NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника - Наталья Солей

Самсонова от Алябьевой просто трясло. Открытый конфликт произошел на заключительном этапе работы над книгой. Сначала она настояла на своем варианте обложки, которая, по ее мнению, была, в отличие от варианта Микиса, и стильной, и привлекающей взгляд. Это было и на самом деле так, но Самсонов не мог легко сдаться.

В конце-то концов он известный художник, а во-вторых, еще и дизайнер.

И тут он много чего о себе узнал: и что к книжной графике не имеет отношения, и учился (если вообще учился) никак не на книжного дизайнера. Слово за слово… Короче, она хлопнула дверью и ушла, доведя Микиса буквально до белого каления.

На следующий день Саша все же позвонила, даже извинялась, сказав, мол, дескать, чего не бывает между друзьями, работу надо довести до конца. В общем, договорились встретиться в издательстве. Ну и встретились на свою голову.

Самсонову надо было показать всем, что именно он лидирует всегда, тем более в работе над своей книгой. Ему захотелось поместить (если не на обложке, то на форзаце) снимок, где он изображен в строгом костюме с двумя обнаженными моделями. Микису казалось, что это непременно привлечет читателей, Саша же считала иначе. В результате при огромном стечении издательского люда она заявила, что неплохо было хотя бы прочитать книгу, где полностью ломается его прежний имидж, а эта фотография никоим образом с такой концепцией не стыкуется.

Такой публичный выпад просто взбесил Самсонова. Тем более что пришел он не один, а в сопровождении очередной журналистки, которая совершенно обалдела от внимания и комплиментов знаменитости. И вдруг такой пассаж!.. Последнее слово в этой стычке было за ним. Самсонов расшвырял все принесенные им подарки, предназначенные руководству издательства, схватил в охапку журналистку и эффектно покинул редакцию, заявив, что Саша может публиковать книгу сама. Он уже не помнил, что еще говорил, но наверняка что-то очень обидное. Правда, после этой сцены они опять помирились, но отношения были испорчены вконец.

Взаимное недовольство нарастало как снежный ком. В этих частых ссорах роль голубя мира играла Марина. Она умела сгладить все острые углы в бесконечной борьбе непримиримых жизненных позиций. Самсонов не сомневался, что и на этот раз она все наладит, нейтрализует Сашу и переведет из стана потенциальных недоброжелателей в стан если не друзей, то во всяком случае в стан тех, кто не будет чинить козни и радоваться его неприятностям.

Осознавая, что бессмысленно тянуть время и звонить все равно придется, он набрал номер Сашиного телефона. На другом конце провода ответили сразу. Алябьева была (как всегда) нейтрально приветлива, но на предложение встретиться уклончиво ответила, что занята и в ближайшее время вряд ли сможет это сделать.

– Точно что-то знает, зараза, – зло подумал Микис, но в трубку продолжал урчать. – Мы же собирались все вместе поужинать, но так и не сложилось. Я ваш должник. Твой и Маринин. Пожалуйста, приезжай в «Момо». Или ты хочешь в какой-то другой ресторан? Предлагай любой вариант.

– Ну да, кажется, собирались, – все еще колеблясь, проговорила Саша.

Она не была сторонницей открытых конфликтов, прекрасно понимая, что если будет и дальше упираться, то чуть позже позвонит Марина, которой она отказать не сможет. К тому же Саша оценила широкий жест Микиса, обычно выбиравшего что-нибудь подешевле и попроще, а тут не поскупившегося на дорогущий ресторан, и потому согласилась.

– Хорошо, я приду. Правда, «Момо» как-то пафосно. А впрочем, почему нет? Пусть будет «Момо».

– Значит договорились. Завтра часов в семь. Подойдет?

– Подойдет.

– Ну до встречи, – вздохнул с облегчением Самсонов.

– Пока-пока, – попрощалась Саша, как показалось Микису, с какой-то скрытой интригой.

– Нет, это уже паранойя, – подумал он. – Скорей бы разрешилась вся эта ситуация, а то скоро от собственной тени буду шарахаться.

Дома его ждали секретарша Ира и Анжела. Вид у обеих был озабоченный и недовольный. Они живо обсуждали совершенно недопустимые перемены, происходящие в доме в последние две недели в связи с появлением очередной, как они считали, барышни Микиса. Она уже всем распоряжалась, давала поручения водителю, делала указания домработнице, у нее стали появляться дорогие вещи, с ней уже познакомились наиболее близкие друзья Самсонова. Дамам, давно взявшим на себя все заботы об известном художнике, ведающим всеми его хозяйственными и финансовыми вопросами и сознававшим свою незаменимость в его жизни, это совсем не нравилось. Как правило, прежде они быстро освобождались от подобных явлений при первых же симптомах привязанности маэстро к новой избраннице, но здесь случай был нетипичный. Микис делал вид, что ничего не происходит, и постепенно сужал их сферы влияния. Избегал не только разговоров о Яне, но и вообще практически перестал с ними общаться, особенно с Ириной, которая неожиданно потеряла для него всякий интерес. Впервые за последние две недели Ирина с Анжелой в вечернее время вместе ожидали прихода хозяина дома и только благодаря тому, что юная хозяйка уехала в свою родную Пензу оформлять какие-то документы.

Оценив обстановку, Микис привычно старался выглядеть как можно более беспечным. Дескать, ничего экстраординарного не происходит. По выражению лица Иры он понял, что она уже в курсе всех событий, и сразу же решил снять растущее напряжение, которое раздражало и нервировало его. И дома он не мог спокойно себя чувствовать от преследовавшей его тревоги, подозрений и статуса подследственного. Снимая на ходу пальто, он сразу перешел в наступление, накинувшись на Анжелу:

– Какая нелегкая понесла тебя к Елене именно в день убийства? Зачем? Без тебя вода бы не освятилась? Теперь неизвестно каких последствий ждать от твоего посещения. Там же снимали отпечатки пальцев, – набирал обороты Микис.

– Да откуда же мне знать, что кому-то придет в голову ее убивать? Я обещала ей ежемесячную помощь и привезла деньги. Ты встрепенулся, когда она пришла, но на следующий день забыл думать о ее существовании. Если бы я к ней не поехала, не успокоила, еще неизвестно, чем бы этот приход обернулся для тебя. Да, я ездила к ней, узнать в чем нуждается, успокаивала, как могла, и в этот раз привезла деньги, как обещала, – стала оправдываться Анжела.

– Зачем? В тот вечер ты сказала, что надо дать, и я дал. Ей этого достаточно. Ты хотела приучить к этой кормушке? Ты вообще думаешь иногда, что делаешь?

Все раздражение, накопившееся за эти два дня, Самсонов обрушил на голову Анжелы. Она прекрасно понимала, что ему необходимо разрядиться и, приняв позу молчаливой жертвы, старалась уже не вслушиваться в то, что он говорит, точнее сказать, кричит.

– Узнать в чем нуждается! А так не видно? Да во всем она нуждается! Вернее, нуждалась. Во всем! Чем ты ей могла помочь? Как ты себе это представляла? Поместить ее в клинику анонимных алкоголиков? Она этого не хотела. Ей не нужна была нормальная помощь. Деньги для нее погибель. Они были нужны, чтобы пропивать с такими же обормотами, как и она сама, тратить на мужиков, которые ее используют, мордуют, бьют, с которыми она падает все ниже и ниже. Вернее, падала…

Наконец, Микис немного пришел в себя и почти спокойно спросил ее:

– И о чем вы разговаривали?

– В первый свой приезд говорила я одна, а Лена только тупо слушала и со всем соглашалась. А вчера ругала себя за то, что приходила к тебе, жутко сожалея о случившемся. Насколько я поняла, идея этого похода принадлежала не ей, – осторожно сообщила Анжела, ожидая новой волны криков и воплей.

Неожиданно спокойно Микис спросил:

– Не ей?! Значит, кто-то ее надоумил на это?! – как бы получив подтверждение давним опасениям. – Давай все с самого начала. Как ты пришла в первый раз? Рассказывай.

– В тот вечер, когда мы отвозили ее домой, я увидела, как на первом этаже загорелся свет, и поняла, в какой квартире она живет. Я тогда сразу решила, что заеду к ней, поскольку Лена находилась в каком-то взвинченном состоянии, в котором о предсказуемости поступков не могло быть и речи. Когда приехала на следующий день, она была дома одна, но нервничала, что я пришла, поскольку, по всей видимости, ее сожитель вышел из дома ненадолго. В магазин, надо думать. Увидев меня, она сразу как-то ощетинилась, решила, наверное, что буду от нее что-то требовать. Однако я сказала, что понимаю ее и, возможно, поступила бы также.

– Ты это серьезно? – недоуменно прервал ее Микис.

– Не знаю… Возможно… Слава Богу, я не была на ее месте. Во всяком случае ей сказала так и была вполне искренна. По крайней мере, сумела достучаться до нее. Когда предложила денежную помощь, она расплакалась, но не отказалась.

Вчера, как только меня увидела, у нее опять навернулись слезы. Стала говорить, что зря беспокоюсь, что она ничего от тебя не хочет, что сама сгубила свою жизнь, потому что нельзя было позволять вытирать об себя ноги. Сама отдала свои работы, все видела и не сопротивлялась, а теперь уже поздно… Ты сломал ее, и она поплыла по течению.