Интрижка (СИ) - Кристен Эшли

— Ты не мог просить меня об этом.

— Кажется, ты забыла. Я мог. И я просил. И ты дала мне свой ответ, выйдя за дверь.

— Он мой брат. Что я должна была делать?

— Не пускаться с ним в бега.

— Ты же знаешь, как все было с нами, — тихо сказала она.

— Я знал. Итак… что? Теперь ты звонишь и хочешь поговорить, сказать мне, что он поступил правильно, сдался полиции, отбывает свой срок, а ты свободна от его дерьма?

— Он… я не знаю, где он.

Джонни снова закрыл глаза, пробормотав:

— Конечно.

— Я… все кончено.

Джонни открыл глаза и повторил:

— Конечно.

— Я покончила с ним. Он использовал свой последний шанс.

— Тебе нужны деньги? — спросил Джонни.

— Нет. — Она казалась пораженной. — Конечно, нет.

— Тогда зачем ты звонишь, Шандра?

— Джонни. — Она снова перешла на шепот.

— Ты уничтожила меня.

Никакого шепота.

Она вообще ничего не сказала.

— Папа умер. Тоби вел себя как обычно, как Тоби. Твой засранец брат, как всегда, огреб кучу проблем, преступил закон. Он нуждался в тебе. Я нуждался в тебе. И ты выбрала его.

— Я просила тебя уехать с нами, — напомнила она ему.

— И пуститься в бега с мудаком, ограбившим банк? — недоверчиво спросил он.

— Ты мог бы вразумить его. Он бы тебя послушал.

— Шандра, он никого не слушал, кроме голоса в своей голове, который заставлял его совершать глупые, эгоистичные поступки.

— Он был всем, что у меня было.

Иисусе.

Иисусе!

Почему ему все еще так нестерпимо больно?

— Да, в конце концов, так оно и оказалось, потому что ты сделала свой выбор.

— Джонни, ты знаешь, что я имела в виду, — в ее голосе звучала обида.

О, он знал, что она имела в виду.

— Значит, ты не можешь меня простить, — теперь в ее голосе звучала грусть.

— Я простил тебя пять недель спустя, в тот день, когда мне пришлось усыпить Лэйс, а также в тот день, когда я закончил ту гребаную ванную, которую ты спроектировала и так сильно любила и не могла дождаться опробовать, что поставила в нее банку с солью, начав украшать до того, как я закончу гребаный ремонт. Именно тогда мне стало ясно, что твой отец был придурком, твоя мать — куском дерьма, и в детстве у тебя был только брат. Пока ты не встретила меня. Но когда дело дошло до выбора, твоя верность была отдана кровным узам. Это я понимаю. Я до сих пор терплю дерьмо Тоби, так что я понимаю. Это не отменяет того факта, что выбор, который ты сделала, указал мне на мое место. И, судя по твоему выбору, мое место — не с тобой.

— Тебе пришлось усыпить Лэйс? — спросила она, не скрывая, что новость ее огорчила, так и должно быть. Она любила эту лошадь. Ее все любили.

В сознании всплыл образ Шандры верхом на Лэйс, — рыжие волосы развеваются за спиной, ее улыбка, обращенная на него из-под шляпы, — пока они с отцом сидели на крыльце папиного дома, ухмыляясь, как идиоты, потому что Джонни сделал то, чего не удалось его отцу.

Нашел хорошую женщину, которая любила его больше всего на свете.

Единственный положительный момент во всем этом — то, что отец умер до того, как она уехала.

Он так и не узнал, что Джонни с треском провалился.

— Отца не стало, она последовала за ним быстро, будто все поняла и не хотела жить в мире без него.

— О, Боже, Джонни, — ласково сказала она.

— Мы можем покончить с этим разговором?

— У меня… Рейнджер по-прежнему у меня. С ним все в порядке. Он здоров и счастлив. Но я думаю, он все еще скучает по тебе.

Это уже переходило все границы. Ее слова приближали ее к статусу «отъявленной стервы».

Он сам отдал ей свою собаку. Он не мог быть рядом, чтобы защитить ее от того, во что ее втянул брат. Но он мог оставить ее с Рейнджером.

Она плакала, рыдала, говорила, что хочет, чтобы он уехал с ними, иначе она не сможет забрать собаку у его хозяина. Она не могла так поступить с Рейнджером. Она не могла так поступить с ним.

Но он сказал, что если она уезжает, то должна взять Рейнджера с собой. Шандра прекрасно знала Джонни — до мозга костей, до глубины души. Она знала, что он отпустит ее, раз это то, что ей нужно, но не позволит выйти за дверь без того, кто бы присмотрел за ней.

Поэтому она забрала его собаку.

— Не круто, — пробормотал он.

Снова эта боль.

— Я подумала, ты захочешь знать.

— Теперь я знаю.

Она чуть замешкалась, прежде чем нажать:

— Я хочу приехать и увидеть тебя.

— С какой целью?

— Ты знаешь.

— Я знаю, поэтому спрашиваю: с какой целью?

— Мы не можем просто поговорить? — это снова прозвучало с печалью.

У него был предлог отказать в «просто поговорить».

Он видится с Иззи.

«Видится» — расплывчатый термин после того короткого времени, которое они провели вместе, но они планировали продлить это короткое время, и идея принадлежала ему.

Они много трахались и у них было одно свидание, но Джонни все равно знал, если когда-нибудь будет еще одно свидание, то по всем признакам эта женщина станет «той самой».

Но одно свидание — это одно свидание, и другого быть не могло.

Для Джонни. И она тоже не могла стать той самой, потому что три года назад одна такая женщина вышла за его дверь.

Когда дело дошло бы до принятия решения, он не остановил бы свой выбор на такой женщине, как Иззи.

Нет, такой женщине, как Иззи, с ее подушками с оборочками на уличном диванчике, цветочными горшками и птицами, поющими у нее на плече, и ее гуакамоле, и ее честностью, и ее рассказами о своей умершей маме, нужен был цельный мужчина, который мог бы отдать ей всего себя, а не половина мужчины, который отдал половину себя не той женщине.

Иззи совершенно не походила на Шандру.

Иззи о ней знала.

Но Джонни никогда бы не осквернил все, чем являлась Иззи, их с Шандрой ужасной историей.

— Нет, — ответил он.

— Папа болен, — сообщила она.

— Не знаю никого, кто заслуживал бы этого больше, чем он.

— Мне понятны твои чувства. Мне трудно осознать необходимость выполнять свой долг как дочери, когда мне понятны твои чувства лучше, чем тебе самому. И все же я должна навестить его.

— После выбора, который