Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

Когда спустились сумерки, его зашел проведать капитан. Он зажег несколько свечей и сел на стул. Чон До заметил, что тот принес сумку.

– Слушай-ка, сынок, – сказал капитан, выуживая из сумки большой кусок тунца и две бутылки пива «Риоксон». – Пора поправляться.

Капитан открыл бутылки и разрезал тунца боцманским ножом.

– За героев, – произнес капитан, и безо всякого удовольствия они выпили. А вот тунец оказался как нельзя кстати: Чон До наслаждался им, держа во рту.

– Хороший улов? – спросил Чон До.

– Море кишмя кишит, – ответил тот. – Хотя без тебя и второго помощника совсем не то. Нам помогли рыбаки с «Кван Ли». Ты слышал, их капитан потерял руку?

Чон До кивнул.

Капитан покачал головой.

– Знаешь, мне очень жаль, что они тебя так разукрасили. Я хотел предупредить тебя, но это все равно ничего бы не изменило.

– Все уже позади, – вздохнул Чон До.

– Самое страшное – да, и ты прекрасно с этим справился, никто не смог бы сделать этого, кроме тебя. А теперь – жди награды, – произнес капитан. – Тебе дадут время подлечиться, подумать, что делать дальше, а потом захотят покрасоваться тобой. Герой, рискующий жизнью под дулом пистолета, чтобы спасти другого героя, которого американцы скормили акулам? Да ты станешь сенсацией! Они постараются использовать тебя по полной программе. После этой истории с директором консервной фабрики, а потом с капитаном «Кван Ли» им нужны хорошие новости. Ты получишь все, чего пожелаешь.

– В языковой школе я уже побывал, – произнес Чон До. – Думаете, возможно, чтобы он вернулся? Ну, несмотря на течения и все остальное.

– Все мы любим этого парня, – ответил капитан. – Ошибок наделали предостаточно, но он не сможет вернуться. Его вычеркнули из этой жизни. Теперь он совсем не к месту в этой истории. Заруби себе это на носу. А как девчонка, справляется?

Прежде чем Чон До успел ответить, капитан заметил в полумраке карту на стене и подошел к ней со свечкой.

– Какого черта, – проворчал он, выдирая кнопки и бросая их на пол. – Его нет уже неделю, а он до сих пор умудряется злить меня. – Он сорвал карту.

– Слушай, – произнес капитан, – я должен тебе кое-что сказать. Сначала нам казалось, что второй помощник ничего не забрал с корабля, но мы плохо смотрели, не догадавшись проверить трюм, где находилось твое оборудование.

– Что вы хотите этим сказать?

– Один из твоих передатчиков исчез. Он забрал его.

– Черный? – спросил Чон До. – Или с серебристыми ручками?

– Тот, что с зелеными регуляторами, – ответил капитан. – Это проблема? Нам ждать беды?

Теперь все стало ясно – второй помощник в спасательной шлюпке в темноте, и только аккумулятор, зеленое свечение передатчика и сигареты без спичек.

– Передатчик совсем простенький, – успокоил его Чон До. – Можно смастерить еще один.

– Вот молодец, – обрадовался капитан. Он улыбнулся. – Ох, дурень я дурень, держи еще кусок тунца. А девчонка, что ты о ней думаешь? Я говорил с ней. Она очень высокого мнения о тебе. Может, что-нибудь принести, тебе что-то нужно?

Пиво растеклось внутри.

– Банка, – сказал он, – можете подать ее мне?

– Конечно, конечно, – заторопился капитан. Подняв банку, он оглядел ее с подозрением. Казалось, ему хотелось понюхать ее, но он удержался и просто передал ее Чон До.

Тот перевернулся на бок и сунул банку под покрывало. В полной тишине струя мочи, прерываясь и вздрагивая, заполняла банку.

Капитан заговорил, стараясь не обращать внимания на звук.

– Что ж, тебе придется подумать хорошенько. Ты теперь герой, и тебя спросят, чего ты хочешь. Что ты выберешь?

Закончив, Чон До открыл глаза, затем осторожно протянул банку капитану.

– Единственное, чего бы мне хотелось, – произнес он, – остаться на «Чонма». Мне нравится там.

– Конечно, – согласился капитан, – там ведь твое оборудование.

– И электричество по ночам.

– И электричество по ночам, – подтвердил капитан. – Считай, что это улажено. Теперь ты живешь на «Чонма». Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Но чего ты хочешь на самом деле из того, что могут дать тебе только власти?

Чон До задумался, глотнув пива. Чем Северная Корея может его осчастливить?

Капитан, почувствовав его колебания, начал рассказывать про других героев, совершивших великие подвиги, и о наградах, которые они просили, как те парни в Йонбионе, которые потушили пожар на электростанции, – один получил машину. Другой захотел собственный телефон – дали без вопросов, провели линию к нему в квартиру. Когда становишься героем, так и бывает.

– Мне нужно подумать, – сказал Чон До. – Вы застали меня врасплох. Я не могу сказать сходу.

– Вот видишь, так я и знал, – вздохнул капитан. – Я знал, что ты такой, потому что мы семья. Ты из тех, кто ничего не хочет для себя. Ты из тех, кому надо немного, но если речь идет о других, тебя ничего не остановит. Ты уже доказал это и теперь ведешь себя, как член семьи. Я в тюрьму сел за свою команду, ты знаешь. Я не герой, но я отпахал там четыре года ради того, чтобы мои парни смогли вернуться домой. Вот как я это доказал.

Капитан разволновался, занервничал. Он все еще держал в руках банку с мочой, и Чон До хотел сказать ему, чтобы он поставил ее на пол. Капитан подвинулся к краю стула, словно хотел опуститься к нему на тюфяк.

– Может, это потому, что я уже старик, – размышлял капитан. – У других тоже немало проблем. Многие люди страдают больше меня, но я просто не могу жить без нее, не могу и все. С ней все мои мысли, всегда, но я не сержусь и не обижаюсь ни на что, я просто хочу вернуть свою жену, я должен ее вернуть. Понимаешь, ты можешь это сделать, у тебя есть такая возможность. Очень скоро ты сможешь сказать свое слово – и получить все, чего пожелаешь.

Чон До хотел было заговорить, но капитан перебил его.

– Она уже старуха – я знаю, о чем ты думаешь. Я тоже не молод, но возраст тут ни при чем. Честно говоря, с годами только тяжелее. Кто бы мог подумать, что станет хуже? Никто ведь не говорит об этом, никто не предупреждает. Капитан услышал, как наверху завозились собаки, и посмотрел на потолок. Он поставил банку и встал.

– Сначала мы будем чужими друг другу, – сказал он. – Когда я верну ее, сначала ей будет трудно говорить со мной о каких-то вещах, я это знаю. Но потом мы начнем узнавать друг друга заново, я уверен. И вернется то, что у нас было когда-то.

Капитан поднял свою карту.

– Ничего не говори сейчас, – произнес он. – Ни слова. Просто подумай, это все, о чем я прошу.

Затем при свете свечи капитан плотно свернул карту обеими руками. Чон До тысячи раз видел, как он это делает. Это означало, что курс выбран, команде даны указания, и, что бы их ни ждало впереди – полные сети или пустые, решение принято, ход событий запущен.

Со двора послышались голоса, затем не то смех, не то плач, и Чон До вдруг понял, что в толпе пьяных людей там, внизу, находится жена второго помощника. Сверху оживились собаки, заинтересовавшиеся шумом. Даже на десятом этаже было слышно все, что делалось во дворе, поэтому по всему дому люди с ворчанием поднимали скрипящие шторки на окнах, чтобы поглядеть, кто из граждан замыслил дурное.

Чон До заставил себя встать и, опираясь на стул, добрался до окна. В небе висел лишь осколок луны, и далеко внизу, во дворе, он различил несколько человек по их резкому смеху, хотя видна была только черная бесформенная масса. Это не мешало ему представить жену второго помощника – блеск ее волос, белизну шеи и плеч.

Город Кинджи утопал во тьме – хлебокомбинат, мировой суд, школа, пункт раздачи продовольственных карточек. Даже генератор в караоке-баре молчал, его голубые неоновые огни погасли. Ветер свистел в разрушающемся здании старого консервного завода, а из запарочных камер нового поднимались волны теплого воздуха. Виднелись контуры дома директора фабрики, а в порту маячил одинокий свет: капитан читал допоздна на борту «Чонма». А дальше – темное море. Чон До услышал чье-то сопение и взглянул на крышу, с которой свисали две лапы и морда любопытного щенка.

Он зажег свечу и сел на стул, укрывшись покрывалом. Вдруг вошла жена второго помощника, пошатываясь. Она плакала.

– Мерзавцы, – сказала она, закуривая сигарету.

– Иди к нам! – заорали со двора. – Мы пошутили!

Она подошла к окну и кинула в них рыбой.

– Ну что уставился? – обернулась она к Чон До. Затем достала из комода кое-что из одежды своего мужа и бросила ему белую рубашку. – Оденься, что ли.

Рубашка оказалась мала и резко пахла, как у второго помощника. С огромным трудом ему удалось засунуть руки в рукава. – Караоке-бар не самое подходящее место для тебя, – заметил он.

– Мерзавцы, – сказала она и закурила, поглядывая на него, будто пыталась что-то понять. – Всю ночь они пили за моего мужа, за героя. – Она провела рукой по волосам. – Я выпила не меньше десяти стаканов сливового. Потом стали выбирать грустные песни. Когда я запела «Почхонбо», то уже не стояла на ногах. И тогда они полезли ко мне, чтобы отвлечь от печальных мыслей.