Дюжина межгалактических мерзавцев - Андрей Егоров

Среди преступников телекины по понятным причинам встречались не часто. Но некоторые использовали их для своих целей, похищая с родной планеты. При аресте шайки они разделяли общую участь – закон суров. Чего я никогда не мог понять, так это почему телекины не возражали против тюрьмы. Они безропотно принимали наказание и вместе с представителями иных рас работали в шахте, жили в бараках, никогда не предпринимая попыток бежать. У них имелась своя, сложная для человеческого понимания, философия. Одному богу известно, почему этот тип решил сейчас выбраться из каюты.

Мне сделалось очень не по себе, когда я понял, что все мы можем оказаться во власти этого непредсказуемого существа. А что если он заставит нас выпрыгнуть в мусоропровод?! С другой стороны, из него получится отличный бугай для установления правильной расстановки сил на корабле. С телекином надо подружиться. Только как подружиться с существом, мысли и поступки которого невозможно предсказать?

Я вытянул ладони, пошевелил пальцами, тело снова меня слушалось. Красавчик на всякий случай отполз подальше.

– Это ты или не ты? – с подозрением поинтересовался он.

– Где мой инструмент?! – вместо ответа проворчал я. – Он мне нужен немедленно.

Снаружи слышались дикие вопли, завывания, хруст и хлесткие звуки ударов – там явно происходила жестокая драка. Без железки принимать в ней участие будет безрадостно и малорезультативно. Большинство уголовников уделяют особое внимание физической подготовке. Это помогает им выжить среди себе подобных.

Ключ обнаружился возле двери, я и не помнил, как отшвырнул его в сторону. Не успел я схватить оружие, как в терминал ворвался федерал. К счастью для него, парень проявил благоразумие и не стал нападать сразу.

– Ты! – он ткнул в меня пальцем.

– Лео Глуц, – ответил я. – Самое время поговорить.

– Блокируй двери, Глуц! – заорал он. – А не то они тут все разнесут!

Из коридора донесся протяжный крик, загрохотало железом на лестнице. В дверном проеме возник шар, стремительно прокатился мимо нас и скрылся за голографическим экраном. Маленький немониец, должно быть, здорово перепугался, когда началась заварушка.

Красавчик, не ожидал от него подобной прыти, в два прыжка оказался возле терминала и принялся стучать по клавишам. Створка двери с шипением закрылась, отрезая нас от царящего на борту беспредела.

– Что будем делать? – поинтересовался я хмуро, разглядывая федерала. Мы все еще стояли друг против друга, готовые в любой момент сцепиться.

– Сначала ты уберешь эту штуку, – он кивнул на разводной ключ, – а потом мы сможем поговорить.

– Нас двое, – сказал я, – даже трое вместе с инструментом. А ты – один. Сомневаюсь, что ты с нами справишься, даже если я буду без этой штуки. Но мы же разумные люди, – на последнем слове я сделал ударение, – так что мы, конечно же, сможем договориться.

– Наверное, сможем, – согласился федерал. – Но не потому что разумные, а потому что люди. А люди всегда найдут общий язык.

– Кстати, мой приятель креторианец, – сказал я.

– Это неважно, – крепыш коротко глянул на Красавчика, – знаешь теорию Тибера-Старского? Креторианцы произошли от людей. Колонистов, когда-то давно заброшенных на Креторию.

– Мы считаем по-другому, – уточнил Красавчик, – это люди произошли от креторианцев, когда мы прилетели и высадились в Солнечной системе, на Земле и на Марсе.

– Спорная теория, – федерал поморщился. – Но сути это не меняет. Договоримся.

– А как насчет этого?.. – Красавчик кивнул на экран, за которым прятался немониец.

– Он нам не помешает.

– Я, вообще, ни во что не вмешиваюсь, – прогудел шар. – Только не бейте.

– Да кому ты нужен? – Федерал сплюнул. – Сиди там хоть до самой посадки. В общем, так, – обратился он ко мне, – мне будет нужна поддержка, чтобы навести на борту порядок. Вы двое устроили этот бардак, вы и разгребайте…

– Этот бардак устроил Робинзон, – сказал я, – таргариец. Я думал, он хорошо разбирается в технике, а оказалось, что у него не совсем в порядке с головой. Повредил модуль электросна. Пришлось запереть его в морозильнике. Если он оттуда не выберется в ближайшие полчаса, про Робинзона можно будет забыть.

– Черт! – выругался федерал. – Так и знал, что вы, уроды, начнете мочить друг дружку, как только представиться такая возможность.

– Поаккуратнее с выражениями, – попросил я. – Не хочется, чтобы наши переговоры закончились, так и не начавшись.

– Ты ничего не понимаешь. У меня задание – довезти всех вас до места в целости и сохранности.

– А обратно, в гробах? – поинтересовался Красавчик. – Или, вообще, нет такой цели – вернуться?

Федерал глянул на него угрюмо.

– Я бы на вашем месте больше думал об искуплении вины, а не о возвращении.

– Похоже, не договоримся, – я вздохнул, – у нас разные цели. Ты хочешь, чтобы мы искупили вину, и все как один полегли где-то на краю галактики. А мы хотим жить долго, богато и счастливо.

– Не надо было преступать закон. Жили бы долго и счастливо.

– Но не богато, – уточнил я, – а для меня важны все три пункта.

– Черт с тобой, – федерал покосился на разводной ключ, – живи, как хочешь. Только порядок на борту помоги восстановить.

– Другой разговор. Предлагаю подождать, чем закончится разборка, а потом попробовать поговорить с теми, кто останется в живых. Лично я ставлю на телекина. Ну, или на рангуна. Если обезьяна успеет вырубить этого урода.

– Мне нужны все, – процедил федерал, – так больше шансов на успех нашей миссии.

– Тогда обратись к этим парням по громкой связи. Посмотрим, что они скажут. Лично я мешать тебе не стану, – я уселся в кресло, положил инструмент на колени, – валяй, общайся с коллективом. Ты как, Красавчик, ничего не имеешь против?

– Я за мирные инициативы.

– Это ты хорошо сказал. Я тоже ничего не имею против мирных инициатив, если они позволят мне жить долго, богато и счастливо.

Вельд Красавчик

Терпеть не могу насилие. А то, что творилось на федеральном корабле, направляющемся к краю галактики, – жуткое безобразие. Массовая драка, в которую едва не втянули даже меня, могла закончиться крайне плачевно. Мне ли не знать, как это бывает. Одному красавчику в Швардорфе однажды в драке сломали идеальной формы нос. Пластическая операция прошла удачно, но внешность у него перестала отличаться классической красотой. Не то, чтобы он стал совсем уродом, но в лице у него появилась некая отталкивающая правильность. В результате, бедняга покончил жизнь самоубийством в дешевом отеле на побережье.

В те времена мои дела тоже шли не лучшим образом. Я имел возможность наблюдать плохо отмытое пятно от его крови и мозгов на потолке, пока одна из местных толстух ритмично двигалась на мне, расставив жирные ляжки. Ей всегда нравилась эта поза – мужчина снизу, а она располагает на нем свои телеса и получает удовольствие, приговаривая: «Мой мальчик… Мой красивый мальчик…» Она всегда снимала одну и ту же комнату.

– Куда ты смотришь? – поинтересовалась однажды эта сладострастная дива, проследив направление моего взгляда, мы лежали на несвежих простынях, отдыхая после очередного любовного акта. – Ах, это пятно… Представь себе, один мой знакомый застрелился на этой кровати. Вышиб себе мозги. Он пострадал в драке, сделал пластику и стал совсем не хорош. Так что мне его совсем не жалко. Меня так заводит, когда я подумаю, как он сидел здесь и держал ружье у подбородка. А тебя?

А меня нет, подумал я, мысленно содрогнувшись. Должно быть, она заводилась еще сильнее в этих дешевых апартаментах с новым жиголо, если бы за тем несчастным с идеальной формой носа последовал я. И, как знать, может быть, именно так бы все и случилось, если бы я не встретил старину Эрнеста.

Федеральный агент, звериного вида малый с бритым затылком, и внушительными мускулами, включил громкую связь.

На меня он произвел самое неблагоприятное впечатление. Опасный тип, с тяжелым подбородком и пронзительным взглядом человека, уверенного в собственной правоте, даже когда получен приказ расстрелять толпу мирных демонстрантов. Смотрит зло, того и гляди кинется с кулаками. К тому же, нас он полагал сбродом. Если бы не Лео Глуц, я бы побоялся вступать с федералом в открытое противоборство. Но Глуц был полон оптимизма. Хорошо, думал я, что мне достался в напарники такой отчаянный тип. Несмотря на грубость и неотесанность манер, у Глуца имелось множество положительных черт. Действовал он всегда решительно, чего мне, увы, не хватало. И ко мне, кажется, относился с долей симпатии. Если бы он думал обо мне плохо, разве я стал бы первым пробужденным от электросна.

– Ты уже придумал, что будешь говорить? – поинтересовался Лео.

Федерал зыркнул на него и заорал в микрофон что было сил – в этих воплях не было никакой необходимости, совершенная техника без труда донесла бы его слова до тех, кто был на борту: