Рецидив - Василий Головачев

— В лапе.

— Или в лапе, а также на плече, судя по левой скобе под днищем, которая служит для упора и удобного разворота. Непонятно, почему нет ремня.

— Вместо ремня они использовали защёлки снизу, — показал Фостенко.

— Вполне вероятно. Тогда вопрос: как она включалась?

— Смотрите. — Марат осторожно взял видеокамеру, взгромоздил себе на плечо. — Вот эта панелька откидывается совершенно так же, как и экранчик видоискателя на наших камерах. Получается, что оператору удобнее всего было бы нажать вот эти кнопки.

Палец Марата коснулся торца аппарата, где из серебристого корпуса вылезали разноцветные бугорки: синеватый, красноватый и чёрный, принятые исследователями за кнопки управления.

— Но это если принять за основу утверждение, что тела хозяев камеры имеют такое же строение, что и человеческие, — с сомнением произнёс Илья.

— Скорее всего так оно и есть.

— Это ещё надо доказать.

— Все наши замеры, расчёты и прогнозы указывают именно на такой вариант.

— А твои лягушачьи лапы? Ты противоречишь сам себе.

— Лапы могут иметь и слегка иное строение, чем человеческие руки, но пропорции пальцев и кисти у них примерно такие же. К концу дня я нарисую вам предполагаемый облик владельца этой камеры.

— Ты нарисуешь?

— Ну, Сократ.

— А вообще можно представить, как он направляет камеру, — Марат повернул окуляры аппарата на Фостенко, — и нажимает кнопки.

Палец эксперта коснулся чёрного и красного бугорков.

— Внимание! Сейчас вылетит птичка!

Палец ткнул в синеватый бугорок.

Дальнейшее произошло в течение долей секунды.

Очертания комнаты исказились, язык воздушного марева накрыл криминалиста… и тот исчез! Вместе с частью стола и куском стены!

В комнате установилась мёртвая тишина.

Вытянув шеи, сотрудники лаборатории смотрели на выбоину в полу, где только что стоял Фостенко, и молчали.

Москва

9 июля, полдень

В кафе «Невка» на Волоколамском шоссе обедали все вместе, молча, сосредоточенно, будто решали в уме одну и ту же задачу. Впрочем, они и в самом деле думали об одном и том же и с примерно одинаковым настроением.

После того как Максим «отхурраканил», по словам Савелия, сначала Брызгалова, потом остальных бойцов группы, вообще думать о другом стало невозможно. Уж слишком необычные сведения выдала память всем, кого две недели назад судьба занесла в Синдорские леса. Даже Савелий Тарануха, человек смешливый, легкохарактерный и весёлый, не нашёлся, что сказать, когда и у него проснулась память, озвучив присутствующему «на эксперименте» народу формулу простодушного изумления:

— Еб…кая сила… в кубических километрах!

Затем они поехали к Ольге Валишевой, застали её «в объятиях» дознавателей ФСБ, получивших задание руководства «расколоть» строптивую майоршу из Управления экологической безопасности, и развернули процесс в другую сторону.

Ольга отреагировала на восстановление памяти достаточно спокойно. Однако ни полковник Лапин, ни сотрудники «особого звена» девятого Управления ФСБ, занимавшегося изучением аномальных явлений и неопознанных летающих, а заодно и подводных объектов, не представляли истинного положения вещей, и даже уверения Максима и Ольги об опасности хаура не произвели на них впечатления.

Лапин честно попытался дозвониться до начальника Управления генерала Конева, генерал велел ему не заниматься ерундой, и на этом инициатива начальства Ольги и умерла.

— Видеокамера — очень важный вещдок, — мрачно сказал он после разговора с Коневым, — с ней можно ознакомиться только в лаборатории. Приедет из Синдора Спицын, выпишет вам пропуска, и вы сможете объяснить ему свои соображения. Надеюсь, вы представляете важность и серьёзность проблемы? По сути, это дело уходит под гриф «совершенно секретно» как государственная тайна.

— Ни одна из серьёзных проблем не имеет решения, — проговорил Максим, наблюдая за Ольгой; та выглядела задумчивой и внимания на него не обращала.

— Что? — не понял Лапин.

— Это закон Смита.

— Какого ещё Смита?

— Закон Смита — один из законов Мёрфи[11], — рассеянно пояснила Ольга.

Лапин хотел продолжить расспросы, но передумал, чтобы не выглядеть неучем.

— Вы очень информированный человек, майор, — с долей уважения сказал Водовозин. — С вами интересно было бы поработать.

— В другой раз, — пообещал Максим. — Ольга… э-э… Викторовна, вы с нами?

— Встретимся завтра, — очнулась Валишева. — Очень многое надо оценить и взвесить.

— Наша помощь не понадобится?

— Надеюсь, что нет.

На том и расстались.

Эксперты «особого звена» удалились, и команда Максима покинула квартиру девушки, оставив координаты связи Лапину. Разъезжались по домам в состоянии иллюзорности бытия, настолько всех поразили открывшиеся в памяти клады информации.

Брызгалов остался у Максима, и они почти всю ночь проговорили о своих впечатлениях, вспоминая встречи с унисоргами в Синдорских лесах и своё путешествие по Сьёну, планете за пределами Солнечной системы, имевшей свои кольца. Легли поздно, встали в девять, потом решили собраться и обсудить сложившуюся ситуацию.

В начале первого встретились у метро «Сокол», Савелий признался, что не завтракал, и Максим предложил пообедать в кафе «Невка» на развилке Волоколамки и улицы Панфилова.

Из всех членов группы не ел мясного, будучи вегетарианцем и поборником пищи растительного происхождения, только Володя Есипчук. Он выбрал луковый суп и омлет со шпинатом и овощами. Остальные по совету Максима заказали тушёное мясо.

Разговаривали мало. Не шутил и Савелий, проникшись шокирующей необычностью момента. Лишь раз он отвлёкся от еды и попросил Жарницкого подать хрен. На вопрос Евгения: ты его так любишь? — лейтенант ответил серьёзно: он убивает раковые клетки, а у меня наследственность тяжёлая — батя помер от рака.

Заказали чай и кофе.

Тихая музыка, игравшая в кафе, усилилась, сменилась какофонией. Большой полутораметровый лист телесистемы в торце зала, на стене, показал странную девицу, с виду японку, рвущую струны гитары.

— Вокалоид, — поморщился Брызгалов. — Нигде от них покоя нет.

Максим с ним согласился. В моду вошли «поющие голограммы» — певцы и певицы, синтезированные компьютером в стиле анимэ. Началось это увлечение рисованными исполнителями ещё в начале века, сначала в Испании, где была создана первая программа, затем музыкальным синтезом увлеклись в Японии, мода завладела Азией, докатилась до Европы и России и завоевала весь мир, хотя глядеть на впадающих в экстаз перед экранами толпы поклонников, в большинстве своём подростков, было противно. Максим не зря считал вокалоидное «искусство» сродни наркотическому опьянению, а точнее — нейролингвистическому программированию. С его помощью можно было вполне легально управлять массами, неискушённой молодёжью, внушая им любой вред, выдавать уродство за красоту, а отсутствие мысли — за «креативный подход к жизни».