Реинкарнатор - Сергей Синякин

Правда, выспался Борис Романович великолепно. То ли запретительные мантры свое воздействие оказали, то ли просто Бородуля за ночь не нашел вертолета или завалящей пожарной машины, но Даосову всю ночь никто не мешал. Хмуро оглядев себя в зеркало, Борис Романович умылся, побрился, почистил зубы и позавтракал. Это только замордованный начальством и окружающей действительностью советский служащий вскакивал поутру и в панике мчался на работу, боясь опоздать к началу рабочего дня. У Даосова было частное предприятие, а частная собственность развивает в человеке ба-а-а-льшое чувство собственного достоинства и осознание личной значимости. Но главное — позволяет не особенно торопиться по утрам на свое рабочее место.

Заперев за собой дверь в квартиру, Даосов направился к лестнице. Враждебные силы, если они и были, себя ничем не оказывали. В подъезде все было спокойно, и даже Бородуля засады на реинкарнатора этим утром не устроил.

Негромко насвистывая, Даосов принялся спускаться по лестнице. Навстречу ему поднималась девушка, жившая этажом выше. Девушка вела на поводке крупного розовомордо-го бультерьера, который при виде Бориса Романовича вздыбил короткую шерсть на загривке и неприятно оскалился. А скалиться бультерьеру было чем! Девушка наклонилась, успокаивая питомца и давая Даосову пройти. Бультерьер продолжал рычать и скалиться.

— Хорошая псина, — протянул Борис Романович, протискиваясь между девушкой и железными перилами. — Хорошая…

Бультерьера он знал не первый день и, называя его хорошим, грешил против истины. Бывший хулиган Федька Обмылок и в прежней жизни симпатий у населения микрорайона не вызывал. Трезвым его никто не видел, а напившись, Обмылок качал права по любому поводу, задирался на всех, кого считал достойным своего внимания, и ненормативная лексика у него была вместо родного языка. Так вот он и прорычал на людей свою недолгую жизнь, пока не отравился в компании таких же оболтусов метиловым спиртом. Собутыльников откачали,, а Федька по жадности своей выпил столько, что врачи в районной больнице лишь бессильно развели руками. Даосову эта душа досталась случайно и так же случайно была вселена Борисом Романовичем, согласно карме, в бультерьера. Заплатить-то за изменение кармы Обмылка никто не мог, а скорее всего и не хотел. После переселения в бультерьера душа Феди особых изменений не претерпела — он все так же хрипло облаивал любого прохожего, грызся с дворовыми собаками, на команды своей хозяйки особого внимания не обращал и жрал любую падаль, которую только находил во время выгуливаний. Видно было, что и в новой своей ипостаси Обмылок протянет не особенно долго.

День был солнечным, и у подъезда кружились несколько кошек, которые при виде Даосова испуганно порскнули в разные стороны, но одна — самая изодранная и наглая — долго бежала следом, укоризненно мяукая, и отстала лишь вблизи проезжей части, где можно было угодить под машину. Была она черной и с белыми подпалинами на мордочке и на лапках, но чья душа в нее вселилась. Борис Романович вспомнить никак не мог. Да и в самом деле, мыслимое ли это дело каждую прости-господи помнить?

Путь на работу шел мимо трехэтажной школы из красного кирпича. Около школы на асфальте ворковали голуби и кружились дети. Судя по поведению, дети не испытывали особого желания идти в школу, и Даосов всей своей широкой душой пожалел детвору. Тоскливо было в этот погожий день сидеть в классе и заучивать какой-нибудь закон Ньютона или спрягать что-нибудь.

Все-таки в солнечное утро настроение само собой улуч-. шается. В голову приходят хорошие и добрые мысли. Если, .конечно, Обмылок какой тебя с утра не облает или какому-нибудь Бородуле в голову очередная гениальная мысль не придет.

Нет, не к добру вспомнился ему Бородуля! Рядом с домом, где располагался офис ТОО «Мистерия жизни», прогуливались крепкие мордастые парни с короткими стрижками и низкими лбами, на которых выделялись глубокие толстые морщины. Мордовороты поглядывали по сторонам и сличали прохожих с имевшимися у них фотографиями. Но на этих фотографиях Даосов был в черном свитере, а сегодня он надел светлый летний костюм, да и прическа на фотографии у него была не в пример короче, чем в действительности. А мысль о том, что реинкарнатор, которого они так старательно пасли, мог сменить одежду или отрастить волосы, мордоворотам даже в голову не приходила. Некуда мыслям было приходить. Была у мордоворотов в мозгах только одна извилина, да и та спрямленная.

Поэтому Борис Романович без особой опаски постоял рядом с соглядатаями и даже послушал ленивые разговоры братков. Да и чего ему было бояться, если рядом по тротуару неторопливо разгуливали трое милиционеров, лениво поигрывая резиновыми дубинками, которые в народе уже метко прозвали демократизаторами и ускорителями перестройки.

— Он что, должник? — недоуменно спросил один из братков.

— Он хуже, — отозвался второй, который был поинфор-мированнее. — Он, Колян, такое может, Кио рядом с ним не стоял!

— Ну, ты удивил, — флегматично отозвался первый. — Наш Киквидзон похлеще всякого Кио будет. Его уже четыре раза У БОП забирало, и каждый раз ментам извиняться перед ним приходилось.

— Ты, Колян, сравнишь хрен с пальцем! — возмутился его собеседник. — Какого-то Киквидзона с карначом равняешь. Ты Вову Виноградова из Уникомбанка знаешь?

— Банкира-то? — засмеялся первый бандит. — Знаю, конечно. Два раза из его банка людям проценты вышибал!

— И кто он сейчас?

— Как это кто? — удивился бандит. — Покойник, конечно! Его кадинцы еще по весне в Сарепте завалили!

— А этот его… эта… ре-ин-кар-ни-ровал, — едва не сломал язык собеседник и даже загордился, что вот эдак, без запиночки, произнес сложное и мудреное слово. — Хомяк он теперь!

— Тебе-то откуда знать? — недоверчиво прищурился товарищ.

— Оттуда! Мне баба, что с этим карначом работает, сказала, понял? Меня еще Абрамчик на нее нацелил, давай, Вован, слепи девочку. Я на нее в кабаках столько шампуни извел, залиться можно! Ух, жаркая цыпочка! Вот она-то мне и сказала. Иди, говорит, на рынок, там мужик в синей куртке хомяками торгует. Там, говорит, ты своего Виноградова и найдешь. Борькой, говорит, его теперь зовут! Прихожу на базар, точно — мужик суслаками торгует, и Виноград у него в клетке прыгает. Понял?

— Подумаешь! — засомневался собеседник. — Обыкновенная животина. Ты с чего взял, что это Виноградов?

— Узнал я его, — веско сказал рассказчик. — Вылитый Вован! И глазки так же бегают, и пузечко розовое. А когда я ему рубль металлический сунул, окончательно убедился. Он его обнюхал и рыло скривил. Ты ж помнишь, Вован к баксам привык, когда ему рублями платили, с ним приступы бешенства случались. Но жадный был, иной раз выпаивать из него деньги приходилось. Без паяльника он с братвой и разговаривать не хотел! Вот и в этот раз, на базаре, посидел схарей недовольной, покривился чуть, видит, что баксов не будет, хвать рубль лапкой и за щеку!

— И где же он теперь?

Бандит радостно и победно заулыбался, сверкая фиксой:

— Купил я его! Теперь он у меня в клетке живет. Гнездо, подлюга, баксами выстелил, пшеницу только твердых сортов жрет, а рис ему только индийский подавай, длинненький такой. Вечерами приду домой, возьму клетку на колени, он на меня из-за решетки глядит и попискивает. А я ему и говорю: «Что, Вован, несладко на шконке? Не, братила, от зоны так просто не уйдешь!»

— А на фиг он тебе? — удивился собеседник. — Ты что, хомяков разводить собрался? Бандит пожал плечами.

— Не знаю. А все-таки приятно иметь ручного банкира, братан.

Борис Романович, независимо помахивая купленной в киоске газетой, прошел мимо них.

— Не он? — проявил бдительность владелец хомяка из банкиров.

Его напарник сверился с фотографией.

— Не, братан, у этого волосы длиннее и нос немного не такой. И одет этот в другие шмотки.

Спрятав фотографию, браток попытался как можно умильнее и нежнее улыбнуться приближающимся милиционерам, словно собирался заговорить с ними о погоде, рыбалке и прочих прелестях жизни. Дверь в офис была приоткрыта. Леночка, сосредоточенно выпятив губки, подрисовывала их специальным карандашом. «Ох разберусь я с тобой, — подумал Даосов. — Ладно, что спишь с бандюками, профессиональные тайны зачем им выкладывать?!»

Леночка словно почувствовала, что «мудрый сенекс» не в духе, и благоразумно убрала карандаш и зеркальце в сумочку.

— А вам уже звонили, — сообщила она. — Давид Абрамович по поводу тещи, из приемной мэра и этот… — она заглянула в блокнотик, — Бородуля. Грозил, что вы ему за сломанный палец по полной ставке заплатите. Вы что, действительно ему палец сломали?

— Несчастный случай на производстве, — отшутился Борис Романович. — Этот Бородуля, милая Леночка, работник ножа и топора. Романтик, понимаете ли, с большой дороги. Кстати, там, у входа, его товарищи вахту несут. Выгляньте, нет ли среди них ваших знакомых, милое дитя.