Закон Талиона (СИ) - Пригорский (Волков) Валентин Анатолькович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ухватив себя за роскошный чуб, Рудик с силой потянул. Боль отрезвила. Ладно, надо искать Мартынова. Или окна по заказам развозит, или на фирме сидит. Хоть бы здесь не со-рвалось.
Слава богу — не сорвалось!
2004 год, июнь. Дельфин
Ради такого случая Саня Мартынов разорился на частника, подбросившего прямо к во-ротам, ясное дело, не до самого особняка, только до охраняемого въезда в элитный посёлок.
Вышколенный охранник в чёрной униформе вежливо поинтересовался?
— Вы к кому, молодой человек? Паспорт у вас с собой?
— Мартынов Александр к Иллариону Константиновичу Жордания.
Всё, как в кино. Охранник сверился с каким-то списком, потом позвонил с пульта, не-определённо покивал и сказал:
— Проходите, вас ждут, — он не ограничился простым приглашением, очень внятно объ-яснил, как пройти к особняку господина Жордания и добавил, — вам через турникет.
Через, так через…
Саня не подсчитывал, через какое количество всяких КПП с турникетами ему при-шлось пройти за свою недлинную жизнь, но этот будет покрасившее и поэлектронее всех других.
Нет, это не кино, и не Среднегорск, и вообще не Россия. В России так жить нельзя. Первое, что бросилось в глаза, это уличное покрытие: никакого асфальта — сплошь фигурная плитка со сложным узором, только проезжая часть выложена серой, а тротуары — цветной. Вдоль тротуаров тянулась ограда: местами кирпичная, местами кованная, но одинаково не-приступная. Над кирпичными заборами торчат очень нехилые, сложносочинённые, черепичные крыши, а вот сквозь витые прутья просматриваются отдельные, расположенные среди деревьев в глубине владений особняки, да, что там, особняки — замки! Домишки всё трёхэтажные, замысловатые и безумно дорогие. На такой зоне любой бы согласился пожить в своё удовольствие. Иногда мимо проезжали авто под стать особнякам. Хоть бы один "жи-гуль". Прохожих вообще не встречалось. Пешком здесь не ходят.
У Сани заболели зубы от зависти и ненависти. Ты можешь вкалывать с утра до ночи и с ночи до утра без перерыва на еду и сон, ты можешь отбойным молотком непрерывно отла-мывать гнёзда алмазов и глыбы платиновых самородков, всё равно ты так жить не будешь. Отберут, напинают под зад и снова приставят к отбойному молотку. Кровососы!
Мартын знал, к кому идёт. Ему хорошо запомнился тот, не такой уж далёкий день, ко-гда в колонию для малолеток подгребла с представлением театральная общественность из соседнего ИТУ. Для пацанов это стало событием, о котором они долго вспоминали. Да, было дело. Среди заявившихся мужиков и тёток, как ни крути, выделялся авторитетный вор Дато — личность, в некотором роде, легендарная. Как-то сам собой завязался базар, и Саня, удостоенный вниманием, чувствуя себя новобранцем перед боевым генералом, долго и обстоятельно рассказывал за жизнь. Дато слушал, как тогда показалось, с сочувствием. Наверное, показалось. Станет ли сапог сочувствовать трущобному таракану? Наступит и не заметит.
И всё-таки где-то на самом дне черепушки, под коростой циничного недоверия к все-возможным проявлениям человечности тлел хилый уголёк надежды: а вдруг…?! Ну, тянула Саню какая-то сила к тому, постороннему, единожды встреченному, уверенному в себе дядьке, вроде как малыша тянет под сильную отцовскую ладонь, чтоб укрыться, прильнуть и хоть на время забыть о чудовищах из страшных сказок. Что тут поделаешь? Может быть потому, что ни до, ни после никто не интересовался его жизнью, кроме, разве что, дознавателя, да и тот по долгу службы. Никому и никогда не было никакого дела до Саниных переживаний, все окружающие чихать хотели на его внутренний мир, а он имелся, и не такой уж примитивный. Вообще-то Мартына не особо угнетало безразличие толпы. Он и не собирался изливать душу ни перед кем. Всего один разок разоткровенничался, беседуя с таким матёрым, и таким, казалось, участливым дядькой. Случилось это давно, или не очень, но не забылось.
"Вот и хата вора Дато", — мысленно срифмовал Саня, утапливая кнопку звонка, справа от калитки, похожей на сейфовую дверь. Послышалось слабое жужжание, и сейф открылся. Саня ступил на плиточную дорожку, обсаженную кустами цветущей сирени, окидывая взглядом особняк. Впечатляет… не хуже прочих. Дорожка подводила к неслабому крыльцу с ещё одним сейфом в глубине, который, едва гость приблизился, распахнулся автоматом.
"Во, блин, живут, даже собачку замка лишний раз лень повернуть! Наверное, кругом видеокамеры", — открытая дверь призывала, и Саня внял, превозмогая мандраж.
Роскошный холл в стиле "евро", роскошная лестница на второй этаж, а на ступеньках роскошный мужчина — трудно узнаваемый, но тот самый — роскошно прикинутый, как теат-ральный режиссёр…из "голубых"…А на том в зоне была серая роба.
Лицо мужчины сохраняло замкнутое выражение, глаза смотрели холодно, он мало по-ходил на того участливого собеседника, к которому тянулась душа. Не признал. Вот и ещё одно разочарование в короткой и полной разочарований жизни.
— Вас, молодой человек, Александром Мартыновым величать? — И голос-то другой — жёсткий, равнодушный.
Саня угрюмо кивнул: "Точно…не признал".
— Поднимайтесь, в кабинете поговорим.
Ничего больше не сказав, бывший вор Дато развернулся и потопал наверх. Следом по-топал Саня, чувствуя сильнейшую горечь. Все прошедшие годы он боялся признаться само-му себе, что живёт ожиданием этой встречи и надеждой, что она неизбежна, нужно только запастись терпением. Внимательный вор Дато, сам того не желая, сыграл на потаённых струнах истерзанной мальчишеской души, пробудив в ней ничем не мотивированные, но очень глубокие сыновние чувства. И вот… Бедное сердце, каково ему…
На втором этаже они прошли ещё через один не менее роскошный, обставленный ди-ванами холл, и Дато открыл с виду декоративную, но, как выяснилось, очень массивную дверь. Похоже, под декором упрятана сталь.
— Входите и закройте.
Мартын вошёл и закрыл, плохо осознавая, что делает, а, обернувшись, встретился гла-зами с прежним, участливым и чуть-чуть насмешливым взглядом, который ну никак не мог забыть и, зуб даю, совсем не хотел забывать. Вновь пробудилась надежда: "Я ошибаюсь? Помнит?"
— Ну, узнаёшь меня, пацанёнок, Саня Мартынов? Небось, подумал, скурвился вор Дато? В натуре? Здорово!
Дато протянул руку. Оглушённый Тына согласно кивнул и протянул свою.
— Да ты садись, не стесняйся. Вообще-то сейчас говорят не "скурвился", а "поменял имидж". Привыкай. Обиделся, что я тебя чужаком встретил? Вижу, вижу…, так надо. Потом объясню. Ты мне так и не ответил: помнишь ли? Пять лет минуло.
Саня совсем смутился. Покрытое жёсткой коркой сердчишко торжествующе бухало: "Помнит!"
— Конечно, помню… и спектакль, и вас…
— Да, — кивнул Дато, — тогда мы душевно побазарили.
Он подошёл к двери, проверил, плотно ли закрыта. Вернувшись к столу, присел, вы-двинул встроенную панель, пощёлкал кнопками.
— Понимаешь, какое дело, — заговорил он серьёзно, — мой дом могут прослушивать. Кто? Да кто угодно. Вот эта комната — единственная, куда никто, кроме меня… Уборку здесь сам делаю. "Жучки" тут вряд ли. Проверяю. Вор я, или погулять вышел? Я ведь "на деле", бывало, всякую электронику потрошил. Сигнализацию, там, датчики на движение…, даром, что семь классов. Короче, не хочу, чтоб кое-кто узнал о нашем давнишнем знакомстве. Усёк?
Мысли у Сани немного путались, как у того пацана, но он уже не был несмышлёным пацаном и сходу разобрался — предстоит доверительный и секретный разговор. Ещё он по-нял, что матёрый волчара чего-то или кого-то опасается. Нет, не боится — такой бояться не умеет — просчитывает. Дато занимается большими делами. В больших делах — большой риск. Это хорошо! Если он, Саня Мартынов, шестачок, зачем-то нужен козырному тузу, значит, так тому и быть. С ним не пропадёшь, а и пропадёшь, так не обидно. Под такими, почти трезвыми мыслями, бурлило море ликования.