Юность уходит в бой. - Илья Давыдов

Но короткое торжество омрачилось. В избу вошел мальчишка, иззябший, в изодранном ватнике. Точно испуганный зверек, он прижался к двери, исподлобья оглядывая бойцов. Ему положили в котелок каши, дали хлеба. Он был доволен. Но недавно пережитый ужас все еще держался в его глазах. Спросили, откуда он идет. Куда идет — никто не спрашивал, было ясно: к Москве. Мальчик показал на север:

— С Калининской... Гады они!

— А родители?

— Я один пробирался. Их, немых-то, по всем деревням что тебе тараканов.

В избе стало слышно, как дышат бойцы. И словно громче и ближе стала греметь канонада. Я невольно перевел [83] взгляд на окно, край которого светился от близкого зарева. Гудзенко сказал:

— Уничтожать! Уничтожать тараканов! Мстить!

Бойцы принялись за минирование с еще большим ожесточением. Шоссе в районе деревень Давыдково и Покровки стало участком саперных работ. Закладывались большие фугасы, к которым подтягивался бикфордов шнур. Над ними на время, до взрыва, устанавливались елочки. Вскоре на асфальте выросла длинная цепочка елового «молодняка». Вражеская авиация то и дело налетала, пытаясь спасти дорогу от взрыва, но работа не прекращалась.

Такую же опасную работу выполняли другие подразделения бригады. От военкома мы узнали, что некоторые из них ушли под Тулу — там тоже закрывали дороги на Москву. А на одном из маршей, где-то между Мотовиловым и Яхромой, мы встретили однополчан. Капитан Молчановский и военком Петряков вели свой батальон на новый участок. Бойцы и ротные — Краснов, Озмитель, Горбачев, Придеин — держались по-боевому. Как и наши, они были уже обстреляны и теперь, обмениваясь рукопожатиями, желали друг другу успехов и скорой победы.

Шумная встреча произошла у медиков. Виктор Стрельников неожиданно заключил меня в объятия. Коллега обладал хорошей силой, я это сразу почувствовал. Мы повалились в снег. Подбежали девушки — тоненькая, затянутая ремнями Зина Чернышева, немного взбалмошная однофамилица нашего начальника штаба — Клава Шестакова. Они стали бросать в нас снежками. Сдержанная и строгая Александра Ценина снисходительно улыбалась. Несмотря на сложную обстановку, молодость брала свое.

Отряхивая с шинели снег, я увидел Асена Драганова. Он заметно возмужал. Мне стало неловко за нашу возню: Асен относился ко мне с чувством младшего брата.

— А Вера? — сразу спросил Асен. — Если она в Болгарии, то завидую. — И тут же поправился: — Завидую счастью сражаться на родине. Но я тоже сражаюсь за родину здесь. Только сделал я очень мало, мне надо вдвойне: за Россию и за Болгарию!

Асен произнес это просто, без рисовки. К сожалению, нам не удалось долго пробыть вместе. И я, кажется, немного разочаровал Асена: сказал, что Вера, по всей видимости, еще не в Болгарии. [84]

А к нашему участку работ все подвозили и подвозили взрывчатку и мины. Боевое охранение, выдвинутое на фланги и в тыл, зорко наблюдало за лесом и воздухом. Впрочем, это не спасало от частых воздушных налетов.

Спустя двое суток батальон, подготовив к взрыву несколько километров Ленинградского шоссе, получил приказ снова перейти в Мотовилово. Чтобы выиграть время, Прудников решил провести бойцов через лес, кратчайшим путем. Мне он приказал везти больных (они все-таки появились!) на санитарной машине другой дорогой. За нами пошли еще три машины с шанцевым инструментом. Колонну замыкала кухня.

Наш путь пролегал через Залесье, Тараканово и по скованной льдом Сестре. В зеркале шофера я видел прыгавшую на ухабах и сильно дымившую кухню. Возможно, дым и привлек внимание «мессершмитта». Когда мы выехали на большую поляну, он ринулся на нас с бреющего полета, прошивая снег пулеметными очередями.

В конце концов вражеский летчик выгнал нас из машины. Мы темными пятнами распластались в снегу. Больным с высокой температурой нельзя было выходить наружу, и мы сильно беспокоились за их судьбу. К счастью, пули не попали в машину. А немецкий летчик, видимо посчитав, что с нами покончено, повернул назад и скрылся за лесом. Морозов, забираясь в кабину, повторил привычную фразу:

— Горючего, видать, не хватило.

В Мотовилово бойцы давно ожидали кухню. Людей одолевал голод, К тому же хотелось отдохнуть. Но сон не шел: кругом гремела артиллерийская канонада, ухали взрывы бомб, в воздухе не утихало урчание самолетов. Может быть, потому и родилась горькая шутка:

— Не пришлось бы мотать из Мотовилово.

Но никто не знал, что шутка близка к истине.

Едва пулеметная рота лейтенанта Грачева выстроилась у кухни, как наблюдатели донесли:

— С севера приближается колонна немецких танков!

Меня это особенно удивило. Всего каких-нибудь двадцать минут назад по этой лесной дороге я проехал со своими машинами. Танки, очевидно, свернули на проселок с Рогачевского шоссе.

Вернувшийся из разведки лейтенант Бреусов подтвердил: [85]

— Девять танков. А что за ними — установить не удалось. Идут медленно. Видно, опасаются засад или мин.

Все вдруг вспомнили о бутылках с горючей смесью. До этого бойцы были недовольны ими. Болтаясь на поясах, они сковывали движение, мешали спать и закуривать. Бойцы проклинали также тяжелые и неуклюжие ампулометы. Но бутылки давно побились, и куда-то в обоз сдали ампулометы. Кроме гранат, никаких других средств борьбы с танками в батальоне не было. Вооружившись гранатами, Чихладзе, Лягушев, Худолеев и Дешин побежали к лесу. Прудников и Шестаков поставили перед командирами рот боевые задачи. Противник пока не показывался, лишь из лесу доносился однообразный, тягучий и неприятный гул моторов.

Рация опять не работала. Со стороны шоссе, от Колпино, влетел мотоцикл и подкатил к комбату. Мы узнали Эдуарда. Он передал приказ: при появлении противника в бой не вступать, а отходить на Мостки; устраивать лесные завалы, минировать просеки.

— Доложи: будет исполнено... Подходят танки! — прокричал комбат вслед удаляющемуся мотоциклисту. Мы подивились отважной работе наших связных мотоциклистов: Хосе Гросс, Эдуард Соломон, Саша Жмурко, Рауль Губайдуллин и чемпион страны по мотоспорту Юрий Король совершали на своих трескучих «конях» невероятные рейсы по разбитым шоссейным и лесным дорогам, под непрерывным обстрелом врага.

Небольшой населенный пункт Мостки находился рядом с Рогачевским шоссе. Через него шла дорога на Яхрому и на Москву. До столицы оставалось всего несколько населенных пунктов — Некрасовский, Озерецкая, Лобня. Перекрыть дорогу к Мосткам означало преградить путь к Москве!

Автомашин не оказалось. Да они не смогли бы провезти взрывчатку через лес. Бойцы торопливо вытряхивали из вещевых мешков белье и НЗ, а вместо них накладывали взрывчатые вещества. Взяли пилы, лопаты, топоры и поспешили к лесу. Морозов повел санитарную машину с больными в сторону Колпино. Я остался с батальоном.