Камень без меча - Аркадий Шушпанов

Глава 7

Идет охота на волков

«Парень старается», – говорил себе Ланселот всю следующую неделю.

Каждое утро Санчо отправлялся в школу, но по пути сворачивал и приходил к наставнику. Довольный рыцарь помимо тренировок загрузил ученика работой по дому, от чистки картошки до сгребания листьев: «Тоже постижение боевого искусства!» Но к кузнечному ремеслу и заточке клинков не допускал: «Созерцай – и только!»

Кукушкин старался, хотя болело решительно все. Руки, ноги и прочее отчаянно не хотело привыкать ни к физическому труду, ни к упражнениям. К тому же Ланселот видел, что на Санчо давит бремя меча, тот незримый камень, который носил на душе каждый из Ордена и который в конечном итоге толкал их на отступничество. Правда, когда в его жизни появился ученик, сам рыцарь этот груз ощущать почти перестал.

Ланселот показал Санчо, как и обещал, всего пару ударов кулаком и три удара ногой: один прямо по голени («Ребром ботинка бей, снизу вверх, а не лягай подошвой!»), другой останавливающий, если кто-то атакует тебя, и еще один носком в низ живота. Кроме того, продемонстрировал несколько трюков, как быть, если тебя схватили, – вроде очень болезненного сжимания носа или не менее болезненного захвата за самые кончики пальцев. Санчо морщился, но довольно хмыкал, представляя, как применит это на некоторых в школе. Но упованиям пришел конец, когда Ланселот настрого запретил ему ввязываться в какие-либо потасовки.

Сават, учил рыцарь, это что-то вроде шахматной партии с помощью ног, где все решает изящный маневр. Санчо, было, заявил, что ловчить и хитрить – это как-то неблагородно. Ланселот ответил, что в боевых условиях мораль разворачивается на сто восемьдесят градусов по сравнению с мирным временем. Что плохого в том, если выиграешь бой хитростью, без убийства?

Кукушкин хотел спросить, а не эта ли привычка хитрить рано или поздно толкает рыцарей сдаваться, когда они обманывают самих себя. Но промолчал. Ланселот же заставлял его тренироваться до двадцать седьмого пота. Кукушкин сбивал костяшки в кровь, когда молотил голыми руками по мешку с опилками.

Несмотря на это, сават он полюбил куда больше другой французской дисциплины – паркура. Но Ланселот оборудовал во дворе полосу препятствий и упорно гонял по ней неловкого оруженосца, а затем обещал отвести на ближайшую стройку.

– А ты думал, как я тебя тогда догнал в первый день? Срезал дорогу через все заборы и сараи. Меч-то я чувствовал.

– Рыцари должны на конях скакать, – запротестовал Кукушкин, – а не по стройкам лазать, как пацаны!

– Оруженосцев издавна учили карабкаться на стены и преодолевать рвы, – сказал Ланселот. – Причем в доспехах. Иначе как бы они замки потом штурмовали? Так что тебе еще повезло.

– Я толстый! – честно заявил Санчо.

– Вот и похудеешь заодно.

Сам Ланселот поражал ученика скоростью движений. Тот слышал, что Брюс Ли, к примеру, мог выполнять удары, которые не успевала фиксировать кинокамера, и ему даже приходилось замедляться. Но Брюс Ли никогда не был в том Броселианде, куда Санчо с Ланселотом путешествовали теперь каждый день. Хотя выражение «каждый день» теряло здесь всякий смысл. На самом деле, прикидывал Санчо, они провели в Мировом Лесу, наверно, месяцы, если считать по здешнему времени.

Он действительно чувствовал, что начинает худеть, а беспощадный Ланселот ежедневно начинал их тренировку с пробежки по лесным просекам, заодно обучая Санчо ориентироваться. У Броселианда имелись парадоксы не только времени, но и пространства. Расстояние между двумя точками, если знать тайный путь, было куда короче земного. За пару дней можно было пройти пешком столько, что выйти в человеческий мир уже где-нибудь в Америке.

Для постоянных тренировок Ланселот выбирал одно и то же место немного в стороне от озера. Под большим валуном рыцарь прятал две пары старых кожаных боксерских перчаток, хотя показывал и такое, чего в перчатках никак не сделаешь. Для фехтования прятать ничего было не нужно: все свое рыцари носили с собой.

А фехтование на Экскалибуре тоже оказалось гораздо более хитрым делом, чем думалось Санчо. Сначала нужно было научиться вызывать его одним мысленным движением. Что-то такое было еще у самураев, когда успех в поединке зависел от мгновенно обнаженного меча. Экскалибур приходил сам в минуту сильного стресса, но рыцарь, учил Ланселот, должен уметь призывать его в любой момент.

Санчо пыжился, точно ковбой, что пытается овладеть искусством выхватывать револьвер из кобуры, а тот в последний момент обязательно чем-нибудь да зацепится. Ланселот сначала просто смотрел на эти ужимки, затем принялся неожиданно атаковать оруженосца, каждый раз приставляя свой Экскалибур к его горлу или груди. Кукушкин сначала не успевал парировать, а потом вдруг сумел.

Но это еще были цветочки. Рыцари сражались, постоянно сменяя образы пластичного клинка. Один выпад мог быть произведен шпагой, другой перейти в сабельный удар, а третий закончиться кинжальным уколом. Ланселот показывал Санчо приемы с разными видами оружия. Казалось, в этом не было никакой системы, и ученик опасался, что вникать во все придется сотни лет долгой и безрадостной рыцарской жизни.

Но и тут вмешались законы Броселианда, отличные от земных. В междумировом Лесу границы тела и сознания становились более размытыми и зыбкими. Навык проникал вглубь, в подкорку и рефлексы, за считаные повторения, а не за годы упражнений. Очень скоро Кукушкин обращался с гранью Экскалибура уже довольно сносно для новичка. У Санчо к тому же, как выяснилось, были очень ловкие руки – наверно, так природа возместила ему эндокринные проблемы.

В конце второй недели Ланселот вдруг вечером отменил занятия и повел Санчо на рыбалку. Разумеется, на то самое озеро.

Кукушкин еще ни разу не держал удочки в руках, а нанизывание червяка на крючок вызывало у него жуткую брезгливость. Но, как ни странно, быстро втянулся. И клевало так, будто рыбу кто-то специально насаживал в глубине – только успевай вытаскивать.

Ланселот сначала по обыкновению криво посмеивался, а потом вдруг перестал смотреть на Санчо и даже вроде бы не обращал внимания на поплавок – только вглядывался в озеро.

А потом они варили уху на костре. Быстро распустилась броселиандская ночь, как темный небесный цветок со множеством росинок. Санчо вглядывался в созвездия и не мог понять, те же они, что на Земле, или уже другие. И вообще, если миры разные, то и космос должен быть разным? Ланселот пересказывал ему то, что сам слышал от Артура, а тот – от Мерлина, который видел все лично и много где был. Миров в Сфере каких только нет. Есть круглые планеты, как Земля, а есть плоские, и никто не знает, что там, за гранью. Есть огромные миры с несколькими континентами и океанами, как Хьёрвард, а есть совсем маленькие, из одной долины и гор вокруг нее.