императора и императрицу. Но наше прибытие едва ли кто-то заметил. Толпа наблюдала за человеком, стоявшим на карнизе арки: его волосы были завязаны в пучок, а лицо скрывалось под зеленой чешуйчатой маской из кожи, обрамленной рядами треугольных зубов.

Я услышала, как в толпе шептали на разные лады его имя:

Крокодил.

Он бил в барабан, подначивая толпу песней:

У костей сестры моей,

Нет ушей, нет ушей.

Но глуха ль она, скажи?

Кости обратятся в пыль,

А Малаки живет вечно.

Кожа матери моей —

Глина и земля полей.

Но мертва ль она, скажи?

Кожа обратится в пыль,

А Малаки живет вечно.

Даже через подошву сандалий я чувствовала пульсирующую в земле энергию. По коже бежали мурашки. Похоже, этот человек – колдун, практикующий Бледные Искусства, а его песня – некое заклинание.

Я перевела взгляд на поднимающийся из горы дым.

«Кожа обратится в пыль,

А Малаки живет вечно».

«Нет!» – осознала я с ужасом. Это не заклинание.

Это призыв.

Дайо тоже почувствовал:

– Остановись! – воскликнул он, замахав руками, чтобы привлечь внимание человека в маске. – Ты не знаешь, что делаешь!

Незнакомец продолжал направлять хор рабочих, но повернул голову в нашу сторону, словно удивленный нашим присутствием. Затем его плечи затряслись – он смеялся. Мороз прошел у меня по коже. Я не могла избавиться от ощущения, что, хотя мы с Дайо спрятали наши императорские кольца-печатки, а туника с длинными рукавами скрывала мои узоры Искупительницы… этот незнакомец прекрасно знал, кто мы такие.

– Он делает это нарочно! – прорычала я.

Кузницу озарила вспышка кровавого света… а затем вершину горы пробила изнутри тлеющая рука размером с огромный булыжник.

Она вырвалась из недр горы в облаке пепла и огненных спрайтов – настоящий каменный гигант. Поднявшийся ветер чуть не сдул меня с места, а благородные бросились в укрытия, пока толпа вокруг завыла в экстазе. Создание забралось на разрушенный пик горы – бедра ее сверкали, как мраморные столбы. Из головы ее шел дым, а крылья, похожие на черные паруса, закрывали небо, превратив день в ночь. С болезненным ревом алагбато оглядела кузницу яркими белыми глазами.

В этот момент мне вдруг пришла в голову мысль, от которой тут же пересохло во рту: вероятно, я никогда не видела своего отца в его истинной форме.

Если бы он захотел – то есть если бы моя мать не поработила его, – смог бы Мелу вырасти размером с гору? Что за силу применила моя мать, когда защелкнула на его руке тот волшебный браслет?

Над входом в кузницу торжествовал Крокодил.

– Она услышала ваши мольбы! – взревел он, обращаясь к восторженной толпе внизу. – Ваши страдания – не напрасны! Если вы не можете насладиться плодами собственных трудов, то никто не должен! Мы отдадим их богатство