Зачарованный нимфой - Люси Эллис

— Неужели? — прохрипела Лорелей.

— Прошло уже более десяти лет, но я помню вас на Мировых скачках.

Она едва перевела дыхание:

— Да, вы совершенно правы. Дела давно минувших дней.

— Я сама немного каталась. Моя семья занималась разведением арабских скакунов.

Лорелей почувствовала движение руки Нэша. Он нежно касался огрубевшей кожи ее ладоней. Она почувствовала, что ее раскрыли, и первой мыслью, промелькнувшей в ее голове, стало желание незамедлительно покинуть этот стол и скрыться. Однако Лорелей решила покончить с импульсивным поведением. Оно не раз уже оказывало ей медвежью услугу. Так что она взяла себя в руки, улыбнулась и стала отвечать на вопросы, обсуждать отличия одной породы от другой.

Играло пианино, танцевали пары. Нэш отодвинул свой стул, прервав нескончаемый поток разговоров, и подал Лорелей руку.

— Что за прекрасная идея! — воскликнула одна из женщин.

Лорелей последовала за Нэшем в танцевальную зону. Там он обнял ее.

— Почему ты ничего мне не рассказывала об этом? — произнес он, и слова его звучали как упрек.

— Разве ты когда-нибудь спрашивал?

— Верно. Но сейчас я хочу знать. — Нэш поднес ее ладонь к своему лицу. — У тебя очень умелые ручки.

Лорелей положила голову ему на грудь:

— Они были моим даром.

Она не задумывалась над своими словами, соблазненная его близостью.

— Даром? — Он эхом повторил ее слова.

— Я выступала. Участвовала к объездке лошадей, даже в показательных выступлениях. У меня хорошо получалось.

— Насколько?

— Достаточно. — Она почти смутилась. — Я выступала на международном уровне.

Нэш неожиданно остановился. Он пораженно смотрел на Лорелей.

— Я тебя удивила. — Ее тон был слегка недовольным.

— Впечатлила. Ты до сих пор занимаешься конным спортом?

— Произошел несчастный случай. Долгое время я не могла сесть на лошадь.

Лорелей не любила об этом вспоминать. Люди начинали жалеть ее или меняли тему. Она почувствовала фантомную боль в бедре.

— Как это произошло? — Его голос звучал низко.

Они будто оказались в маленьком мирке, который принадлежал им одним.

— Мне было двадцать два года. Лошадь споткнулась о преграду, я не удержалась в седле, свалилась на землю, за мной последовала лошадь…

Нэш безмолвствовал.

— В итоге я выжила — это очевидно. Понадобилось несколько операций и длительная физиотерапия, но теперь я могу хотя бы кататься время от времени…

— Как долго ты восстанавливалась?

— Два года.

Лорелей наблюдала за тем, как Нэш осмысливал эту информацию.

— На твоих бедрах. Это следы операций?.. — неуверенно спросил он.

Она пристально смотрела ему в глаза. Надо же, заметил, хотя они были едва видны на ее загорелой коже. Были ли они неприятны ему?

— У нас всех есть свои шрамы, — заметила она. — Это же жизнь…

Она с удивлением почувствовала, как его руки опустились на ее бедра.

— Свои ты прекрасно скрываешь, — произнес он.

— Что насчет тебя? — наконец дерзнула поинтересоваться Лорелей. — Где твои шрамы?

Нэш посмотрел ей в глаза:

— Они всегда со мной. Их видно каждый раз, когда я еду.

Лорелей хотела спросить его о предстоящем возвращении, но Нэш подался вперед:

— Что, твой отец и вправду жиголо?

Она убрала руки с его плеч и хотела уйти, но Нэш удержал ее:

— Ты такая чувствительная?

Она окатила его волной презрения:

— Да, представь себе.

— Однако. Видишь, у тебя уже получается говорить об этом.

— Ты закончил?

— Мне лишь интересно, — они все продолжали плавно покачиваться в танце, — сколько еще у тебя секретов?

Лорелей посмотрела куда-то в сторону:

— Ничего из того, что могло бы тебя заинтересовать.

— Совсем наоборот, Лорелей, у меня такое чувство, что все это становится для меня очень любопытным. Пойдем со мной…

— Я не понимаю. Куда ты ведешь меня?

— Как ты думаешь?

Глава 12

Они некоторое время шли по песку, Лорелей сняла туфли и швырнула их в Нэша, однако тот вовремя уклонился.

— Ты сегодня прекрасно вела себя, — произнес он.

— Я всегда так веду себя. Только не надо говорить, что ты лучше знаешь.

— Это тяжело? Оценивать чужие кошельки на глазок?

Лорелей остановилась как вкопанная:

— Ты говоришь так, словно у меня сегодня были собственные мотивы?

— Я уверен, что прошлым летом на яхте Андрея Юровского ты представляла интересы фонда, — ответил он. — И с Дамианом Массеной в Нью-Йорке, чуть ранее в этом году, ты тоже была с миссией фонда.

Лорелей лишь моргнула.

— Ты ревнуешь? — Она была поражена.

— Нет, дорогая, мне лишь хотелось бы видеть границы…

— Нэш, я не территория. — Ее голос звучал холодно и спокойно, но Нэш чувствовал, что задел ее за живое. — Ты не можешь завоевать меня и воткнуть свой флаг, где тебе захочется.

— Я могу сделать, черт побери, все, что мне захочется. — Он крепко схватил ее запястье.

Нэш не знал, как объяснить свое поведение. Ему нужно было услышать правду. После того как Лорелей так буднично рассказала о своей загубленной карьере профессиональной наездницы, ему казалось, что она скрывала это намеренно.

— Ты намекаешь на то, что я сплю с мужчинами ради денег? — Теперь в голосе Лорелей остался только лед. — Мне кажется, на сегодня достаточно. Теперь убери от меня свои руки. Я иду домой, спать.

Нэш покачал головой.

— Я попросила отпустить меня, — бесстрастно повторила она, глаза ее метали молнии.

— Объясни мне, что за вечеринка была в твоем доме тем вечером, — резко бросил Нэш.

Лорелей нахмурилась и отрицательно покачала головой:

— Какое твое дело? Что тебе от меня нужно? К чему эти вопросы?

— Я хочу понять тебя. — Он словно вырвал из себя эти слова.

Нэш сам себе не мог объяснить всей важности, которую несли желаемые ответы. Он хотел сорвать с Лорелей платье и овладеть ею прямо здесь, на песке. И в то же время Нэш собирался защитить ее. От кого? От самого себя? Страсть и ненависть боролись в его душе.

— Это моя работа! — Она почти прокричала эти слова. — Я работаю, как и ты! — Лорелей тяжело перевела дыхание. — Генеральный директор часто просит меня устраивать мероприятия разного рода, — раздраженно продолжила она. — Видимо, для его собственной жены это в тягость. Меня вырастили, чтобы я занималась этим. Так меня воспитала бабушка.

— Которая мертва?

— Да, она мертва! — воскликнула Лорелей. — Ее больше нет! Ее нет два года, три месяца и пять дней!