В открытое небо - Антонио Итурбе

бумаге ощущение бегства, чувство свободы ему трудно. Слова совсем не такие невесомые, какими кажутся, их тянут к земле капли чернил, взлететь им тяжеловато. В те редкие мгновения, когда рука его пишет как бы сама собой, он интуитивно открывает писательский секрет: это как бросать ведро в заброшенный колодец посреди пустыни и черпать воду.

Но, чтобы писать, ему недостает усидчивости. Он тут же встает со стула и начинает ходить туда-сюда. Выходит на улицу и нарезает круги по кварталу. В один из таких вечеров он проходит мимо магазина игрушек, видит в витрине электрический поезд, бесконечно бегущий по закольцованным рельсам, и сам себе говорит: я – этот поезд. Пару дней назад ему удалось минутку поговорить с Лулу по телефону, а больше она не могла – совершенно не было времени: начиналось ее занятие по теннису. Тони говорил ей, что им нужно встретиться, а она, улыбаясь, отвечала, что да, конечно, но вот только сейчас ей нужно бежать в одно место или в другое: на благотворительную лотерею, на чашку чая в суперэлегантном доме, на урок пения, в семейную ложу на оперу… Он-то знает, что Лулу будет бегать из одного места в другое, нигде надолго не задерживаясь, чтобы не сгореть. Играет с ним в прятки по всему Парижу.

Однажды вечером, после нескольких дней без единой весточки о ней, без предупреждения он является на улицу Ла-Шез. Он обручен с хозяйской дочкой, но, когда объявляет, что хочет видеть Луизу, мажордом с холодным презрением интересуется, кто ее спрашивает. Ему кажется, что все в этом доме вступили против него в заговор.

Мажордом объявляет, что мадемуазель де Вильморен уехала в путешествие, но оставила для него письмо. Ему бы очень хотелось, чтобы на лице его не промелькнуло ни тени изумления, и он делает сверхчеловеческое усилие, замораживая предательские лицевые мышцы. И как только вновь оказывается на улице и сворачивает за угол, торопливо вскрывает конверт.

Написанные с легким наклоном строчки сообщают ему, что она вынуждена срочно отправиться в Биарриц, навестить приболевшую бабушку. И совершенно точно пробудет там довольно долго. «Так что у нас будет время, чтобы разобраться в наших чувствах», – говорит она.

Разобраться в наших чувствах, навести в них порядок…

Он прислоняется к стене. Голова идет кругом. Он спрашивает себя, могут ли чувства быть разобраны и упорядочены, как стопка полотенец в шкафу.

Ноги у него подгибаются. Он бредет домой, шатаясь, будто пьяный.

Лулу потребуются недели, чтобы узнать, каковы же ее чувства. А ему – ему хватит секунды, чтобы досконально выяснить, что он любит ее до безумия!

Он нервно дергает себя за волосы, но отгоняет дурные предчувствия: моя любовь к ней так велика, что ее и на двоих хватит.

Ответное письмо Луизе стоит ему трех бессонных ночей. Комочки мятой бумаги с отвергнутыми вариантами образуют на полу его комнаты горную цепь. Ему хочется сказать, как сильно он ее любит, но в то же время не хочется перекрывать ей кислород. Он знает, что Лулу нужно, чтобы вокруг веяли сквозняки, чтобы ничто ее не сковывало. Он не хочет дать ей понять, что раздавлен, ведь не в его интересах, чтобы она подумала, будто в своем унынии он винит ее. Но в то же время не хочется переборщить с наигранной веселостью, чтобы у нее не сложилось впечатления, будто ее отъезд ему безразличен. И вот он пишет и рвет и снова пишет и рвет. Написать письмо оказывается труднее, чем стихотворение: в поэзии чувства влекут за собой слова. А в этом письме, столь для него важном, решающем, слова должны потащить за собой чувства, должны поднять их за собой вверх по горной дороге, как доставщики грузов на Эверест.

Тетушка Ивонна уже успела привыкнуть к тому, что, когда он возвращается вечером с работы домой, первым делом он бросается к столику с почтой и роется в бумагах, словно дикий кабан. И день за днем кабан, понуро повесив голову, уходит к себе в комнату.

Наконец-то от Луизы приходит ответ, и он несется вверх по лестнице с письмом в руке. И глубоко вздыхает, прежде чем надорвать конверт: там внутри таится либо его счастье, либо – горе. Он ожидает чего-то определенного, чего-то хорошего или чего-то плохого: да или нет. Однако то, что он читает, повергает его в еще большее смятение, чем раньше: она рассказывает о погоде в Биаррице, о прогулочной тропе вдоль моря, пробитой за пляжем, в скалах, захлестываемых волнами, когда штормит, о так понравившейся ей книжке Рембо, о вечерних салонах, где собирается местная публика, а также съезжаются лучшие семейства со всей провинции, об одной служанке-румынке, которая рассказывает леденящие кровь истории. Ни одного слова об их отношениях. И прощается она нейтрально: «твоя такая-то с самыми теплыми чувствами».

Так проходят его дни: он ждет писем, которых или нет, или они содержат бытописательские зарисовки, избегая самого главного. Недели складываются в месяцы, и его первоначальное состояние на нервах понемногу трансформируется в меланхолию. Флотилия бумажных корабликов села на мель. А накладные фабрики Тюильри-де-Бурлон никогда еще не уходили в архив, столь густо разрисованные разными каракулями.

Приближается Рождество, и он решает ехать в Биарриц. Нужно взять замок штурмом, чтобы вызволить пленную принцессу. Сейчас или никогда.

Он уже знает, что Вильморены – игроки опытные и что если он хотя бы намекнет о намерении нанести визит в их фамильный замок, то может столкнуться с уклончивыми ответами и отговорками. О своем приезде он извещает Лулу всего за сутки, телеграммой, чтобы его не успели отговорить: «Скучаю по тебе. Приеду завтра в воскресенье к чаю провести с тобой вечер. Тони».

И вот он сидит в поезде, много часов в поезде, который медленно перемещает его из Парижа в направлении Восточных Пиренеев, к вокзалу «Миди» в центре Биаррица. И думает, как легко было бы добраться туда самолетом. И улыбается, лишь вообразив тот переполох, который поднялся бы, приземлись он неожиданно в саду бабули Вильморен.