Игра в любовь - Анна Морозова

— На тебя похож - улыбается бывший друг - Такой же колючий.

— А ты плющ садовый - язвлю я - Как прицепишься, аж бесит.

Матвей начинает заливисто хохотать и мои губы в порыве эмоций ползут вверх. Он весь такой легкий, непринужденный, и совсем не изменился, словно не было этих пяти лет. На время я позволяю себе заглушить старые обиды и просто наблюдаю. Несомненно, за такой длительный срок, Матвей изменился - как внешне, так и в характерном плане. Он стал более заматеревшим, где-то серьезным и властным. Не таким как Дима конечно, но вполне достойным. Мне нравится его новая стрижка, она выражает глубину зеленых глаз и подчеркивает лицо. А еще он хорошо целуется.

Так, стоп, а это-то тут причем? Почему из моих мыслей до сих не выветрился наш поцелуй? После вчерашних искрометных фейерверков, Матвей должен был остаться размытым пятном. Но подсознание решило по своему. Его не обманешь…

Признаю, да, меня задело поведение Мота. И даже не потому что он мой друг в прошлом, хотя и это наложило свой отпечаток, а потому, что тот поцелуй вызвал противоположный эффект действительности. Я не оттолкнула вовремя по причине личного порыва и желания. Это не пугает, ведь мне на него всё равно, но настораживает, что само собой не есть хорошо.

Если человек способен взыграть твоим эмоциям - ты в полной заднице. А если это еще и бывший, лучший друг, то умножай весь этот звездец на два и получишь верное решение, которого у меня конечно же нет. Как и нет логичного объяснения, почему я до сих пор не могу забыть наш поцелуй.

Глава 10

— Я скучаю по тебе - его слова как гром среди ясного неба. Он больше не смеётся и даже не улыбается. Серьезный, цепкий взгляд впивается в моё лицо, отчего оно начинает покрываться алыми пятнами. Нахмурившись, отворачиваюсь. Не хочу его видеть, не могу. Слишком больно. Зачем он это говорит? Для чего пытается расковырять рану в моём и без того изувеченном сердце. Всё давно уже в прошлом.

— Зачем ты мне это говоришь? - Пытаюсь звучать спокойно, но голос предательски дрожит. Закрываю глаза, втягиваю спасительного кислорода, и что бы хоть чем-то оправдать свое нежелание поворачиваться, подхожу к раковине и включаю воду. Там стоит одна единственная чашка, которую я намыливаю без конца.

— Не убегай от разговора. - Сквозь шум воды доносится голос Матвея.

— Отвали - шепчу себе под нос, продолжая натирать кружку с таким усердием, что кажется она скоро заблестит, словно кусок золота под яркими лучами солнца.

— Лера, прекрати меня игнорировать. Я хочу поговорить, хочу объяснится. Каждый человек имеет право на ошибку. За свои я расплатился сполна.

Не выдержав я все же разворачиваюсь, со злости сжимая несчастную губку, с которой стекает мыльная пена. Лазерными лучами парализую бывшего друга, и плевать, что он увидит мои слезы. Да, они стекают по щекам, но это такая чушь, по сравнение с тем, какой вихрь творится в душе. Вижу как его лицо искажается в болезненной гримасе, а сам он порывается встать.

— Не смей! - Кричу не своим голосом и Матвей замирает. Садится обратно. Смотрит и молчит. Я тоже молчу, да и что говорить-то? Мне хочется чтобы он ушел, но вместо этого я озвучиваю совсем другие мысли, которые сжирали меня все эти дни:

— Для чего ты поцеловал меня?

Меня правда волнует его порыв, потому что не смотря на предательство, мы были друзьями. ДРУЗЬЯМИ, но не больше.

Матвей вздыхает, чешет затылок, кончик носа. Волнуется? Очень похоже на него. Я затаиваюсь в ожидании и даже задерживаю дыхание, когда он начинает объяснятся:

— Это случилось семь лет назад на Новый год. Мы отправились на площадь, чтобы посмотреть салют, а потом пошли на каток. Помнишь?

Чуть заметно киваю. Прекрасная была ночь, я бы даже сказала чудесная. Матвей учил меня кататься на коньках, всё время подшучивая над моими нелепыми попытками езды. Но блин, какое это имеет отношение к моему вопросу?

— Так, вот, именно в ту ночь я понял кое-что…

— Что ты понял? - Шепчу чуть охрипшим голосом комкая одной рукой край футболки.

— Что ты для меня больше, чем просто друг.

Удар, вспышка, снова удар. Мои глаза округляются, а рот широко раскрывается. Сердце то замедляется, то пускается в пляс, а в голове набатом стучит подверженная в шок фраза: больше, чем друг, больше, чем друг…

Это то, что я думаю?

— Матвей? - В растерянности смотрю на своего собеседника - Хочешь сказать…

— Да - кивает - Это именно то, что я хочу тебе сказать. Я влюбился. Это так предсказуемо начать чувствовать то запретное чувство к лучшей подруге, но я ничего не мог с собой поделать. Ты такая чистая, искренняя, настоящая, красивая в конце концов. У меня просто не было шансов устоять перед такой девушкой. Но так же я понимал, что ты слишком маленькая и боялся напугать тебя, поэтому принял позицию друга.

Моё сердце дрогнуло от такого откровения. Как я могла не заметить? Как? Или просто не хотела этого делать? Ведь были звоночки. Странные прикосновения, слова, о том, что мы хорошо смотримся вместе. Но я воспринимала это за шутку, да и в принципе даже представить не могла нас вместе. А сейчас, сейчас кажется всё логично и понятно. Кроме одного:

— Раз ты так меня любил, почему тогда уехал? Бросил, отказался? Почему, Матвей?

— Потому что любил - всё так же глухо отвечает он. - Потому, что больше не мог справляться со своими чувствами и мне было очень больно. Ты не представляешь, что я испытывал, когда ты объявила о своей любви к Громову. Словно весь мир, что я строил по крупицам, в одночасье рухнул, оставив после себя пепел раздора. Помнишь, что я спросил тебя за день до уезда в Москву?

— Ты много чего спрашивал.

— Я спросил, а вдруг, гипотетически один из нас влюбился в другого, чтобы тогда было? А ты ответила, что во-первых, такого никогда не случится, а если бы и произошло, например с твоей стороны, ты бы сделала все, чтобы это исправить. Нашла бы выход, попробовала разлюбить, отдалилась на время. Помнишь, Лер?

Перед глазами проносится весь наш разговор пятилетней давности, и он словно