Эпоха Аттилы. Римская империя и варвары в V веке - Колин Гордон

Пока мы занимались этим, Аттила через Скотту позвал нас, и мы отправились в его шатер, который охраняла целая толпа варваров, стоящая вокруг. Войдя, мы увидели Аттилу сидящим на деревянном кресле. Когда мы остановились поодаль от трона, Максимин вышел вперед, приветствовал варвара и передал ему письмо императора, сказав, что император молится, чтобы он и его близкие были живы и здоровы.

Аттила ответил, что со своей стороны желает, чтобы у римлян было все, чего они желают. Он сразу же обратился к Бигиле, называя того бесстыдным зверем и спрашивая, зачем он хотел приехать к нему, если знал условия мира, заключенного между ним и Анатолием, к тому же сказано было, что к нему не должны являться послы, пока варварам не будут выданы все беглецы.

Бигила ответил, что у римлян нет ни одного беглеца из скифского народа, ибо всех их передали. Аттила разгневался еще больше и, осыпая его бранью, кричал, что посадил бы его на кол и отдал бы на съедение птицам, если бы не считал, что нарушит закон о посольстве, подвергнув его такому наказанию за бесстыдство и безрассудные речи. Он утверждал, что у римлян много беглецов из его народа, чьи записанные на листе бумаги имена он велел прочесть секретарям. Когда те упомянули обо всех, Аттила приказал Бигиле уехать без дальнейших промедлений. Он послал с ним Эслу, дабы передать римлянам, что те должны отправить с ним всех варваров, бежавших к ним со времен Карпилеона, который, будучи сыном полководца римлян Аэция, стал заложником при его дворе [63] . Он не позволит собственным слугам идти против него войной, даже если они и не смогут помочь тем, кто передал им защиту родной земли, ибо, говорил он, какой город или какую крепость из тех, что он собирался захватить, спасли бы эти беглецы? Когда Бигила и Эсла объявят его решения касательно беглецов, он приказал им вернуться и сообщить, намерены ли римляне выдать их или же собираются начать из-за них войну.

Он также велел Максимину остаться, чтобы он мог передать с ним ответ императору относительно написанного, и принял дары. Передав их и вернувшись в свой шатер, мы обсудили все сказанное с глазу на глаз. Бигила выразил удивление, что Аттила теперь грубо бранит его, хотя, когда он участвовал в прежнем посольстве, тот казался спокойным и добрым по отношению к нему. Я высказал опасение, что кто-то из варваров, пировавших с нами в Сардике, настроил Аттилу против него, сообщив, как он назвал императора римлян богом, а Аттилу человеком. Максимин посчитал это объяснение вероятным, поскольку на самом деле не являлся участником заговора, устроенного евнухом против варвара. Однако Бигила сомневался и, как мне показалось, недоумевал, почему Аттила набросился на него. Как он сказал нам позже, он не думал, что Аттиле сообщили о произошедшем в Сардике или о подробностях заговора, поскольку никто из толпы не осмеливался заговорить с ним из-за обуявшего всех страха, а Эдекон должен был сохранить мир из-за своих клятв и сомнительности дела, чтобы его как участника этих планов не посчитали сочувствующим им и не предали смертной казни.

Пока мы пребывали в великих сомнениях, пришел Эдекон и отвел Бигилу в сторону от нас, притворяясь, будто и вправду участвует в заговоре. Он велел, чтобы принесли золото для тех, кто вместе с ним будет участвовать в этом деле, и ушел. Когда я стал подробно допытываться, что Эдекон сказал ему, он постарался обмануть меня – будучи сам обманут – и, скрывая истинную причину, ответил, будто Эдекон сообщил ему, что Аттила гневается на него из-за беглецов, ибо ему было нужно или получить их всех, или чтобы к нему прибыли послы из самой высшей знати.

Пока мы обсуждали это, несколько людей из свиты Аттилы пришли и сказали Бигиле и нам, чтобы мы не покупали римских пленников, варваров-рабов, лошадей или чего-нибудь еще, кроме необходимых для пропитания продуктов, пока разногласия между римлянами и варварами не будут разрешены.

Варвар проделал это так ловко, что Бигилу легко можно было поймать на деле, направленном против него,  – ведь ему было бы трудно назвать причину, по которой он привез золото,  – также он (Аттила) воспользовался ответом, который должен был дать послам, как предлогом, чтобы мы могли дождаться Онегесия и он получил дары от императора, которые мы желали передать.

Так случилось, что Онегесий со старшим сыном Аттилы был послан к акатирам [64] . Это гуннское племя подчинилось Аттиле по следующей причине. Этот народ имел множество вождей согласно племенам и родам, и император Феодосий отправил им дары, чтобы с его поддержкой они отказались от союза с Аттилой и заключили союз с римлянами. Однако человек, привезший дары, раздал их разным царям, не сообразуясь с их положением. В результате Куридах, старший по власти, получил дары вторым и, будучи обойденным и лишившись своих почестей, призвал Аттилу против своих соправителей. Аттила без промедления выслал войско, истребив одних и подчинив других, и пригласил Куридаха разделить с ним плоды победы. Однако тот, подозревая заговор, ответил: «Человеку трудно явиться пред ликом бога; ведь если невозможно смотреть прямо на солнечный диск, то как же можно без страданий смотреть на величайшего из богов?» Так что Куридах остался на собственных землях и сохранил власть, тогда как остальная часть акатиров покорилась Аттиле. Желая поставить царем этого народа своего старшего сына [65] , Аттила послал к ним с этой целью Онегесия. Поэтому, как было сказано, он вынудил нас ждать, пока Бигила и Эсла отправились в римские земли под предлогом возврата беглецов, но на самом деле, чтобы Бигила мог привезти для Эдекона золото.

Когда Бигила пустился в путь, мы ждали после его отъезда один день, а на следующий отправились с Аттилой в северные области страны. Какое-то время мы ехали с варваром, а затем свернули на другую дорогу, нам велели сделать это скифы, бывшие нашими провожатыми, поскольку Аттила собирался приехать в какую-то деревню, где хотел жениться на дочери Эскама [66] . У него было много жен, но он согласно скифскому обычаю взял еще и эту женщину. Отсюда мы отправились по ровной дороге, идущей по равнине, и пересекли судоходные реки, из которых самыми большими после Дуная были Дрекон, так называемый Тигас и Тифезас. Нас переправили через них на таких же лодках, сделанных из единого ствола дерева, какие используют жители на берегах этих рек. Другие реки мы пересекли на плотах, которые варвары везли на повозках, чтобы использовать в затопленных местах.

В деревнях нам щедро приносили продовольствие, просо вместо пшеницы и «мед» – как он называется на местном языке – вместо вина. Сопровождающим нас слугам тоже приносили просо и давали изготовленный из ячменя напиток, который варвары называют «камон». Окончив свое долгое путешествие вечером, мы устроили привал у озера с чистой водой, откуда ее берут жители ближайшей деревни. Вдруг поднялся ветер, и началась буря с громом, частыми вспышками молний и проливным дождем; она не только повалила наш шатер, но и покатила наши пожитки в воды озера. Напуганные царившей в воздухе стихией и всем, что случилось, мы покинули это место и в темноте под дождем отделились друг от друга, ибо каждый избрал ту дорогу, которую считал для себя легкой. Добравшись до хижин деревни – ибо мы вернулись к ней, все разными путями,  – мы встретились в одном месте и с криками стали разыскивать необходимые вещи. На шум выскочили скифы и зажгли тростник, который они используют для разведения огня; принеся свет, они спросили, отчего мы так кричим. Бывшие с нами варвары ответили, что мы испугались бури, и потому скифы пригласили нас в свои хижины и, запалив множество тростников, предоставили нам приют.

В этой деревне правила женщина – одна из жен Бледы,  – она прислала нам еду и красивых женщин для отдыха. Таков скифский обычай оказания почтения [67] , но мы, когда кушанья были выложены, проявили к женщинам доброту и отказались от общения с ними. Мы остались в хижинах до утра, а затем обратились к поиску своих пожитков. Мы нашли все: некоторые на том же месте, где нам случилось остановиться, другие на берегу озера, а третьи в воде. Тот день мы провели в деревне, суша свои вещи, ибо гроза прекратилась и светило солнце. Позаботившись о лошадях и других вьючных животных, мы отправились к принцессе, поприветствовали ее и передали ей подарки, три серебряные чаши для питья, красные кожи, перец из Индии, плоды пальмы и другие лакомства – дары, которые варвары ценят, поскольку те попадают к ним нечасто. Мы поблагодарили ее за доброту и гостеприимство.

Через семь дней пути мы остановились в какой-то деревне, наши скифские провожатые велели нам сделать это, поскольку Аттила собирался ехать той же дорогой, и нам надлежало следовать позади него. Там мы встретили несколько западных римлян, которые также прибыли к Аттиле в качестве послов. Среди них были Ромул, человек, удостоенный звания комита, Промот, управлявший провинцией Норик, и Роман, командующий войсками в звании дукса . Вместе с ними были Констанций, которого Аэций послал к Аттиле в качестве секретаря, и Татул, отец спутника Эдекона Ореста; эти люди совершали путешествие не с посольскими обязанностями, а из дружбы с остальными: Констанций благодаря своему прежнему знакомству с этими людьми в Италиях, а Татул из-за родства. Его сын Орест женился на дочери Ромула, который был родом из Патавиона – города в Норике.