Щукинск и города - Елена Некрасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, наоборот… хотя ты прав, я становлюсь болтливым и всё равно нервничаю… нет, я не нервничаю, я готов ко всему, прошло столько времени, просто этот мандраж, ничего не могу с ним поделать, да! Уходим! А ты знаешь, где находится самая высокая в мире ложа? В Перу, на вершине горы…
Ну вот, понеслось. Так всегда, когда он выпьет пару лишних стаканов… ну конечно, ждал Джими и наклюкался своего «Аберлау»… мандраж у него, видите ли… а у Джека?! Уже целый час щекотно сосет в животе, и явно на нервной почве, а не от голода, потому что наелся в самолете… а теперь ещё руки стали дрожать, что за фигня, ещё этот Миша с дурными разговорами… где жил, в каком районе? Как узнал, что на улице Довженко, вообще крышу снесло человеку, и такого он на Довженко знает, и сякого, и девушка у него там была, и в «Метрономе» отвисал… бар «Метроном» он тоже прекрасно помнит. Студенческий гадюшник, весь пол в бычках и мелких плевочках, и запах блевотины, потому что некоторые не успевали добежать до туалета… правда, за ними тут же вытирала добрая тётя Тамара, смешно матерясь по-украински, но запах был неистребим. А снаружи здания проходила толстая труба с горячей водой, обмотанная клочковатой паклей. Когда внутри становилось невмоготу, народ выходил посидеть на трубе, пощипать паклю, подышать кислородом… труба приятно грела жопу, особенно зимой… и он еще тоже, сказал бы сразу, что учился на РГФ и жил в общаге, так нет, надо было поддерживать разговор с умным видом, типа он тоже такой одессит… а интересно, Зоя ещё там? Сколько же ей лет, она была на три года старше… сорок три, мда… даже если она в Одессе, вряд ли ему это понравится. Кровяная колбаска с Привоза, брынзочка, сало с чесноком, наверняка что-то типа Трейси, ну, может быть, получше… хотя кто её знает, даже в пятьдесят можно быть ой-ё-ёй… идиотство, какая Зоя?! Нашел ещё о чем… хоть бы Билли побыстрей заснул и заткнулся, а то голова уже раскалывается…
— …могильный холм, ты меня слышишь, Джек?!
— А? Конечно, слышу, Билли, какой холм, ты о чем?
— Джек, я говорю, что у вас в Арканзасе жил самый старый масон в США, его звали Джон Рэй! То есть не самый старый человек, а именно масон, понимаешь? Он пробыл масоном восемьдесят пять лет своей жизни, его посвятили в восемнадцать лет, а ложа называлась «Могильный Холм», ну разве не смешно?
— Ужасно смешно, Билли.
— Нет, подожди… кажется, Джон Рэй жил не в Арканзасе, а в Теннесси…
— Всё равно ужасно смешно, Билли, это же соседний штат…
Щукинск
Таня не спешит домой. Вчера был дождь, а сегодня пройтись — одно удовольствие, хоть цвет лица появится… Леночка работает дома, переводит с английского какие-то научные статьи и отправляет в Москву… Таня не ожидала такого. У Серёжи дежурство посменное — сутки на стоянке, потом два дня дома, честно сказать, Леночка немного напрягает. Слишком она ласковая и предупредительная, всё время порывается чем-нибудь помочь, и каждый раз зовет с ними ужинать. Такие дорогие продукты, мясо, свежие салаты… даже неудобно, а с другой стороны… Таня приходит с работы в пять вечера, и на кухне уже нет свободного места — Леночка готовит. Стол занят, плита занята, даже на табуретках у неё всегда что-нибудь разложено, короче, двоим не развернуться… так что два варианта — или ужинать, или пожевать бутерброды у себя в комнате. Но главное, что дома спокойно, за пять дней ни разу ещё не было этих шумов, тьфу, тьфу, тьфу! Неужели сработало? Ребята считают, что это всё нервы, что Таня не привыкла жить одна… а может быть, дом проседает, у почтальонши за последние несколько лет дом на метр врос в землю и покосился, потому что сгнили нижние бревна, эти дома строили без фундамента, оказывается… они вообще разборные, как конструктор. Каждое бревно пронумеровано, чтобы можно было перенести дом на новое место… так и было задумано — нижние бревна подгнивают, дом потихоньку опускается, и нормально. У почтальонши он вообще довоенный, поэтому стал такой низкий… и говорит, что стены трещат, особенно слышно по ночам, или когда осенью начинают топить печку… нет, эти звуки она хорошо знает с детства, когда дерево подсыхает и трескается, иногда так стрельнет, мало не покажется… но ведь сразу понимаешь, в чём дело, и совершенно не страшно… или нервы? Вдруг на самом деле эти шумы были не такие уж громкие? Просто у неё в голове оголенные нервы, и кажется, что звуки в сто раз сильнее? Или не в голове, где вообще нервы… везде они. А Надька? Она тоже слышала, нет… да пошло оно всё, лучше не думать, тем более, что ничего уже не гремит, слава богу…
Почтальонша вроде не напряглась, вы, говорит, молодежь, вам будет веселее вместе… да, теперь весело, в собственном доме нельзя расслабиться ни на минуту, и всё из-за Серёжи… даже за чаем или в туалет просто так не выйдешь из комнаты, надо проверить, как выглядишь, причесаться… вот угораздило влюбиться в женатого мужчину, который любит свою жену, хотя… Леночка явно глуповата… нет, она, конечно, молодчина, выучила самостоятельно язык, поступила из деревни в Москву, но всё равно… вчера сказала, что не любит никакое искусство, что только музыка иногда ей нравится… как можно такое сказать?! Даже Серёжа удивился… уже четыре года здесь живет и ни разу не была в музее, а тут ведь огромная коллекция картин классиков — и Куинджи, и Шишкин, и Левитан… но зато искренне, ничего из себя не строит. Таня спросила про книги, так она их вообще не читает, кроме своих биологических, скучно, говорит… вот Серёжа постоянно что-то читает, как переехали, сразу пересмотрел их библиотеку и читает теперь Станиславского, говорит, хорошо пишет… может, и ей почитать? Мама его постоянно цитировала, а она не любила про театр… да, Серёжа совсем другой. Отношения у них с Леночкой с виду, конечно, прекрасные, да и не с виду… в первую ночь никак не засыпалось, она всё ждала этих шумов, потом пошла на кухню попить воды и сначала дико испугалась, подумала — ну вот, началось! Потом поняла, что они трахаются… диван бился о стенку и скрипел как сумасшедший, Леночка громко стонала, короче, всё там хорошо… а что ещё надо? Красивая женщина, сидит дома, отлично готовит… нет, это полный бред! Дичь какая-то… она не собиралась с ним заигрывать у Леночки за спиной, не хватало ещё унижаться… просто он ей нравится, вот и всё. И он её возбуждает, или это весна так действует… Глупо… вот блин! И ещё девственница! Надо было переспать с Юрой разок-другой, чтоб избавиться от этого… нет, фу-у… зато не стыдно было бы теперь с нормальным мужчиной, вот если бы у них и правда что-нибудь началось с Серёжей, ну допустим… допустим, он в неё влюбится и вдруг узнает, что Таня ещё девственница. На фига ему такое? А вдруг она начнет его потом шантажировать… типа я ни с кем не спала, отдала тебе самое святое, свою девичью честь… вот же мерзость какая… так, дверь почему-то закрыта, странно, неужели дома никого? На кухне горит свет… лучше открыть своим ключом…
— Лен, ты дома?
— О, привет! А у нас гость… слушай, мы решили отметить новоселье, завтра же выходной, тебе не надо будет рано вставать? А то уже целая неделя прошла, а мы до сих пор не отметили. Серега пошел за коньяком, а мы с Юрой делаем плов…
— С Юрой?!
Тьфу ты, этого ещё не хватало…
— Привет, Тань! Я тебе Кафку принес, ты просила…
— Привет… спасибо… мне заниматься надо вообще-то, и так уже…
— Так что, забрать?
— Ну оставь… только больше ничего не приноси, ладно? Сейчас, я только переоденусь и буду вам помогать…
— А мы уже всё подготовили, твой Юра просто класс! Он так мастерски наточил топор и нарубил грудинку, жаль, что ты не видела… я нашла в сарае казан, как раз то, что надо, Юра его отмыл… овощи я обжарила, так что осталось всё соединить и потушить, кстати! У меня закончился лавровый лист, у тебя нет случайно? А то придется идти в магазин…
— Есть в красной банке на подоконнике, только он уже старый.
— Сойдет, просто побольше кину…
Вот наглый тип, Кафку он принес… так, что надеть, что надеть… Леночке он помогает… и она им страшно довольна, ещё когда мебель таскал, восхищалась, какой он умный и симпатичный… издевается, что ли? Как можно говорить, что он симпатичный, когда у неё такой муж… может, предложить ей поменяться? Да уж… о, зелёный свитер! Любимый свитер протерся в локтях, но дома надеть можно, а рукава закатать, и будет не видно…
.............Труба — её спасенье, страшно подумать, чем всё могло закончиться… а правда, чем? Страшно подумать… но когда удалось выползти из проклятого дома, у неё была одна мысль — на кладбище, надо на кладбище! Так хотелось прижаться к родному запаху, прямо стучало в висках — скорей, скорей, это всё, что у тебя осталось, оно там лежит, оно твоё… ужас! Оно вдруг оказалось рядом, такое яркое и чужое, и в то же время невыносимо своё, что и не оторвешься, захотелось влезть, распластаться внутри, расправиться, но это не получалось… оно будто выталкивало её изнутри, как будто ненавидело… и она его била и кусала, откуда только силы взялись… и потом всё же втиснулась, довольно криво, полусидя… и главное, зачем?! А потом такая усталость, такой коричневый сонный запах, ей подумалось — нормально… и тут она вспомнила Галю, этот жуткий голос из-под земли, Галя, Галя, она навсегда становится Галей! И вот какой-то мудростью, каким-то нечеловеческим усилием она стала думать о трубе хлебозавода, и это её спасло, вырвалась… а он не работал, уже была ночь, и опять потянуло в могилу, немного отлежаться… и слава богу, что она не поддалась и бросилась в эту трубу, вниз, прямо в цех! Вот это было правильное решение, это спасло! Там внутри не было никого, но всё пропитано этим питательным запахом! Особенно на втором этаже, где печь… да, теперь понятно — это не просто блажь, не дурная привычка, это её пища, её сила! Земля, деревья, ладан… это всё ерунда, это на закуску… ведь не спас же её запах земли, даже наоборот — мог погубить… она легла у самой печи и заснула, а проснулась от странного щекотания — лента с батонами двигалась в печь прямо сквозь её тело, да и вообще стало неуютно, ездили какие-то люльки, над головой противно скрипела металлическая полоса, в общем, заработал конвейер… Вот так и набиралась сил — днём висела над трубой, а ночью возвращалась в опустевший цех, сколько же времени прошло… неделя, месяц? Хотя нет, вокруг всё по-прежнему — деревья голые, люди в плащах и куртках, значит, не так уж много…