Эта больная любовь - Джесси Холл

Быстро заплетя волосы в две косички, я выхожу из двери и сажусь на пассажирское сиденье недавно отремонтированного джипа Сэйнта.

— Тяжёлая ночь? — спрашивает он, игриво глядя на меня и рассматривая мои брюки.

— Ты даже не представляешь, — я вздыхаю, прислонившись головой к стеклу пассажирской двери.

Его выражение лица становится серьёзным.

— Ты в порядке? Чувствуешь себя хорошо?

Я потираю затылок, снова садясь ровно.

— Да, я в порядке. Со мной всё будет хорошо, — говорю я, отмахиваясь от его вопроса.

Он выглядит так, будто хочет что-то сказать по поводу моего выбора наряда, но не хочет меня обидеть.

— Стирка, — говорю я, качая головой. — Накапливается, даже когда дома только я.

Рассмеявшись, он прикусывает нижнюю губу, одарив меня застенчивой улыбкой.

— Епископ Колдуэлл будет в восторге от твоего наряда, девочка.

Я вздыхаю, устраиваясь поудобнее в сиденье.

— Я знаю.

— Ну, надеюсь, он отпустит тебя из исповедальни на достаточно долгое время, чтобы ты смогла посетить со мной губернаторский бал сегодня вечером, — шутит он, проводя рукой по своей бритой голове. — Ты всё ещё согласна быть моей парой, верно?

Мои щеки вспыхивают от его очаровательной улыбки. Он ведет себя так застенчиво и мило по отношению ко всему этому свиданию. Я нахожу эту его новую кокетливую сторону несколько интригующей.

— Да, — я улыбаюсь ему в ответ. — Буду выбирать платье сегодня после занятий.

Он качает головой, усмехаясь почти в неверии.

— Ты будешь выглядеть потрясающе.

Я смеюсь, когда он мечтательно смотрит на меня.

— Ты даже не знаешь, что на мне будет надето.

Он берет мою руку с моих коленей в свою, пока я задерживаю дыхание. Он смотрит вниз, медленно проводя своими пальцами по моим. И тут же я гадаю, не понадобятся ли ему новые шины к концу этого опыта держания за руки. Посмотрев вниз на свой большой палец, который нежно поглаживает верхнюю часть моей руки, он поднимает взгляд, ища мои глаза.

— Я просто знаю, что так и будет. Ты прекрасна, Брайони.

— Вижу, твоё лобовое стекло починили, — быстро говорю я, прочищая горло, когда убираю свою руку из его руки, меняя тему разговора. — Как ты объяснил это своему отцу?

Он смотрит на меня секунду, прежде чем заговорить. Секунда, которая говорит о многом. Секунда, которая говорит мне о том, что какой бы разговор с отцом у него ни был, он был достаточно волнующим, раз он задумался о том, что мне сказать.

— Не знаю, заметила ли ты, но в последнее время здесь происходят странные вещи, — говорит он, поворачиваясь лицом к дороге и переводя джип в движения. — Вещи, которые на самом деле не имеют смысла. Это одна из них, — он кивает в сторону лобового стекла.

Мои нервы разгораются, и чувство тошноты снова накатывает. Я хватаюсь за брюки, закрывающие колени.

— Мой друг уехал из города. Он просто… исчез.

Головокружение одолевает меня, и я плотно закрываю глаза.

Сэйнт поворачивается и смотрит на меня, когда я открываю их, и я притворяюсь, что выгляжу смущенной, надеясь, что он не видит меня насквозь.

— Какой друг? Кто? — спрашиваю я, точно зная, о ком идёт речь.

Он вздыхает, оглядываясь на дорогу перед нами.

— Джейкоб Эрдман.

Я чувствую, как слюна скапливается у меня во рту, потребность сглотнуть никогда не была столь острой. Но я не хочу этого делать. Я буду выглядеть виноватой, если сделаю это прямо сейчас. Меня переполняет тревога.

— Ч-что значит… уехал из города?

— Как оказывается, он написал письмо своим родителям, в котором сказал, что хочет покончить с этой жизнью. С религией. Академией. Что он хочет увидеть свет. Истинный свет. Что бы это ни значило.

Эроу.

— Почерк был ужасный, как будто он писал левой рукой, но это всё равно был его почерк, — продолжает Сэйнт, сворачивая на школьную улицу. — Грег и Нэнси в панике. Они в замешательстве, потому что он никогда не вел себя так, будто ему нужна другая жизнь. Эта Академия и наша религия были его жизнью.

Я чувствую, как на моём лбу выступают бисеринки пота. Его рука. Он не мог использовать свою правую руку. Меня сейчас стошнит.

Все мысли и заботы о Джейкобе улетучиваются, как только мы въезжаем на школьную парковку.

— Что это? — говорит Сэйнт, его глаза сужаются, чтобы сфокусироваться на расстоянии, пока он паркуется. — Что там написано?

Снаружи на тротуаре, ведущем к входным дверям, собирается толпа, пока студенты входят в здание. Выйдя из джипа, мы с Сэйнтом берём свои сумки, закидываем их на плечи и идём к группе студентов, собравшихся на улице возле четырёх стеклянных дверей.

Глаза людей обращаются к нам. Ухмылки отвращения, прищуренные глаза, выражающие неодобрение и жалостливые взгляды разочарования находят меня, когда мы подходим ближе. Моё сердце буквально останавливается в груди, когда я вижу граффити.

Нарисованный баллончиком по всему входу в Академию Завета — моя буквальная погибель.

Сэйнт застывает на месте, его глаза перебегают на меня, а по шее поднимается жар. Мои задние зубы скрежещут, ощущение ногтей, пронзающих ладонь, не помогает сдержать гнев на это предательство. Послание сегодняшнего утра стало ясным. Прощение похоже на идею, которая никогда не воплотится в жизнь.

Поперек окон написаны слова, с которых всё ещё капает краска.

БРАЙОНИ СТРЕЙТ — ШЛЮХА ДЛЯ СЭЙНТА

17. Просчитанные вмешательства

Всё разрушено.

Он запятнал мою репутацию. Уничтожил мою усердную работу по утверждению себя в религии, где доминируют мужчины, только для того, чтобы заклеймить меня как шлюху Академии.

Вульгарный. Мерзкий. Всё, чем должен быть психически нездоровый преследователь.

Сэйнт быстро обхватывает меня своей рукой и тянет внутрь здания, пока затихшая толпа шепчет свои секреты. Я знаю, что слухи уже распространяются. Пчелы жужжат, и городские улья узнают, что между мной и Сэйнтом что-то происходит, естественно, предполагая самое худшее.

Но это? Это способно уничтожить всё, ради чего я работала.

— Послушай, Сэйнт, — начинаю я, увлекая его в коридор под лестницей, чтобы поговорить перед уроком. — Насчет сегодняшнего вечера… я думаю, нам нужно просто забыть…

— Нет, Брайони, — прерывает он меня. — Я не позволю им победить. Кто-то всерьез пытается подпортить тебе жизнь, пытается провести клеветническую кампанию против твоего имени, и я не позволю этого. Это не заставит меня отказаться от тебя или от бала, если уж на то пошло.

Он прислоняется плечом к стене, поворачиваясь ко мне, словно защищая меня.

— Но твой отец, и епархия7… все уже говорят. Как мы сможем защититься от этого? — спрашиваю я,