Конь и всадник (пути и судьбы) - Вера Ковалевская

Л. Мровели рисует картины опустошений, произведенных скифами в Закавказье и Передней Азии, очень близкие к сведениям Геродота. Воспользовавшись сложностью во взаимоотношениях крупнейших государств Передней Азии, о которых говорилось выше, скифы хватили большую добычу во время военных действий. Казалось бы, им следовало возвращаться на родину нагруженными богатой добычей, ведя за собой рабов и награбленный скот, в причерноморские и предкавказские степи, где остались их древние могилы, отцы, жены и дети, стада и табуны. Но, как писал Климент Александрийский: «Взяв коня и сев на него, скиф несется куда хочет» [10, II.596].

Движение скифов стало поступательным, все новые города манили их вперед и вперед, и горе тем мирным земледельческим поселениям, которые оказывались у них на пути.

События 674-672 гг. до н. э. застают скифов в центральной части Передней Азии, в окрестностях озера Урмия, на территории маннейцев. Возможно, они прикочевывали сюда из районов в междуречье Ара и Куры, где условия жизни были очень похожи на те, к которым они привыкли у себя на родине. Пришли сюда, на наш взгляд, они, как и киммерийцы, со всем своим родом-племенем и стадами, которые они умножали в результате успешных походов. В последующие времена за этой территорией закрепилось название Сакасена (Сакашена). Скорее всего, как полагаю Р. Гиршман, И. М. Дьяконов, М. И. Артамонов и ряд других исследователей [28; 29; 65], они появились здесь в 70-х годах VII в. до н. э.

Тот факт, что в запросах к богу Шамашу Асархаддон называет Партатуа царем «страны скифов», npeдполагает хотя бы примерное знакомство Ассирии с территорией этой страны. Дипломатический брак также представлял выгоду для скифов именно в том случае, если они оставались в Передней Азии, да и Ассирия могла пойти на это, поскольку была заинтересована в таком соседе-союзнике, который сможет нейтрализовать или отвлечь силами своих конных всадников ее противников. Доказательством длительности пребывания скифов на территории Маннейского царства Р. Гиршман считает находку в Зивийе (Саккызский клад), относящуюся к рубежу VII-VI вв. до н. э., где наряду со скифскими и маннейскими по происхождению вещами были найдены более ранние ассирийские предметы.

Видимо, с помощью скифов ассирийцы подчинили царство Табал, находящееся «в лесах и непроходимых горах». Ему ассирийцы установили дань в виде «больших лошадей» [7, 3, 236]. Последнее для нас особенно интересно. Ведь на ассирийских рельефах мы не можем выделить по экстерьеру верховых и колесничных лошадей и соответственно не имеем оснований для вывода о появлении упряжных и верховых пород. Приведенные слова текста позволяют сделать такой вывод.

Об усилении положения Ассирии мы можем судить по тому, что впервые царь Урарту стал называть себя не братом, но сыном царя Ассирии.

К сожалению, Геродот не говорит нам о падении Ниневии и гибели Ассирии, владычество которой, по его словам, длилось 520 лет. Восполнить этот пробел «отца истории» помогают нам данные археологов, обнаруживших, в частности, в стенах и у подножия стен разрушенных ассирийских крепостей скифские стрелы. Войска Ассирии не смогли противостоять более сильной мидийской и скифской коннице; ассирийская знать, жречество и купцы, нажившиеся за многовековое господство Ассирии, вызывали ненависть как в самой стране, так и за ее пределами. Ее противники сплотились в коалицию во главе с Вавилоном, который имел в своем активе длительную традицию владычества в Передней Азии и который даже в пределах Ассирии занимал особое положение. Во главе движения стал Набопаласар, халдей, который находился ранее на ассирийской службе и защищал интересы жрецов и торгово-ростовщических кругов, знати и войска.

В союзе с Вавилоном выступила Мидия со своим царем Киаксаром, которому она обязана многими блестящими победами и упрочением своего положения в Передней Азии. В начале антиассирийского движения, вернее, именно в переломный его момент, «верные своей политике союза с сильнейшим», как писал об этом Р. Гиршман [188], скифы, по-видимому, вышли из ассирийского союза, где остались Урарту, Манна и Египет, и вступили в коалицию, что и привело к успеху[8].

Различные источники воссоздают эпизоды участия конницы скифов в нападениях на Ниневию, Сирию, Каркемыш. «На улицах безумствуют колесницы, теснят друг друга на площадях; с виду они как факелы, мечутся как молнии; он выкликает бойцов своих — они спотыкаются на ходу: спешат на крепостную стену его», — сообщает родившийся среди пленных иудеев в Ассирии Наум, описывая осаду Ниневии в мае-августе 612 г. до н. э. Не менее яркие образы дают нам иные библейские источники: «Солнце и Луна остановились на месте своем пред светом летающих стрел твоих, перед сиянием сверкающих копьев твоих» [Аввакум, 3.11]; «видел ночью, вот муж сел на коня рыжего, стоящего между горами осеняющими, и за ним кони рыжие, и серые, и пегие [пестрые], и белые» [1.18]. Очевидцы событий рисуют нам близкую картину. Скифы — народ «дальний, крепкий, храбрый, великий, грозный, страшный», всегда он приходит с Севера, это «беда и великая погибель», поднимается он как облака, как буря, как наводняющий все страны поток. Сотрясается земля от топота копыт, ржания коней, шума сверкающих колесниц, которые вихрем мчатся по поверженным врагам. Крепконогие кони («копыта их как кремень») несутся как орлы, а всадники в багряных одеждах и латах, с червлеными щитами, несут смерть в своих колчанах, «твердых как гроб», заостренных стрелах, напряженных луках, блестящих копьях и пламенеющих мечах.

В войне Ассирии с коалицией все больше сказывалось то преимущество, которое конница давала в военных действиях. Поэтому ассирийцы, мидяне, маннейцы и скифы всячески совершенствовали свое конное искусство. Так, правитель Мидии Киаксар, по словам Геродота, «первым разделил азиатское войско на [боевые] отряды по родам оружия и каждому отряду — копьеносцам, лучникам и всадникам — приказал действовать самостоятельно. До этого все [войско] было перемешано в беспорядке» (Гер., I.103). Киаксар учел все преимущества коннострелковой тактики скифов и, как свидетельствует тот же Геродот, постарался учесть все ее достижения, отдав молодежь в обучение скифским лучникам. Поэтому находки скифских стрел не могут быть еще неопровержимым свидетельством скифской принадлежности. Мидяне и маннейцы также пользовались ими. Преимущество мидийской армии заключалось в том, что это был вооруженный свободный народ. Киаксар, очевидно, придал своему войску более регулярный характер, взяв все то лучшее, что отличало ассирийскую армию. Племенное ополчение, где родоплеменная принадлежность выступала на первое место, было заменено общемидийской армией, в которой войска делились на боевые единицы по роду оружия; последние объединялись в тактические соединения, составлявшие динамическую подвижную систему из определенных отрядов, имевших четкую функцию во время военных операций. Судя по событиям конца VII в. до н. э., эта армия, безусловно живо ощущавшая свое единство (что не было характерно уже для ассирийцев), оказалась знакомой с осадной техникой Ассирии и имела ряд типов стенобитных орудий, бывших на вооружении у последних. Недаром в это время, когда военные походы определяли направление истории, новые достижения в области вооружения и военной техники, так же как и конского снаряжения, сразу же делались достоянием широкого круга народов.

В ассирийской армии соотношение между различного типа воинами было примерно таково: на одну колесницу (в которой находилось от 2 до 4 человек) приходилось два всадника (из них один был вооружен луком, а другой — копьем и щитом) и четыре тяжело вооруженных пехотинца, а также восемь лучников, не считая инженерных отрядов с пехотинцами-саперами.

Основой боевого порядка было построение в центре колесниц, на флангах — всадников, а за колесницами всадников и нескольких рядов пехоты. Мидийские и скифские войска отличались, очевидно, более значительным удельным весом подразделений конных лучников, что давало отдельным отрядам большую мобильность, позволяло совершать неожиданные нападения на небольшие крепости и преследовать противника. В целом же осада крупных городов и крепостей, как всегда, требовала пехоты и саперов. Позднее персидский царь Кир I, имея в своей армии тяжелую конницу, с которой мы встречались уже у скифов, для обучения верховой езде ввел состязания в гладких скачках, где были важно не только то, какой всадник одержал победу, ни и на лошади какой породы. Сам царь Кир был выдающимся конником. Ксенофонт, описывая его бесчисленные охоты, которые Кир считал военным упражнением для всадников и лошадей, подчеркивает, что тренингу лошадей персы уделяли огромное внимание. В результате персидские кони долго не имели себе равны среди других пород. Во время похода в Грецию персидский царь Ксеркс «устроил конские состязания своих и фессалийских коней (он слышал, что фессалийская конница — лучшая в Элладе). Тут эллинские кони, конечно, остались далеко позади» (Гер., VII.196). Здесь мы видим уже другой, созвучный нашему времени, подход к состязаниям как проверке преимуществ тех или иных конских пород.