Курсив мой (Часть 5-7) - Нина Берберова

Замечательная мысль, но скучно сказано о "полезных соках". "Собственное совершенство" - замечательно.

Март

На улице Тольбиак есть приют для рожениц. Туда поступают беременные за шесть недель до родов. Преимущественно проститутки, или жены пленных, рожающие от немцев, или четырнад-цатилетние девочки, которым деваться некуда. Они живут в тепле, ничего не делают и сыты. Им даже выдают орехи. Девять десятых женщин отдают младенцев в воспитательный дом, половина мечтает, чтобы ребенок "сдох". Вечерами беременные иногда танцуют друг с другом под граммофон.

Март

Русские много плачут. Галичане, рабочие у Дебора, тоже - по сравнению с французами, которые никогда не плачут. Когда у Ивана умер брат (галичанин), он так убивался, что вся французская деревня пришла на него смотреть: они никогда ничего подобного не видали. Когда Биянкур был бомбардирован в воскресенье, толпы народу пошли туда гулять, из подвалов раздавались стоны откапываемых, а на улицах смеялись, целовались и ели бутерброды.

Жена художника Т. (француженка) сказала мне, что июньская катастрофа была "ни к чему" (взятие Парижа немцами).

Их поэты, кажется, никогда не пророчили "о, если б знали, дети, вы" или "исчезни в пространствах, исчезни!".

Апрель

Рассказ о матери и дочери.

Бежали в июне от немцев. Мать - барыня, аристократка, дочь ей покорна во всем. Засели в какой-то брошенной ферме, доят коров, которые подходят к ним и мычат, чтобы их доили. Находят в погребе сенегальца, раненого. Лечат его. Пригревают. Он выздоравливает и служит им. Преданный, чудный человек, полуинтеллигентный, нежный, тонкий, вроде черного князя Мышкина. Обе женщины (уже немолодые) находят вдруг смысл и даже утешение в происходя-щем. Они возвращаются в Париж, все трое. Но на границе "оккупированной зоны" немецкий солдат убивает негра.

Апрель

Ночью 3 марта, когда англичане и американцы бомбардировали Биянкур, несколько бомб упало на Биянкурское кладбище. Луна была в облаках. От взрывов разлетелись могилы. Кости, черепа, тела носились по воздуху, и носились плиты, гремя друг о друга. Еще теперь видны зияющие дыры, сломанные кресты, треснувшие памятники, мраморные ангелы с отбитыми крыльями. Кости убраны, их убрали в первые четыре дня, когда кладбище было заперто.

Могила Ходасевича не пострадала, но теперь он оказался окружен могилами убитых во время мартовской бомбардировки - около тридцати могил окружили его, целые семьи так и идут кругами: отец и мать Робер, пятеро детей Робер, бабушка Куафар, дети и внуки Куафар и т.д. Среди всего этого его серый крест.

Июнь

21-го была в Париже. Этот день может оказаться памятником нашего времени - снижения нашей культуры, убожества и пошлости нашей жизни. Так все сошлось, что и не выдумаешь. Побывала в трех захолустьях и под конец я поняла: что-то случилось с нами со всеми, непоправимое.

Началось с панихиды в армянской церкви по Р. После панихиды были речи. Прославлялся человек, который после себя не оставил ничего: ни поэмы, ни начатого дела, ни просто мысли, только потому, что он в конце прошлого века лично знал таких-то и таких-то армянских общественных деятелей. Он знал Патканяна и Туманяна, когда ему было двадцать пять лет, а теперь ему было под семьдесят, и он всю жизнь был банкиром и стриг купоны со своей юности.

Затем в 4 часа, в зале Русской консерватории, было чтение Шмелева. Было много народу, все почти - старше шестидесяти лет и несколько детей. Из литераторов - Тэффи, Зайцев, Карташев, Сургучев...

Читал Шмелев, как читали в провинции до Чехова: с выкриками и бормотаньем, по-актерски. Читал захолустное, елейное, о крестных ходах и севрюжине. Публика была в восторге и хлопала. Да будет тебе земля пухом, великая держава!

Вечером мы пошли на "Дон Карлоса" в Одеон. Предприимчивый французский переводчик "спрятал" политику и "подчеркнул" любовь.

Суррогат наш насущный даждъ нам днесь!

Июль

Олю взяли и увезли в 8 часов 30 минут, в четверг 16-го.

Июль

Я как-то спросила Мари-Луизу, бывает ли у них, что идут под венец, не будучи любовниками? Она сказала, что это бывает только в браках по расчету, когда понятно, что он не живет с невестой, потому что ее не любит, и у него есть другие, до последнего дня или даже сохраняются дольше. В браках по любви "не жить" вместе до свадьбы было бы подозрительно.

Июль

Была на квартире Оли и взяла там два чемодана книг, бумаг и несколько вещей Ходасевича.

Все было в ужасном хаосе: чулки, рукописи, лоскутки материй, клубки шерсти, книги, еда. Пойду еще, чтобы разобраться. Не могла найти многого (например - писем Сологуба). Среди комнаты валялись какие-то документы, между ними - ее аттестат из петербургской гимназии.

Июль

Старик А.А.Плещеев, 85 лет (?), почти слепой, ходит с белой палкой, рассказывает о Некрасове и Достоевском, которые его когда-то по головке гладили. Когда ему нужно перейти улицу, он обращается к прохожим: траверсе муа. Однажды ему подали милостыню.

Август

Нашла в бумагах Ходасевича стихи "Нет, не шотландской королевой". Он не хотел их печатать при жизни. В 1935-1936 годах шел в Париже фильм с Катрин Хэпберн. Она была на меня похожа (в "Последних новостях" меня этим дразнили). Помню, однажды Ходасевич сказал мне: "Вчера мы были на "Марии Стюарт" и видели твоего двойника. Очень было приятно".

Август

По настоянию Веры 3. была в гостях у архимандрита Киприана. На стене висят Лев Толстой, Блок и Бердяев. Это мне не понравилось. Книги, лампада, узкое ложе.

Я сказала ему:

- Я не о грехах своих сетую. Я не чуда хочу. Догма меня не трогает. Я не хочу ни Ефрема Сирина, ни Иринея Елеонского. Я говорю о том, кто сказал "блаженны плачущие". Я - плачущая, но я не утешусь. Все это ложь.

Он сказал:

- Церковь - хранительница полноты истины. То, что вы говорите, ересь.

Я спросила его, почему, если церковь обладает полнотой истины, а он сын церкви, он так мрачен? Почему не радуется?

Он ответил, что он всю жизнь был отчаянным пессимистом и что это, вероятно, оттого, что он физически больной человек.

С больным человеком говорить мне стало неинтересно, и я ушла.

Август

Я никогда не любила Некрасова. В его патетике есть что-то комическое. Он рассчитывал не на те эффекты, которые получались. Метафоры его уже в его время были штампами. Время от времени я перечитывала его, чтобы себя проверить. И все больше не любила его. "И пошли они, солнцем палимые" точно дело в Африке происходит, а не в Москве! Символика его примитивна: дурная погода - дурное правительство, хорошая погода - будущие реформы. Демагогия его в вечном возвращении к образу матери: а ведь это только был прием, чтобы вызвать в читателе слезу!

Август

Немецкая армия под Тихорецкой и под Сталинградом.

Август

По Парижу ходят рассказы приехавших из Крыма и с Украины:

1. Как один грузин в Крым мирру привез. И как жители думали, что ее надо на хлеб мазать.

2. Про то, как под Полтавой один город три недели питался одним казеином.

3. Про мальчика, который вместо салазок катался с горы на мертвом немце.

4. О том, что детвора считает, что без сапог жить лучше: легче от милиционера убежишь.

Сентябрь

А как начиналась любовь?

Через внешнее. В лице, за минуту до того чужом, играла улыбка, шутка вперемежку с умом, и глаза говорили, и была прелесть облика: линии волос, теплоты рук, аромата - или запаха - тела и дыхания. Голос. Да, голос всегда играл большую роль, и интенсивность жизни в лице. И только позже, через силу любви, познавалось мной нутро человека. И через эту любовь, как-то чудесно и мгновенно окрепшую, я приноравливалась к этому нутру, уже считая это счастьем. А до "черт характера" и "вкусов" мне никогда не было дела.

Но это внешнее ощущение "начала" не имело никакого отношения к красоте или даже привлекательности человека. И ничего не было головного во мне - ни в первом впечатлении, ни в "приспособлении" меня к другому человеку. Да, приспособление было всегда одной из женственных радостей. И я жалею тех женщин, которые ее не знают. "Приладиться" - не только не унизительно (кто выдумал эту глупость?), но необходимое условие блаженства.

Ноябрь

Жила на свете мадам Шассен. Весила 112 кило, была косая и похожая на свинью. Звали ее Жизель (66 лет).

Откормили они с мужем свинью, зарезали и съели. А ночью мадам тихо умерла - переку-шавши. И никто не удивился, потому что это была совершенно естественная смерть для нее. И только я громко смеялась, когда мне это рассказали.

Ноябрь

Читаю "Историю государства Российского".

Со времени Симеона Гордого (чем гордого, собственно?), если считать 75 лет, то в России непрерывно "свирепствовали различные моры". Они "опустошали целые города". От этих 75 лет ничего не осталось - ни памятника зодчества, ни рукописи, ни иконы, ни идеи - только постоянные сражения с монголами и Литвой, междоусобия князей. А ведь 75 лет - это значит два поколения! Были же среди этих поколений люди с душой, талантливые, предприимчивые? Или их не было?