Заблудшая душа - Антон Грановский

— О каком?

— Вы говорили, что многие странники, просившие ночлега, остались у вас навсегда. Что, если и я поступлю так же?

Во взгляде пастора появилось недоверие, которое затем, когда он убедился в том, что Галеб не шутит, сменилось удивлением.

— Сын мой, ты просишь об этом после того, что увидел?

— Да.

— Но почему?

— Я уже сказал, что моя вера неглубока и некрепка. Возможно, жизнь здесь, близ Роминтской пущи, послужит ей испытанием.

— Испытанием? — Пастор Зиберт мрачно ухмыльнулся. — Вас, молодых, ничем не проймешь, верно? Увидев перед собой груду кровавых костей, вы отшатнетесь, но если рядом заиграет музыка, вы позабудете обо всем и устроите танцы прямо на костях.

— Но я вовсе не шучу, — возразил Галеб. — Позвольте мне остаться здесь, отче. Я заблудился в жизни, и мне некуда идти. Дайте мне разобраться в себе и в том, что со мной происходит.

Некоторое время пастор хмуро молча размышлял, поглядывая на Галеба неодобрительным взглядом. Наконец, он вздохнул и сказал:

— Этот вопрос всегда решает община, Галеб. Но думаю, что никто из наших людей не будет против. После смерти Ганса деревня осталась без кузнеца. Кажется, сам Господь послал нам тебя. Однако помни о моем предупреждении и не забудь помолиться.

Пастор развернулся и вышел из комнаты.

Прошло два дня. Своим Галеб в общине еще не стал, однако люди уже смотрели на него без неприязни и подозрения. Работа его была востребована, и постепенно общинники проникались к нему уважением.

На улице послышался перестук копыт и скрип телеги. Галеб сунул поковку в горн, затем сбросил рукавицы и вышел из кузницы на улицу. Страж Отто, жилистый, кадыкастый, привязал лошадь к коновязи.

— Ну, что, кузнец? — поинтересовался он грубым голосом. — Готова ли работа?

— Готова, — ответил Галеб.

Он вернулся в кузню и через минуту выкатил на улицу новые колеса.

— Подсобить? — спросил Отто, прищурив темно-карие, почти черные глаза.

— Не надо.

Галеб легко и умело вышиб из осей чеки, снял старые колеса и установил новые. Все это заняло у него несколько минут. Затем Галеб выпрямился и критически оглядел свою работу.

— Вроде сидят неплохо, — сказал он наконец.

— Отличная работа, — похвалил Отто. — Вижу, ты и впрямь умеешь работать с железом, странник Галеб.

— Спасибо на добром слове.

— Но это не значит, что ты мне нравишься. — Глаза Отто снова похолодели. — Ты мне не нравишься, пришелец. И я тебе не доверяю.

— Да ну? — Галеб хмыкнул. — Интересно знать, почему?

— Потому что ты не тот, за кого себя выдаешь. Я не первый год живу на свете и таких хлыщей, как ты, вижу насквозь.

— Видишь насквозь? Это хорошо. У меня что-то крутит живот. Не посмотришь, в чем там дело?

Лицо стража Отто побелело.

— Ты смеешь зубоскалить над моими словами? — процедил он сквозь зубы.

«Кажется, я разозлил его всерьез», — подумал Галеб. А вслух сказал:

— Пастор Зиберт разрешил мне остаться, Отто. И мне плевать, нравлюсь я тебе или нет. А теперь убери свою лапу с моего плеча, пока в моей руке не появились меч или кинжал.

Пару секунд Отто смотрел Галебу в глаза, и губы его слегка подрагивали от ярости и гнева. Но затем он заставил себя усмехнуться и с видимым усилием опустил руку.

— Ладно, парень. Однажды ты оплошаешь, и я получу возможность выбить из тебя дух. И будь уверен — я сделаю это с большим удовольствием.

Галеб ничего на это не ответил.

Страж запрыгнул на телегу.

— Надеюсь, что колеса не отвалятся, — напутствовал его Галеб.

Когда телега стража Отто, прогромыхав по ухабам, свернула за деревья, Галеб вытер рукою потный лоб и повернулся к кузне. Но тут он услышал чьи-то негромкие шаги. Из-за угла кузницы вывернул пастор Зиберт.

— Не помешаю? — вежливо осведомился он.

— Нет, отче. Конечно, нет!

Галеб и пастор сели на скамейку. За овином и сараюшками чернел дубовый лес. Через четыре версты дубняк переходил в смешанный лес, очень сырой, густой и непроходимый.

Галеб откинул со лба волосы и поинтересовался:

— Отче, почему Роминтскую пущу называют адским лесом?

— У местных крестьян издревле существует поверье, что этот лес живой, — ответил священник. — Когда-то в старину, еще до того, как светлое учение Христа вошло в умы и души людей, считалось, что в лесу живет могущественный древний дух с непроизносимым именем. Говорят, что тысячу лет назад ганзейские воины убили в этом лесу две тысячи пленников, которых перегоняли из Болгарии. Убили жестоко, очень жестоко. Поставили всех на колени и разбили им головы топорами. Поскольку работа была тяжелая, ганзейцы время от времени позволяли себе отдохнуть. Они сидели на траве и ели хлеб с мясом, запивая его пивом и весело балагуря. И все это под стоны тех, кто был ранен, и вопли тех, кто ожидал своей участи. Казнь продолжалась целый день, и говорят, что воздух в лесу был так плотно пропитан страхом, гневом и злобой, что ожил и превратился в не знающего покоя духа. Грибники и собиратели кореньев до сих пор находят в лесу полуистлевшие человеческие кости. А иногда — осколки черепов, расколотых топорами.

Галеб слушал пастора с мрачным любопытством, изредка приподнимая брови и покачивая головой.

— Помнишь, ты спрашивал меня о пастушьих псах? — спросил вдруг священник.

— Да, отче, помню. Вы сказали, что ответите позже.

— Прости, в тот грустный час у меня не было настроения посвящать тебя в подробности. Но теперь я понимаю, что был не прав. Ты собирался принять решение, от которого, возможно, зависит твоя жизнь, а я не открыл тебе всей правды. Эту общину основали наши прадеды. Поблизости проходит граница Роминтской пущи, о которой ты уже знаешь. Мы не просто живем рядом с этим гиблым местом, мы стоим на страже и не даем нечистой силе распространиться за его пределы. Время от времени мы нанимаем отважных воинов, которые должны защищать Христову землю с оружием в руках. Это происходит примерно раз в пять-шесть лет.

— Раз в пять-шесть лет?

Пастор кивнул:

— Да. Каждый раз, когда Зло набирается достаточно сил, чтобы вырваться за пределы очерченной границы, ко мне является Ангел Господень и предупреждает об опасности. Я посылаю своих людей в поисках достойных воинов для предстоящей схватки.

— И что — много таких воинов находится?

— С каждым разом их все меньше и меньше.

Галеб помолчал, обдумывая услышанное, а затем сказал:

— Могу я спросить: давно ли Ангел посещал вас в последний раз, отче?

— Три дня назад, — ответил пастор Зиберт. — Аккурат перед твоим приходом. Но я и без предупреждений Ангела вижу, что Зло снова поднимает голову. Ныне оно приняло вид черных псов.

— А что вы о них знаете, отче? Откуда они вообще появились? И когда?

— Три года назад мои люди сопровождали через лес подводы с постным маслом и мукой накануне Великого поста. Это была миссия милосердия.

— В каком смысле?

— Год был голодный, и по призыву нашей общины богатые люди ближайших городов и деревень пожертвовали часть своих запасов на благо страждущих и голодающих. Собрать удалось четыре подводы, однако из леса ни одна из них не выехала. Они сгинули, исчезли без следа. Примерно в то же время люди стали встречать на влажном песке огромные следы волчьих лап. А потом кто-то увидел большую черную собаку. Вот тогда-то люди впервые и заговорили о разбойничьей ватаге черных псов. — Пастор вздохнул. — Раньше они обходили нашу деревню стороной, но теперь мы все чаще встречаем следы собачьих лап рядом с деревней и замечаем незнакомцев, прячущихся среди деревьев и наблюдающих за нами.

— Поэтому вы увидели во сне Ангела?

— Да. Добро должно быть деятельным, Галеб. А мы долгое время прозябаем в бездействии. Думаю, совсем скоро Господь пошлет нам испытание.

Обдумав его слова, Галеб сказал:

— Отче, я видел у вас во дворе огромный серебряный крест. Он должен стоить целое состояние. На овощах и фруктах столько не заработаешь.

Пастор прищурил усталые глаза:

— Верно, сынок. Крест этот отлит из пожертвованного серебра.

— «Пожертвованного»? Значит, у вас в общине есть богачи?

Пастор Зиберт вздохнул, и кончики его губ горестно опустились.

— Был у нас в общине один человек, — заговорил он глухим, безрадостным голосом. — Когда-то он был очень богат и любил охоту. Однажды один крестьянин, беременная жена которого сильно голодала, отправился в лес и застрелил оленя. Богач приказал схватить крестьянина, зашить его в оленью шкуру и затравить собаками. Друзья богача хохотали и веселились, пока волкодавы рвали крестьянина на куски. Жена крестьянина, узнав о гибели мужа, разрешилась от бремени на три месяца раньше срока и умерла от кровотечения. Простая господская забава отняла три жизни, Галеб.