Круги на воде - Яна Эдгаровна Ткачёва

– Заметь: я не прошу свое слово назад! – я начал снова раздражаться. Злость красной пеленой застлала глаза. – Лишь хочу знать, что произошло!

– Ты принял в себя силу волка вместе с его сердцем, – объяснил Велес так, словно интересовался, не хочу ли я выпить отвар трав. – Теперь при следующей же полной луне ты переродишься. И обряд будет до конца завершен… мы так думаем.

– Вы… думаете? – с неверием спросил я. – Но точно не знаете?

– Ты первый в своем роде, – развел руками Велес. – Никто никогда не делал такого прежде.

– Я всегда буду… зверем?.. – убито прошептал я.

– О нет-нет-нет, – бог, взметнув полы плаща, устроился рядом с Каленом. – Позже, когда научишься владеть своей силой, сможешь превращаться по желанию. Именно так я задумывал. Но пока… боюсь, обороты будут спонтанными.

– Что? – незнакомые слова пугали и злили меня.

– Ты не сможешь управлять этим, – разъяснил Велес. – Пока не научишься брать злость и ярость, охватывающие тебя, под контроль. Не беспокойся, Кален и Мара научат. Мы слишком долго ждали подходящий экземп… достойного не для того, чтобы бросить его с этим один на один.

– Да уж, долго – не то слово, – хмыкнул Кален. – Четыреста лет тут торчали. Мара чуть с ума не сошла, но у нее хотя бы была другая… работа.

– Четыреста лет? – я помнил, что уже слышал это, но решил, что это была часть горячечного бреда.

– Да, ты оказался первым, кто откликнулся на Зов, – внезапно снова заговорила Мара.

Я не слышал, как она появилась, и повернул голову ко входу в чум. Несмотря на суматоху после битвы с волком, Калена мне удалось разглядеть, но Мару я не запомнил вовсе. Она была очень молода, черноволоса, маленького роста и одета не по погоде. Легкое белое платье развевалось, а на руках красовались перчатки. Я знал, что такие носят в Столице для красоты, – но зачем перчатки здесь? Глаза девушки смотрели прямо перед собой. Она была слепа.

– Вы пытались сделать это и до меня? – спросил я, хотя ответ был ясен.

– Конечно, не по лесам же мы здесь гуляли столько времени, – хихикнула она. – В такой-то холод.

– Некоторые, как твой дед, были глухи к Зову, – продолжил Кален. – Другие же, как твой отец, – слишком восприимчивы.

– Вы… знаете, что случилось… с отцом? – внезапно севшим голосом прошептал я.

– Да, – Кален отвел глаза. – Зов свел его с ума, и он шагнул за край.

– Что за Зов? – я не понимал значение, которое они вкладывали в это слово.

– Велес прислал нас сюда очень давно, – пояснил Кален. – И начал Зов. Вам, смертным, он кажется голосом леса. Ведь лес говорит с тобой, Улак.

– Лес говорил и с моим дедом, – буркнул я, не желая признавать, что в детстве думал, что голос леса слышат все. Да и вовсе не вкладывал в него что-то мистическое.

– О нет, – ухмыльнулся Кален. – Твой дед был просто опытным охотником. Ты первый, кто услышал Зов и остался в своем уме.

Я не знал, чего мне хотелось больше – засмеяться или ударить этого почти седого молодого парня. Во что я ввязался? «Что, Улак? – сказал голос деда в моей голове. – Думал, получишь назад жизнь почти у самой черты, а платить не придется?» Кроме как на себя, пенять не на кого. Раз они пытались столько лет, подходящий остолоп обязательно бы нашелся – вопрос времени. Если для них четыре столетия – лишь досадная задержка, они добились бы своего в любом случае.

– Так что мне придется делать? – я впился глазами в лицо Велеса. – Какова цена моей новой жизни?

– Ты мне нравишься, Улак, – засмеялся бог. – Не зря Зов выбрал тебя. Пока что тебе нужно понять природу своей силы. После мы создадим армию тебе подобных.

– Что? – сипло прошептал я, холодея от ужаса.

– А какой толк от одного создания, хоть бы и очень сильного? – Велес удивленно приподнял брови.

– Мы будем стеречь здесь людей… тысячелетиями? – я так и не понял, что он задумал.

– Нет, что ты, – благодушно усмехнулся бог. – Думаю, после тебя всё будет гораздо проще. Но мы увидим это… позже. А твоей задачей будет, как и обычно, вести людей за собой.

– В бой? – прошептал я.

– Не в тот бой, который ты представляешь, – загадочно ответил Велес. – Не все битвы ведутся на поле брани. Иногда война бывает… скрытой.

Я так ничего и не понял толком, кроме одного. Я нанялся на вечную службу к богу, о котором знал очень мало и поверхностно, хоть и поклонялся ему с самого детства, как и мой отец, и отец моего отца, и отец отца моего отца. Рвать на себе волосы было поздно: сделка совершена. Я дал слово, и мне его держать, дабы не опорочить честь рода. Но впереди много-много времени, чтобы разгадать все тайны и смыслы того, что сейчас непонятно. Я не хотел быть просто послушной куклой в чужих руках. Я желал знать, за что и против кого буду сражаться. Хотя, вспоминая легенду, рассказанную Марой во время моего бреда, начал догадываться. Но сейчас меня мало волновала судьба мироздания. Мои заботы были куда и куда мельче тех, что беспокоят богов. Но составляли весь мой маленький мирок.

– Я должен увидеть семью, – я постарался, чтобы голос звучал так же властно, как у Велеса. – Жена с ума сойдет, когда я не вернусь с охоты. Она должна знать, что я жив.

– После полной луны, – отрезал Велес. – Когда станешь безопасен для нее.

И как бы я ни хотел спорить, но безопасность Уллы и детей была на первом месте. С этого дня я начал делать зарубки на опоре чума, отмеряя дни до полнолуния и первого превращения.

7. Год 445 от Великого Раскола

Дни потекли один за другим, смазываясь в мутное пятно. Какое-то время (если судить по наступлению темноты, то прошло шесть дней) я промаялся на шкурах. Это нельзя было назвать болью: вряд ли после обряда неприятные ощущения тела могут принести мучения, но было неудобно ощущать себя беспомощным. Я исходил по́том, порой метался в бреду, страдая от наваждения, будто тело мое принадлежит кому-то другому. С рассветом кости начинало ломить, а мышцы деревенели. Бывало, я не мог пошевелиться несколько часов. Но вот лихорадка отступила, и на седьмой день я поднялся со шкур. Ноги мелко противно тряслись, и я сделал два неуверенных шага, после чего повалился на скамью.

– Привыкнешь, – пообещала Мара и протянула чашу с дымящимся питьем.

– Очень надеюсь, – я ненавидел ощущение беспомощности.

Травы оказались отвратительными, и я еле подавил рвоту после первого же глотка, хотя желудок был пустым: я не ел ничего тяжелее жидкой бурды, которую вливала мне в рот Мара, пока метался в горячке. Кален исчез. Я не спрашивал куда, а девушка не говорила. По ночам иногда я видел силуэт