Длинная цепь - Е. Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот только Торлейф неспешно поднял ладонь правой руки, а Ондмар Стародуб сделал шаг вперед, положив руку на эфес своего меча. Толпа присмирела. Не сразу, не в один момент, но с каждым мгновением от неё будто отрезали по новому куску, пока не остались лишь отдельные, ворчливые крошки тут и там, но и эти тоже вскоре затихли. Случилось это столь быстро, что недавнее недовольство могло и вовсе сойти за сон. Лишь тогда ярл опустил руку и продолжил говорить так, словно ничего не произошло:
— Теперь мы будем слушать защитников. Кто скажет слово за Кнута?
Тишина, тягучая и давящая. Обычно такая толпа людей не бывает тихой, и кто-то да скажет пару слов соседу, мать отругает непослушного ребёнка, затеют спор старые друзья. Здесь же тишина была абсолютная.
— Не выйдешь, не скажешь ничего? — тихо спросил Рига Элоф Солёный.
Старику стоять столько времени было явно тяжело, но он держался. Опёрся спиной на постамент Дозорного, рукой разминал правое колено, но на землю садиться явно не спешил.
— Не выйду, — Риг чувствовал, как сдавило горло, слова давались ему тяжело. — С одним звеном мои слова там разницы не сделают. Я понял, что задумал Торлейф и…
Закончить он не успел.
— Я буду говорить в его защиту, — мелодичный голос, совсем рядом с ним.
Но когда Риг обернулся на звук, рядом был лишь Стрик Бездомный, что тоже повернул голову в сторону. Судя по тому, как закрутили головами все люди на площади, голос этот услышал каждый, и потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы вспомнить его и понять его происхождение.
Бессмертная Кэрита вышла со своего места, словно отмеченный даром может вот так просто ходить средь людей, и села на первую ступень, словно отмеченная даром и правда может соврать. Все смотрели на это, подавленные изумлением, и если бы небеса разверзлись в ту самую минуту, на землю пришёл Всеотец и повёл бы достойных людей и бессмертных на вторую войну против богов, никто из присутствующих и одного взгляда в ту сторону бы не бросил.
— Я могу начинать? — спросила она.
— Госпожа Керита, — Вальгад отвесил глубокий поклон, голос его дрожал и был едва слышен. — Я не уверен… Я не думаю, что могу принять ваш голос в защиту Кнута Белого.
Он повернул голову в сторону ярла, и было видно, как Торлейф кивнул ему в знак одобрения. Старый боров мог бы, наверное, и одними глазами выказать равнителю своё одобрение, но все же хотел сделать это демонстративно, напомнить собравшимся кто здесь настоящая власть.
— У вас нет цепи, госпожа Кэрита, — Вальгад вновь отвесил глубокий поклон. — Голос ваш, сколь бы силен он ни был, подкреплён силами Проклятой Дюжины и потому, к сожалению, не имеет веса в делах земных.
Легким движением руки она сняла с шеи свой длинный красный платок и протянула его Вальгаду.
— Вот моя цепь, равнитель, — голос её растекался густым мёдом над площадью. — Она родилась не в земных недрах, и скована была не под ударами молота, но я чувствую её тяжесть, и тяжесть эта будет поболее многих.
Дрожащие руки Вальгада потянулись, было, к платку, но вдруг одёрнулись, точно от огня, и сам равнитель вновь растерянно повернулся к ярлу. Тот покачал головой, а после сказал:
— Довольно, Кэрита. Ты вернулась домой, но забываешь, что стала моим гостем. Веди себя соответствующе.
Волна холода прошла от Каменных Ступеней, проникая сквозь одежду, плоть и кости, до самой души, чтобы уже через мгновение исчезнуть бесследно зыбким утренним туманом. Столь быстро, что Риг хоть и успел осознать, что должен был почувствовать жуткую боль, однако все же испытать её не успел, лишь ужаснулся до глубины души её не случившемуся эху. Однако Торлейф как будто и не заметил чего-либо необычного.
— Я веду себя соответствующе, ярл Торлейф. Всеотец одарил меня своим благословением и поручил оберегать народ севера. Этим я занималась все эти годы, и этим же я занята прямо сейчас, по этой причине я спустилась сегодня к людям. И я буду говорить в защиту Кнута Белого. А ты будешь слушать.
Ярл смерил бессмертную строгим взглядом, словно не повелевала она силами за пределом его понимания, а тот факт, что был он отцом ей по крови, важнее вдруг стал того, что сам Всеотец был творцом её не знающей забвения души.
— Если ты не образумишься, я буду слушать слова в защиту уже твоего имени, пока сама ты сидеть будешь на самой верхней ступени. У тебя нет своей цепи, девочка, у тебя нет своего слова, и нет никакой власти в смертных делах. Платок этот не имел веса в руках твоей матери, что заставило тебя думать, что он будет иметь в твоих?
Кэрита не сказала в ответ ни единого слова. Встала, возвысившись над отцом, и одним резким движением бросила платок ему на плечи. Лёгкий кусочек красной ткани придавил ярла к своему месту, выдавил тяжёлый вздох из его груди, что в тягостном молчании, нависшем над площадью, был отчётливо слышан даже в дальних рядах. Торлейф, нельзя не отдать ему должное, старался сохранить лицо, не прогнуться, не упасть, но почти сразу руки его задрожали, плечи опустились, да и сам он весь сжался, покраснев от напряжения.
Ондмар Стародуб двинулся в их сторону, но к мечу не потянулся, то ли из уважения, то ли ожидая приказа. Он сделал один шаг, второй, замер на третьем, и с трудом, словно шагая по дну моря, прошёл ещё немного, прежде чем остановиться окончательно, а после упасть на одно колено.
— Спаси нас, Создатель, не оставь в час нужды, — услышал Риг рядом с собой голос, наполненный страхом и злостью, и голос казался знакомым, но невозможно было вспомнить, кому он принадлежит.
Невозможно было вспомнить любые имена. Риг хотел повернуться, сказать что-то, но на самом деле не хотел, и не повернулся. Он вообще ничего не хотел, лишь стоял, смотрел вперёд и чувствовал тоскливую лёгкость в голове и тягучую слабость во всем своём теле. Торлейф