Наследники - Олег Мушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На ощупь та казалась нетронутой. Привычно набросив на место блокиратор, Панкрат вскрыл хранилище. Внутри было пусто. Только внизу натекла крошечная лужица питательной жидкости. Должно быть, в прошлый раз Панкрат не до конца перекрыл подачу. Развернув на ощупь мозг, взломщик очень старательно установил его на место и подключил к питанию. Потом вытащил провод, подключая имплант за ухом к панели управления. Писк возвестил, что система работает.
– Надеюсь, Алёна, всё получилось, – прошептал Панкрат, и вошел в некросеть.
Певица сидела у окна, подперев подбородок кулачками. Перед ней лежал большой лист бумаги. Мелким убористым почерком на нем были в три столбца перечислены имена и фамилии. Первый столбец был озаглавлен "точно убийцы", второй – "уроды", третий – "козлы". Когда Панкрат перемахнул через зеленую рамку, Алёна вскочила навстречу.
– Наконец-то! Чего ты так долго?
– Извини, искал твоего убийцу, – Панкрат развел руками.
– Нашел?!
– Да. Хотя не думаю, что тебе это понравится.
– Кто бы сомневался, – буркнула Алёна. – Да рассказывай же!
Панкрат вздохнул и присел на краешек стола.
– Хорошо, – сказал он. – Помнишь своего продюсера в прошлой жизни?
– Помню, – Алёна уверенно кивнула. – Александр Иванович. Он ко мне всегда очень хорошо относился.
– Сдается мне, даже слишком хорошо, – заметил Панкрат. – Ты не замечала у него к тебе особых чувств?
– Ну, в общем, да, было дело, – явно смущаясь, признала Алёна. – Подкатывал он ко мне с этим делом, но я его послала. Вежливо, конечно. Что я, совсем ничего не понимаю, что ли? Только он же мне в отцы годился!
– И тем не менее, очень похоже, что он тебя всё-таки любил. Ладно, вернемся еще к Николаю…
– Да ну его, – Алёна отмахнулась.
– А вот и не да ну, – строго сказал Панкрат. – Ты по нему как на танке проехала, а он настучал этому Александру Ивановичу, что якобы у тебя любовник и ты с ним удрать собралась. Он, знаешь ли, взбесился. Выкупил всё имущество, чтоб тебя с пустыми руками оставить. А в это имущество, кстати, входили и три наших рабочих клона.
– Ну да, были такие, – Алёна неуверенно кивнула.
– Были, – уверенно заявил Панкрат. – Я их в своем прошлом видел. Один из них так настроил оборудование, чтобы жар-птица превратилась в курицу-гриль. Вот только самодеятельностью клоны не занимаются. Они выполняют приказы, и только те приказы, которые отдал хозяин. А хозяином на тот момент был Александр Иванович. Вот такие вот горячие чувства.
– Ох, да не хохми ты, – проворчала Алёна, вглядываясь куда-то в невообразимую даль. – Слушай, точно. Вижу его в зале. Вижу его глаза. Боже ты мой, разве можно так ненавидеть?!
Панкрат пожал плечами и поднял руку, думая по старой, еще с той жизни, приобнять расстроенную сестру за плечи, но кисть в белой перчатке сгребла в пустоту. Алёна Май стремительно таяла. Последними исчезли перья, прошелестев на прощание "спасибо".
А потом таять начала комната. Стены оплыли, точно воск. Панкрат рванулся к рамке. Один ее угол отклеился и трепетал на невидимом ветру. Пол под ногами превратился в вязкое болото. Панкрат ухватился за край рамки и рывком перебросил себя на другую сторону. Когда он обернулся, за перекошенной рамкой сиял солнечный свет. Такой яркий, что смотреть было больно. Потом рамка свернулась в символ.
– Прощай, Алёна, – сказал Панкрат, и вышел в реальный мир.
Время снова полетело стрелой. Панкрат стремительным тушканчиком проскакал к выходу. Здесь ничего не изменилось. Проход по-прежнему перекрывало красное поле. Развернув на голове выдранную подкладку, Панкрат сконцентрировался на образе клона модели Би. Без шлема подкладка сидела не совсем ровно и всё норовила съехать на глаза.
Над головой взвыла сирена. Должно быть, его побег обнаружили раньше, чем он рассчитывал. Панкрат выдохнул, и невозмутимо шагнул прямо в поле. Для старины Би тревога – не помеха в работе. Главное, чтоб в него не стреляли. А в других – это пожалуйста. Он не гордый, он снова всё приберет и помоет, и разорванные в клочья трупы сложит каждого в свою корзинку. При мысли о корзинке Панкрату стало жутко, но он уже был по другую сторону. Настоящий старина Би в этот момент натирал воском перила на лестнице и даже головы не повернул, когда Панкрат на цыпочках прошмыгнул мимо.
К счастью, мусорные баки еще не вывозили. По расписанию они отправлялись на свалку только по понедельникам, но если переполнялись раньше, то и вывозились раньше и предугадать это, увы, никак было нельзя.
Выдохнув, Панкрат с головой нырнул в угловой бак. Гидрокостюм был там, перемазанный гнилью как снаружи, так и изнутри. Разворачивая его, Панкрат невольно всё-таки разок вздохнул, и его чуть не вывернуло в этот же бак. В кино Лана Кроли непременно произнесла бы: "О, Боже, что за вонь?". Панкрат предпочел промолчать. Любое сказанное слово обернулось бы новым вдохом.
С тяжелым вздохом Панкрат утопил в гнили одежду и ботинки, и, вздрагивая от брезгливости, влез в склизкий от гнилых мозгов гидрокостюм. Тихое шуршание возвестило, что кто-то проходил через шлюзовую комнату. Панкрат торопливо соскользнул в бассейн.
Если акулы действительно ориентировались исключительно по запаху, как заверял его как-то по случаю дядя Миша, то для них взломщик должен был выглядеть их давно сдохшей подругой. Проверить это на практике, правда, не довелось. Сигнал тревоги собрал акул к платформе, после чего две твари ринулись вниз, к выходу из внутреннего бассейна, но к тому времени Панкрат уже успел убраться оттуда.
Каменистое дно было чертовски неровным. Кое-где обросшие водорослями скалы высовывали обломанные вершины практически на поверхность, а буквально по соседству с ними темнели глубокие трещины. По одной из них Панкрат добрался почти до самого берега.
Выплыл он к старому заводскому причалу. Завод уже сотню лет пользовался новым, а этот ветшал в забвении. Охрану отсюда давно сняли. Заборы из красного кирпича покосились, а местами и просто рухнули. Густые заросли напирали на заброшенные строения. Сквозь мостовую подъездных путей пробивалась трава. Вечером в этом мрачном месте собиралась молодежь, а ночью иногда встречались серьезные бандиты. Еще тут снимали "Зубастое море" с Ланой Кроли. В городе многие верили, что именно на этом причале сняли ее первую откровенную сцену, но Панкрат сомневался. Тут всегда ветрено и, скорее всего, снимали всё-таки в павильоне.
На причале стояла Ти, всем своим видом выражая тревогу. У Панкрата отлегло от сердца. Он и сам не
