Эпоха Аттилы. Римская империя и варвары в V веке - Колин Гордон

П. Фр. 8 (продолжение). Эдекон уговорил его приехать к Аттиле, чтобы вернуть супругу, которую он получил в жены в стране варваров, благодаря его влиянию, поскольку он был в милости у Бледы. Зеркон оставил ее в Скифии, когда его отправили к Аэцию в качестве подарка от Аттилы. Однако он разочаровался в своей надежде, ибо Аттила рассердился, что тот вернулся в его страну. Во время пира он вышел вперед и своим видом, платьем, голосом и словами, которые произносил невнятно (ибо мешал язык гуннов и готов и язык латинян), смягчил всех, кроме Аттилы, и вызвал неудержимый смех.

Однако Аттила остался неподвижным, не меняя выражения лица, ни речами, ни поступками он не показал, что ему сколько-нибудь смешно, пока его младший сын (мальчика звали Эрнах) не подошел и не встал перед ним. Он ущипнул мальчика за щеки и посмотрел на него нежным взглядом. Я был удивлен, что он обращает мало внимания на других сыновей, но дарит вниманием этого, а варвар, сидящий рядом со мной и знавший латинский язык, предупредил меня, чтобы я не повторял ничего из того, что он собирается сказать, и поведал, как провидцы предрекли Аттиле, что его род падет, но будет восстановлен этим сыном. Поскольку гунны затянули пиршество до ночи, мы ушли, не желая продолжать пить.

Когда наступил день, мы пошли к Онегесию и попросили отпустить нас, дабы мы не теряли времени понапрасну. Он ответил, что Аттила также хочет отослать нас. Спустя какое-то время он стал советоваться с избранными людьми относительно решений Аттилы и составлять письма, которые нужно было передать императору,  – присутствовали его секретари и Рустиций. Этот человек, родившийся в Верхней Мезии, был захвачен на войне и благодаря своему искусству красноречия служил варвару, составляя для него письма.

Когда он вышел из собрания, мы попросили его об освобождении жены Сила и ее детей, проданных в рабство при захвате Ратиарии. Он не противился их освобождению, но желал продать их за большую сумму денег. Мы умоляли его пожалеть их несчастную судьбу и подумать об их прежнем благополучии, и он отправился к Аттиле и освободил женщину за 500 золотых монет, а детей – в качестве дара императору.

Тем временем Крека, жена Аттилы, пригласила нас отобедать в доме Адамия, который заведовал ее делами. Мы пошли с несколькими избранными мужами из местных и были встречены по-дружески радушно. Они приветствовали нас любезными словами и кушаньями. Каждый из присутствующих вставал и со скифской щедростью подносил нам полную чашу, а после, обняв и поцеловав выпившего, принимал кубок обратно. После обеда мы пошли в свой шатер и отправились спать.

На следующий день Аттила снова пригласил нас на пир, и, как и раньше, мы пришли к нему и пировали. Оказалось, что рядом с ним на ложе сидел не его старший сын, а Оэбарсий, его дядя по отцовской линии. Во время пира он обращался к нам с учтивыми речами и велел передать императору, чтобы тот дал Констанцию, посланному к нему Аэцием в качестве секретаря, жену, которую обещал. Констанций приехал к императору Феодосию вместе с послами от Аттилы и сказал, что устроит длительный мир между римлянами и гуннами, если император даст ему богатую жену. Император согласился и пообещал отдать ему дочь Сатурнина [82] , человека, славящегося богатством и родовитостью. Однако Сатурнина убила Афинаида, или Евдокия (ибо ее называли обоими именами), и Зенон не соглашался исполнить это обещание. Этот человек был консулом и командовал большим отрядом исавров, с которыми во время войны его назначили охранять Константинополь. Затем когда он командовал войсками на Востоке, то увез деву из ее жилища и обручил ее с неким Руфом, одним из своих приближенных [83] . Когда у него отняли деву, Констанций стал умолять варвара не оставить без внимания нанесенное ему оскорбление и просил, чтобы эту или иную деву, которая принесет приданое, отдали бы ему в жены. Поэтому на пиру варвар приказал Максимину передать императору, что Констанций не должен обмануться в своих чаяниях, зароненных императором, ибо императору не пристало лгать. Аттила отдал этот приказ, поскольку Констанций обещал ему деньги, если за него будет сосватана богатая женщина из римлян.

Мы ушли с пира с наступлением ночи, и прошло три дня прежде, чем нас отпустили, почтив приличествующими дарами. Аттила послал Бериха, знатного человека и правителя многих деревень в Скифии, который сидел выше нас на пиру, послом к императору по различным причинам, но главным образом потому, что в качестве посла тот мог получить подарки от римлян [84] .

Когда, путешествуя, мы остановились в какой-то деревне, был пойман скиф, который пришел с римской стороны в землю варваров, чтобы шпионить. Аттила велел посадить того на кол. На следующий день, когда мы ехали через другие деревни, схватили двух человек, являвшихся рабами скифов; их руки были связаны за спиной, поскольку они убили своих хозяев во время войны. Скифы распяли их, поместив головы обоих на двух перекладинах с рогами.

Пока мы ехали по Скифии, Берих сопровождал нас в путешествии и казался спокойным и дружелюбным, но как только мы пересекли Дунай, он усвоил враждебное отношение к нам из-за некоторых предшествующих случаев или из-за того, что узнавал от своих слуг. Он забрал коня, которого прежде подарил Максимину,  – Аттила приказал всем знатным людям при своем дворе выказать расположение к Максимину подарками, и каждый, включая Бериха, прислал ему коня. Приняв нескольких, Максимин отправил остальных назад, стремясь своей скромностью показать благоразумие. Берих забрал коня обратно и более уже не ехал и не ел вместе с нами. Дошло до такого, хотя в земле варваров с нами был заключен договор о дружбе.

Оттуда мы продолжали свой путь через Филиппополь к Адрианополю. Остановившись там, мы поговорили с Берихом и упрекнули его, что он молчит, сердясь на людей, не сделавших ему ничего дурного. Оказав ему внимание и пригласив пообедать с нами, мы двинулись дальше. По пути мы встретились с Бигилой, собиравшимся возвращаться в Скифию; мы сообщили ответ Аттилы на наше посольство и продолжили путешествие обратно.

Прибыв в Константинополь, мы думали, что Берих оставил свой гнев, но тот не утратил своей дикой натуры. Он снова находился в ссоре, обвиняя Максимина, что тот, когда ехал в Скифию, будто бы сказал, что полководцы Ареобинд и Аспар [85] не имеют влияния на императора и он презирает их силу, ибо видит их варварское непостоянство [86] .

Когда Бигила прибыл туда, где случилось остановиться Аттиле, его окружили и схватили варвары, приготовившиеся к этому, и забрали деньги, привезенные Эдекону. Когда они привели его к Аттиле, тот спросил, зачем он привез так много золота. Бигила ответил, что оно для обеспечения себя и сопровождающих его, чтобы из-за недостатка припасов или нехватки лошадей или вьючных животных, которая могла случиться в долгом путешествии, он не отклонился бы от цели своего посольства. Оно также предназначалось для покупки пленников, ибо многие люди на римской земле просили его освободить их родственников.

Тогда Аттила воскликнул: «Презренная тварь (так он назвал Бигилу), ты больше не избежишь правосудия благодаря своим измышлениям. У тебя не будет никакого оправдания, чтобы избежать наказания. У тебя с собой больше денег, чем нужно для пропитания, чтобы купить лошадей или вьючных животных или освободить пленников, что я к тому же запретил делать Максимину, когда он пришел ко мне». Сказав это, он приказал, чтобы сына римлянина (который впервые сопровождал Бигилу в землю варваров) убили мечом, если только Бигила не ответит раньше, зачем и для какой цели привез деньги.

Когда тот увидел, что его сыну грозит смерть, то разразился слезами и причитаниями и громко кричал, что по справедливости меч должен быть обращен против него, а не против юноши, не сделавшего ничего дурного. Он без колебаний поведал о плане, задуманном им, Эдеконом, евнухом и императором, и беспрестанно умолял, чтобы его предали смерти, а его сына освободили. Когда Аттила понял из того, что рассказал Эдекон, что Бигила не лжет, то приказал заключить его в оковы и поклялся, что не освободит его, пока его сын не отправится назад и не привезет ему еще пятьдесят фунтов золота в качестве выкупа. Один был связан, а другой отправился на римскую землю; Аттила послал в Константинополь Ореста и Эслу.

П. Фр. 9. Здесь стоит привести более поздний рассказ об этом знаменитом путешествии, ибо он содержит кое-какие дополнительные подробности. Переправившись через действительно широкие реки – а именно через Тизию, Тибизию и Дрикку,  – мы прибыли в то место, где когда-то из-за вероломства сарматов погиб Видигойя, храбрейший из готов. (Этот человек, также известный как Видикула, или Индигойя, являлся одним из героев ранних готских сказаний и, судя по упоминанию сарматоготской войны, умер, возможно, в 331–332 или 334 году, когда во времена Константина два племени враждовали друг с другом. Под «сарматами» здесь подразумевается германский народ, в который позднее влились вандалы, проживавший к северу от готов и обычно заключавший союз с Римом [87] .) Оттуда мы вскоре достигли деревни, где остановился царь Аттила; деревни, говорю я, похожей на очень большой город, где мы обнаружили деревянные стены, построенные из оструганных досок, скрепление которых казалось до того крепким, что стык между досками едва можно было заметить при близком рассмотрении. Там можно было увидеть залы для пиршеств, поставленные по кругу, и портики, устроенные со всей пышностью. Площадь двора окружала огромная стена, так что даже его величина указывала на царский дворец. Таков был дом Аттилы, царя, владевшего всем миром варваров, и он предпочитал это жилище городам, захваченным им.