Там, где меняют законы (сборник) - Юлия Латынина

Итак, в восемнадцать ноль-ноль Вячеславу Извольскому позвонил председатель правления банка «Ивеко».

– Мы готовы вернуться к вопросу о покупке акций завода, – сказал невидимый собеседник из московского своего кабинета.

– Хрен ты в сраку получишь, а не акции, – заявил Извольский. По правде говоря, вместо слова «хрен» он употребил другое, более короткое.

Собеседник помолчал, а потом ответил:

– Я боюсь, что хрен в это самое место получите вы. Когда станут коксовые батареи. Ведь у вас кокса осталось на три дня?

– За три дня многое чего может случиться.

– Если мы достигнем принципиальной договоренности о продаже акций, – сказал москвич, – то я могу вам гарантировать, что правительство перечислит шахтерам требуемые ими деньги. И они уйдут с рельс.

– А если не достигнем? – спросил Извольский.

– В таком случае, боюсь, наше правительство проявит принципиальность и не пойдет на поводу у кучки безответственных забастовщиков.

– А пошел ты на… – сказал Вячеслав Извольский и бросил трубку.

Николай Черяковский, подельщик Вадима, жил на улице Белой в одноэтажном бараке, длинном, как железнодорожный состав. Барак был разделен забором на три части. Перед бараком росла смородина и кабачки, и на грядке с капустой трудилась хорошенькая девушка.

При виде темно-зеленого внедорожника, притормозившего напротив забора, девушка оглянулась и стала отряхивать руки и платье.

– Сударыня, – церемонно осведомился Черяга, – а где бы мне найти Колю?

– А вы кто такой? – сказала она.

– А я Чижа брат.

– Не знала, что у Чижа брат есть.

Черяга вынул паспорт и вручил его девушке через забор. Девушка изучила паспорт внимательно, словно на пограничном контроле.

– Везет же, – сказала она, – прописка московская. Нету Коли. С дежурства не приходил.

– А где он дежурит?

– Как где? В банке.

– А я думал, его вместе с Чижом выгнали.

– Выгнать-то выгнали, а потом обратно взяли. И Антоху взяли.

– А Чижа чего не взяли?

Девушка пожала плечами.

– А чего ему? Он у Негатива близким стал.

– А как Коля с Чижом – не поссорились?

– Да чего поссорились, – вздохнула девушка, – как закладывали вместе, так и…. А вы пьете?

– Не очень. А когда братана-то завалили, кто за рулем сидел?

– Да Антоха и сидел! Представляете? Приходит утром Коля с дежурства, весь белый, и рассказывает: «Во дела! Слышала, пикет замочили? Чиж с Антохой повезли колбасу рабочим, как началась стрельба, Антоха по газам и уехал в натуре. Дружбана бросил! Да ему за это дело яйца оборвать мало».

– Оборвали?

– Что?

– Ну, Негатив Антохе яйца оборвал, чтобы неповадно было подельников бросать?

– Да вроде нет.

– А вы сказали, Коля в ту ночь дежурил в банке. Он один дежурил или нет?

– Они вдвоем всегда дежурят, на пару с Чаном.

– А Чан – это кто?

– Владимир… не знаю, как фамилия.

– А живет где?

– На Парковой, в самом конце, такой желтый домишко. А номера я не помню Просто мимо проезжали. Вы если к нему поедете, спросите, где Коля. Хоть позвонил бы!

Желтый домишко на Парковой насчитывал аж два этажа и в этой части города смотрелся как небоскреб. Перед домишком был палисадничек, а перед палисадничком – огромная лужа. По краю лужи размещалась скамеечка, на которой потребляли пиво два представителя пролетариата, временно покинувших рабочее место на рельсах.

Черяга осведомился у пролетариата, где ему найти Володю и, получив ответ, поднялся на второй этаж.

Деревянная дверь квартиры банковского охранника была слегка приоткрыта, и перед дверью сидела кошка и восторженно нюхала доносящиеся оттуда ароматы. При виде Черяги кошка подняла хвост и слиняла.

Черяга осторожно побарабанил пальцами по двери: тихо.

Черяга постучал еще громче. Никакого ответа.

Черяга нажал на ручку двери и вошел внутрь.

Однокомнатная квартира была вся заставлена бутылками. Запах давно не мытого туалета мешался с вонью протухшей селедки. Черяга переступил через разбитое зеркало, валявшееся прямо в коридоре, и вошел в кухню.

В крошечной кухоньке, между раковиной, уставленной немытой посудой, и обеденным столом, сидел человек. Он сидел на полу, вытянув ноги и прислонившись спиной к батарее. Рожа его и куртка были обильно заляпаны кровью, и Черяга понял, что перед ним покойник. Главной отличительной приметой покойника были разные носки: один красный, другой коричневый, и оба с дыркой на пятке.

В этот момент покойник открыл глаза и хрипло сказал:

– Дай водки.

Черяга сходил в ванную, отыскал там полотенце, менее вонючее, чем прочие, и намочил его холодной водой. Вернувшись в кухню, Черяга присел на корточки и принялся обтирать рожу Чана. Рожа была раскрашена не хуже жестовского подноса.

– Кто тебя так? – спросил Денис.

– А ты кто такой?

– Брат Чижа. Москвич. Так кто тебя?

– Голова. Шеф наш. Совсем подвинулся на своем кабеле.

– Каком кабеле?

– Который позавчера возле банка сперли. А я что? Я чего видел? Я спал, как на партсобрании.

– На дежурстве спал?

– А чего вдвоем дежурить? Мы с Колькой посидели, культурно пузырек раздавили, ну, я и задремал как-то.

– А Колька не спал?

– Да вроде нет, – сказал Чан.

– Ментовку вызвать?

– Ты что, по жизни пришибленный? Мне твоя ментовка, как хрен опущенному. Водяры дай. В холодильнике есть.

Денис послушно распахнул холодильник, но водки там не нашел. По правде говоря, в холодильнике вообще ничего не было, кроме древней пачки сметаны и белой бахромы сосулек, свисающих с морозилки.

– Нету водки, – сообщил Денис.

– А, козлы! – изрек Чан, – ну ладно, по роже они мне навешали, а зачем водку-то увели? А у тебя, кореш, в натуре, запасца нет?

– Не, – сказал Денис, – что было, употребил.

– То-то от тебя одеколоном пахнет, – глубокомысленно изрек Чан.

Денис не стал разочаровывать бедолагу и объяснять ему, что одеколоном от него пахнет вовсе не потому, что он одеколон пил.

– А что, Голова, – он в натуре такой крутой, что за провод задницу отдерет? – полюбопытстовал Денис.

– Да не, он так, ничего мужик и перед Негативом шестерка, – сказал Чан, – а тут взъелся до не могу. Ну прям не кабель из банка у него потырили, а хрен из штанов.

С этими словами Чан сделал попытку подняться, но ввиду легких телесных повреждений, а также общего расстройства организма, вызванного значительным превышением нормы алкоголя в крови, поскреб ногами по полу и остался, где был.

– Слышь, Чан, – спросил Денис, – а Негатив Премьеру предъяву делал? За моего братана?

– Кунак делал, – сказал Чан, – на завтра стрелку забили.

– Где?

Чан икнул. Черяга повторил вопрос.

– Забыл, е-мое, – сказал Чан. – А тебя что, не звали?

– А стрелка-то мирная? – задумчиво спросил Денис.

– Да не поцапаются! Премьера-то тоже Князь на город ставил, в один общак платят. Премьер живет по понятиям… Слышь, братан, сгоняй за зельем? Душа не встает…

– Я сгоняю, – пообещал Денис, – а ты мне вот что скажи: неужто мой братан и впрямь в эту Ольгу так втрескался? Не побрезговал?

– Олька Барыня девка умная, – сказал Чан, – она у Негатива два месяца жила, как сыр в масле каталась, пока он ее на чужой скалке не застукал…

– И что ж? Негатив к брату не ревновал?

– Кого ревновать-от? Мокрощелку? – Чан громко икнул, – так вона их как ос в гнезде… Западло давалку-то ревновать будет…

Когда, через пятнадцать минут, Черяга вернулся в квартиру с четырьмя бутылками самой мерзкой бормотухи, которая только нашлась в ближайшем ларьке, новый его знакомый похрапывал, окончательно свалившись под стол. Ноги в разных носках сиротливо торчали из-под длинной скатерти. Черяга осторожно сгрузил рядом с Чаном бутылки и вышел.

Если, не дай бог, Чан проснется до завтрашнего полудня, то первым предметом, который предстанет пред его ясные очи, станет батарея поллитровок из комка. Вряд ли Чан успеет протрезветь настолько, чтобы поведать коллегам о визите московского братана. Если же в пятирублевых бутылках окажется метиловый спирт или еще какой антифриз, – что ж. Что-то подсказывало следователю по особо важным делам Денису Черяге, что чрезвычайных угрызений совести по поводу преждевременной кончины некоего Володи по кличке Чан он испытывать не будет.

Около шести вечера в приемной Извольского, по обыкновению задерживавшегося на комбинате допоздна, запищал селектор, и приятный голос секретарши сказал:

– Это лидер шахтерского профсоюза. Депутат Луханов.

Извольский взял трубку.

– Здравствуйте, Вячеслав Аркадьевич, – услышал он, – я бы хотел встретиться.

– Зачем?

– Повторить свое предложение. Я же понимаю, насколько вы влиятельный человек в области. И насколько велико ваше влияние на депутатов ЗАКСа. Я повторяю свое предложение – как только ЗАКС проголосует за дополнительный налог и внебюджетный фонд шахтерам, мы снимем людей с рельс.